Джоан Коллинз - Любовь, страсть, ненависть
После напряженных дискуссий с управлением цензуры, со Скрофо, Франковичами и с самой Доминик Ник понял, как надо снимать, чтобы сцена была эротичной и чувственной, но открыто не показывала запретные части тела Доминик. Очертания ее прекрасного тела должны были как бы выступать из дымки, с большого расстояния. Для полной безопасности следующей ночью эту сцену должны были снимать еще раз, но уже одев на Доминик бикини.
Агата что-то тарахтела, пока Доминик готовилась к первому дублю. Совершенно не стесняясь, она стояла обнаженная перед Агатой, и той пришлось отвести взгляд, когда девушка-гримерша стала накладывать водостойкий грим на соски Доминик. Ее груди были твердыми и упругими, а соски темно-розовыми. Гримерша пыталась с помощью губки скрыть их цвет, чтобы они не попадали в камеру, которая будет стоять на корабле в лагуне, в двухстах метрах от берега.
Доминик нравились прикосновения мягкой губки, она думала о том, как проведет сегодня вечером время с Джулианом в перерывах между съемками. У них обоих были каюты на корабле, и она была уверена, что, как только они снимут первый дубль, он обязательно возбудится. Доминик задрожала от ожидания, чувствуя, что возбуждается от мыслей об их близости.
Глядя в большое зеркало, она любовалась своим отражением. У нее был гладкий плоский живот, а черные волосы на лобке костюмерша заклеила маленьким кусочкам ткани телесного цвета. Это было не уступкой скромности (ее просто не существовало), а мерой предосторожности, чтобы уберечь отснятый материал от возможного гнева цензора.
Раздался резкий стук в дверь, и голос Блуи протрубил:
– Как твои дела, Доминик?
– Я готова, – весело ответила она, откинув волосы на плечи и улыбаясь своему отражению. Агата еще раз украдкой взглянула на свою подопечную. У девушки, без всякого сомнения, были совершенные формы. Она очень повзрослела за те несколько месяцев, которые прошли с тех пор, как они покинули Сен-Тропез. Теперь это была не школьница, а созревшая молодая женщина. Агата почувствовала, как на нее накатилась волна ревности: она представила себе, что должен был чувствовать Джулиан, когда впервые увидел обнаженную Доминик. Она содрогнулась. Ей не хотелось даже думать об атом.
Костюмерша обернула Доминик широким цветастым саронгом,[10] и она сразу же бросилась на пляж, где на песке была установлена маленькая палатка.
Там ее уже ждал Ник.
– Все в порядке, Доминик? Ты выглядишь великолепно, дорогая. Как ты себя чувствуешь?
– Превосходно, Ник, превосходно. Я так взволнована и могу, кажется, сделать все что угодно.
– Ты уверена, что действительно согласна сниматься раздетой?
– Конечно, – рассмеялась Доминик. – Без одежды мы все выглядим одинаково. Для меня это не имеет никакого значения, Ник. Даже меньше. Я думаю, сцена от этого только выиграет, будет более, как вы говорите, эротичной, да?
– Да, эротичной. – Он широко улыбнулся, восхищаясь искренностью девушки и ее жизнерадостностью. Да, они правильно сделали, выбрав Доминик. Она прирожденная звезда. Казалось, ее сексуальность с каждым днем становится все сильнее. – О'кей, я иду на корабль. Жди к палатке, пока я не скажу «поехали». Затем ты медленно выходишь, оглядываешься вокруг, не смотрит ли охранник. Подходя к воде, ты сбрасываешь свое одеяние, и медленно, очень медленно входишь в воду. Все это время ты с волнением и страстью смотришь на корабль. Ты страстно хочешь увидеть Кортеса. Теперь покажи мне, как ты все это сделаешь.
Здесь же, в палатке, Доминик повторила все, что он сказал, и довольный Ник поцеловал ее в щеку.
– Ни пуха, ни пера, малышка. Ты будешь просто великолепна. Если у тебя вдруг начнутся судороги, когда ты поплывешь, ты только крикни, у нас здесь вокруг полно водолазов. Так что ты в полной безопасности.
– Я знаю, – улыбнулась она. – Я хорошо плаваю, Ник, не забывай, я из Сен-Тропеза.
Улыбнувшись в душе, Ник вернулся на катер, который доставил его к величественной шхуне шестнадцатого века с гордо возвышающимися мачтами. Если верить чутью, должна получиться неплохая сцена.
Съемочная группа устроилась на палубе, и, когда Ник подошел к осветителю, чтобы посоветоваться с ними, его остановил Крофт.
– Дружище, мне надо поговорить с вами, – неожиданно дружелюбным тоном сказал итальянец, дотронувшись до руки Ника.
Ник отшатнулся от него, как от змеи, и сказал:
– Хорошо, давайте спустимся в мою каюту.
В своей тесной каюте Ник кивнул Крофту на стул. Не обращая внимания на итальянца, он стоял, сунув руки в карманы, и обдумывал сценарий.
– Я о той сцене, которую мы собираемся снимать, – начал Умберто.
– Что такое? – резко сказал Ник. – Студия в основном согласна с этой сценой, так в чем же дело, малыш Хьюби? – Он не мог сдержать иронии, не мог заставить себя смотреть на эту мерзкую тварь.
– Я хочу точно знать, как вы собираетесь снимать ее, чтобы не повредить репутации Доминик, – сказал Умберто. – Она юна и не должна выставляться голой напоказ перед всей съемочной группой. Я хочу, чтобы вы все вели себя по-джентльменски.
Ник поднял брови.
– С каких это пор ты стал моралистом? – усмехнулся он. – С каких это пор ты знаешь, как должен себя вести джентльмен? Я не думаю, что тебя волнует репутация Доминик. Я полагаю, что у тебя насчет нее совершенно другие планы.
– Что ты этим хочешь сказать? – прохрипел итальянец.
– Ничего, ничего, – сказал Ник, невинно глядя в свой сценарий, – у тебя, малыш Хьюби, тоже есть член, не так ли?
– Послушай, ты, дерьмо. – Умберто встал, и его огромное тело, окутанное клубами сигарного дыма, заполнило всю крошечную каюту. – Чтобы больше таких наездов не было, я все-таки продюсер этой чертовой картины, нравится тебе это или нет, греческое дерьмо. Вот. – Он бросил на стол скомканную телеграмму. – Прочти это.
Ник взял клочок бумаги и прочитал: «Управление цензуры чрезвычайно озабочено тчк несмотря на согласие пропустить сцену с обнаженным телом необходимо чтобы любые снятые кадры дубли и прочее не содержали непристойного положения тел визави или непристойных кадров с девушкой тчк там но знают что она несовершеннолетняя тчк позаботься обо всем тчк пока что картина великолепна но нам нужна эта сцена сделай ее хорошо тчк с уважением Макополис».
– У меня уже есть копия этой телеграммы, – сказал Ник, возвращая бланк Умберто. – Вчера и весь сегодняшний день я провел на корабле с оператором, осветителем, Доминик и ее дублершей. Мы тщательно прошлись по каждому кадру. Если возникнет хоть малейшая опасность, что будет видна грудь или что-нибудь еще, мы прикроем ее парусом или другими декорациями. Удовлетворяет ли это твою стыдливость, малыш Хьюби?
