Гленн О'Брайен - Фактор внешности
— Я не убивал Каза…
Я осекся на полуслове, вспомнив, что Ротти терпеть не может его имя. Смешно, нелепо, ведь меня обвиняют в убийстве ее главного врага, а я все боялся рассердить свою начальницу.
— Я знаю, что ты не убивал его. Он сам во всем виноват, чертова задница, похотливый козел! И с чего все так всполошились по поводу его смерти? Кто он вообще такой?
— Я думал, вы сами считали его исчадием ада, — заметил я.
— Никакого ада не существует. Есть только Бог, который играет с нами в свои игры.
— Когда он напивается?
— Именно. — Она кивнула мне и улыбнулась: — Какого черта ты делал в его доме? Что тебе там понадобилось?
— Разве вы не посылали меня кое-что поискать? Я рассчитывал обнаружить что-нибудь нужное или стащить у него компромат на наших людей.
— Он никогда не был удачным шантажистом, — возразила Ротти.
— Но он посадил Киттен на героин.
— Прошу тебя, не говори чепуху. Киттен потребляла героин еще до того, как мы взяли ее в агентство. Ты что, сразу не разглядел, какие у нее огромные и блестящие глаза?
— Серьезно?
— Да. Эти ангелочки вовсе не такие святые, как ты думаешь. Мы делаем для них все, что можем. Но кому-то это не помогает. А некоторые все же становятся приличными людьми. Насчет Киттен я никогда особенно не беспокоилась. У нее есть стержень, и еще какой — железобетонный! Тщеславие — вот что спасет ее от падения в пропасть. А тех, у кого нет даже этого, как мы можем удержать их, Чарли?
Риторический вопрос. На него можно не отвечать. Но Роттвейлер будто ожидала от меня каких-то комментариев. Возможно, намекала на то, что не может спасти меня, потому что я тщеславен. Ротти курила и смотрела на меня не отрываясь.
— Так кто его убил? — спросила она, наконец.
Я положил перед ней конверт с фотографиями. Она открыла его и принялась изучать снимки. На ее лице ничего не отражалось — ни волнения, ни удивления.
— Откуда ты их взял?
— Это я снимал.
— А дальше что?
— Убежал, они стреляли в меня.
— Они?
— Казанова, — ответил я, подумав полминуты. — И этот парень в маске.
— Ты знаешь, кто это?
— Знаю.
Она продолжала курить, приглядываясь ко мне.
— Дурак.
— Я знаю.
— Не ты. А люди, которые напяливают идиотские тряпки и занимаются этим грязным идиотизмом. Думают, что это секс. Но это не секс! Это суррогат для тех, кто не может заниматься сексом, а хочет только болтать о нем.
— Как вы считаете, снимки послужат для меня оправданием?
Роттвейлер рассмеялась:
— Хороший вопрос.
Она надела очки и поднесла снимки поближе к лицу, чтобы рассмотреть их.
— Господи, это же Зули! Кто еще их видел?
— Барт Мастерсон готовил их по моей просьбе. Я сам принес их ему перед арестом.
— Барт Мастерсон! Он отлично знает, что если скажет правду, его карьере конец. Посмотрим, что решит Пэт Мюррей.
— Мюррей! Он думает, что я виновен.
— Он знает, что ты не убивал.
— Я так не считаю. Он разговаривает со мной так, будто я виновен. Откуда вы знаете, что он так не думает?
— Я с ним говорила.
— Тогда почему он со мной обращается как с преступником?
— Потому что привык работать с преступниками, он адвокат по уголовным делам.
— Он что, и со Сьюзан так себя вел?
— К Сьюзан он был неравнодушен. Но до тебя ему нет никакого дела.
— Тогда с чего вы взяли, что он не считает меня виновным?
— Он сам мне сказал.
— Но почему он не стал слушать мой рассказ?
— Опасался, что это может повредить.
— Кому?
— Мне.
— Вам?
— Кто больше всех желал смерти Казанове? Возможно, он считает, что это я подослала тебя убить его.
— Но почему я должен был это сделать? С какой стати?
Роттвейлер улыбнулась своей обычной хитрой двусмысленной улыбкой:
— Потому что я очень-очень тебя попросила.
Я рассмеялся так весело, как не смеялся с минуты моего заключения.
— Господи, ведь я столько раз повторяла, что хочу убить его! — призналась Ротти.
— Вы никогда не называли его по имени.
— Разумеется, я не хотела афишировать, что желаю смерти кому-то. О таких вещах не говорят. К тому же после истории с Юшкой я не хотела даже слышать его имени. — Ротти снова надела очки, и мы вместе стали разглядывать снимки.
И вдруг я понял, что на них запечатлено что-то еще… какой-то другой человек. Он тоже был в маске, но с прорезями для глаз. Я не мог различить, кто это, поскольку он стоял в тени, на нем тоже была одежда из кожи и цепь.
— Посмотрите, там есть еще кто-то! — Я ткнул пальцем в фотографию.
— Господи, Гарри! — воскликнула Роттвейлер.
— Гарри?
— Я узнаю эти глаза. Видишь? Он наблюдал за ними.
Меня так и не обвинили публично. Даже в «Таймс» про меня не написали как про убийцу. В выпусках новостей в обтекаемой форме передали сообщение о том, что Казанова скончался не от полученного ранения, а от инфаркта. К тому же в его крови была обнаружена огромная концентрация кокаина, а на теле найдены следы спермы, но не его и тем более не моей.
Я категорически отказался ехать в офис, а Роттвейлер не стала настаивать и сама выступила перед журналистами, потребовав, чтобы никто не называл меня виновным в гибели Казановы. Для меня же она подыскала и сняла дом на острове Мастик на пару недель, уединенный, чтобы никто не смел тревожить меня.
— Поезжай, развлекись и отдохни. Тебе надо набраться сил, — велела она.
— Это мое вознаграждение за убийство, — пошутил я.
Она рассмеялась.
Когда ей доставили купленное недавно полотно Франца Клайна, она тут же спросила мое мнение.
— Она тебе нравится? — Ротти указала на картину.
— Конечно. Это шедевр.
И тут я вспомнил, где я видел ее раньше, — в галерее Баллкиана.
— Вы ее купили? Она стоит немыслимых денег.
— Я взяла ее в аренду, — невозмутимо пояснила Роттвейлер. — А это для тебя.
Я открыл поданную мне упаковку и обнаружил миниатюру Сэма Фрэнсиса.
— Это тоже в аренду?
— Нет, это в подарок. — Она улыбнулась и закурила.
Я понимал, что моя карьера в мире моды окончена. Но от дома на Мастике отказываться не стал. Пригласил в гости Романа, и он с удовольствием приехал. В аэропорту я зашел в магазин — купить что-нибудь почитать в самолете. Всюду на полках красовались журналы, где, одна другой красочнее, рассказывалась история убийства Казановы.
Рядом со мной стояли две девочки, одна шести, другая восьми лет. Они смотрели журналы. Та, что постарше, указала на обложку «Вог».
— Это Сьюзан Тоссейн, — сказала она, — самая красивая девушка в мире.
