Барбара Вуд - За пеленой надежды
— Я имела в виду во время операции.
— Подождем, что скажет Сэм.
Сондра согласно кивнула.
— Он действительно очень хороший врач, — торопливо заверила Мики. — Я видела результаты его операций.
Сондра снова кивнула.
Мики смотрела в эти янтарные, неподвижные глаза и чувствовала, что вздрагивает от тревоги. Насколько Сондра устойчива? Внешне она казалась спокойной, смирившейся со случившимся. Со дня трагедии прошло девять месяцев, девять месяцев на то, чтобы привыкнуть справляться с новой ситуацией. Но справлялась ли она? А что если внешний вид лишь тонкая маска, а внутри она слаба и находится на грани срыва? Что Сондра ждет от Сэма Пенрода? Какие чудеса ей грезятся? А что если у него ничего не получится?
Теперь Мики впервые позволила себе прямо взглянуть на руки Сондры. Словно два свертка, сулящих беду, они лежали на коленях — забинтованные от локтя расширяющимися слоями белой марли, они походили на два факела. Мики чувствовала, что ее тревога растет. Что под всеми этими бинтами? Какой кошмар скрывает Сондра?
— Что ты будешь делать после операции? — вдруг спросила Мики. — Вернешься в миссию?
— Да, — последовал твердый ответ. — Моя жизнь там. Родди там. И Дерри там. Вот почему я ничего не сказала родителям. Они стали бы умолять, чтобы мы переехали к ним в Финикс, а я не могла бы согласиться на это, не могла бы вынести, что со мной обращаются, как с инвалидом. Я хочу продолжать работу. Мики, — Сондра подалась вперед и серьезно сказала: — Я хочу снова заниматься медициной.
Шум весеннего дождя за окнами усиливался. В камине затрещал уголь, и в трубу полетел сноп искр.
Сондра передвинулась на край стула. Ее голос звучал страстно, взгляд был напряженным.
— Мики, — сказала она. — Дерри был моей жизнью. Только его я желала, только ради него я жила. Я нашла его в конце своих странствий. С Дерри я чувствовала себя так, будто вернулась домой. Нет средства, которое могло бы унять мою боль. Каждая частичка моего тела плачет по Дерри. Признаюсь, были дни, мрачные, ужасные дни, когда мне хотелось покинуть этот мир и быть вместе с Дерри. Но теперь я знаю, что мне следует делать. Я должна продолжить то, что он начал в миссии. Мики, его смерть не должна стать напрасной. Мне надо жить ради Дерри и нашего сына.
Сондра умолкла, наклонилась вперед, протянула забинтованную руку и положила ее на колено подруги.
— Мики, я хочу, чтобы ты сделала эту операцию, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты вернула мне мои руки.
— Я не могу, — прошептала Мики.
— Почему? Я помню, что на Гавайях ты часто оперировала руки.
— С тех пор я этим почти не занимаюсь. — Мики вернула Сондре ее руку и встала. Она подошла к камину, на котором в оловянной оправе стоял небольшой портрет Джейсона, взяла кочергу и помешала горевшие поленья. Затем положила кочергу и повернулась к Сондре. — Прошло много времени с тех пор, как я занималась чем-то подобным. Я отошла от этого. Теперь я восстанавливаю лица и грудь. Я не хотела этого, но со временем моя практика приобрела в основном косметический характер.
Сондра долго и внимательно смотрела на свою подругу.
— Да, я понимаю, — наконец сказала она. — Мы все изменились, правда? Пусть Сэм Пенрод сделает эту операцию. А теперь не хочешь взглянуть на мои руки?
Сондра подняла свои перевязанные руки.
Мики подошла к стоявшему в углу круглому столику из вишневого дерева. Из маленького ящика она достала тупые ножницы. Затем вернулась, подтянула к себе украшенную вышивкой скамеечку для ног, уселась на нее и спокойно взяла одну из клешней Сондры. Ножницы подрагивали, пока она разрезала марлю. Мики не хотела смотреть, не хотела видеть. Как врач, последние тринадцать лет всецело занимавшаяся сложной, упрямой человеческой плотью и происходившими с нею гротескными изменениями, как пластический хирург, натренированный глаз которого видел трагические и подающие надежду случаи, Мики Лонг-Батлер знала, что ничто из виденного ею в прошлом и близко не может сравниться с этим.
С руками Сондры.
— Ты знаешь, где находится «Морская уточка?» — голос Джонатана в телефонной трубке звучал, как и четырнадцать лет назад.
Да, Мики знала, где это. С тех пор как городок Венеция перестроили, заменив питейные заведения и склады элегантными кооперативными зданиями, состоятельный класс освоил этот участок побережья между Санта-Моникой и Марина-дель-Рей. На пляже оборудовали игровую площадку с дорожками для велосипедов, лавочками, где продают кренделя, катками для любителей роликовых коньков, классными маленькими кафе у тротуаров, где за баснословные деньги угощали почти холодной едой. «Морская уточка» находилась в одном квартале от причала.
Им потребовалось четыре месяца, чтобы встретиться, и не потому, что оба не хотели этого, а из-за несовпадения графиков работы: когда Джонатан был свободен, Мики оказывалась занятой, и наоборот. В памяти воскресло старое время, когда они никак не могли согласовать графики и наладить отношения. Сейчас они в телефонном разговоре смеялись над этим.
Мики надеялась, что сегодня они будут смеяться, что все закончится лишь приятным обедом двух старых друзей, наверстывающих упущенные годы и вспоминающих все хорошее, что было в прошлом.
Он уже пришел и сидел за маленьким круглым столиком на огороженном пространстве перед «Морской уточкой». Каждый раз, когда Мики приходила сюда вместе с Гаррисоном, им приходилось сидеть на скамье и ждать, пока их позовут за освободившийся стол. А до того они целый час сидели и смотрели на проходивших мимо людей. В конце недели «Морская уточка» всегда была переполнена, обычно завсегдатаями, приезжавшими на «порше» и «феррари». Сегодня здесь было не больше народу, чем на пляже и променаде. Джонатан сидел в одиночестве.
— Привет. Я не опоздала? — спросила она, заходя за ограду из кованого железа.
Он вскочил на ноги:
— Нет, это я рано пришел.
Этим утром Джонатан выглядел моложе, чем на рождественской вечеринке. На нем были джинсы и голубая батистовая рубашка. Эта одежда напоминала Мики парня, который разгуливал по больнице Св. Екатерины с кинокамерой на плече. Он взял ее руку:
— Мики, — голос звучал нежно, как много лет назад.
Сев за маленький столик, она заметила лежавший на клетчатой скатерти пакет, завернутый в золотистую фольгу и перевязанный серебристой лентой. Джонатан говорил, что приготовил ей подарок, но ей не пришло в голову, что он имел в виду нечто материальное. Но Мики сама не знала, чего ожидает.
— Я заказал «шабли», — сказал он, садясь напротив нее. — Надеюсь, я правильно сделал.
