Фред Стюарт - Остров Эллис
Надвинув на голову котелок, он вышел из галереи.
Ванесса, узнав об этом, пришла в ужас.
Когда Уна позвонила и рассказала ей об ультиматуме Фиппса, сразу же после того, как он покинул галерею, Ванесса прямо у телефона разразилась слезами.
— Он догадался, — рыдала она. — Я знала, что он догадается… О, Господи! Что же нам теперь делать?
— Мы поедем ко мне в Провинстаун и там все обдумаем, — сказала твердо Уна.
— Да, что тут обдумывать? Я люблю его! Я не хочу, чтобы он возненавидел меня…
— Ты не любишь меня?
— Люблю. Но это совсем другое.
— Другое? — взорвалась Уна, теряя привычный контроль над собой. — Не собираешься же ты позволить этому человеку диктовать тебе, как устраивать свою жизнь? Что важнее — его деньги или твое самоуважение?
— Не пугай меня, Уна.
— Это твой отец запугивает меня, но у меня хватит мужества противостоять ему! При всех твоих рассуждениях о социализме, когда дело доходит до каких-то конкретных изменений на жизненном пути, ты боишься рискнуть лишиться наследства! Разве нет? Зачем же мне рисковать потерять свою галерею из-за кого-то, подобного тебе, не имеющего смелости посмотреть правде в глаза и понять, кто же она такая? До свидания!
И она бросила трубку.
Закурив сигарету, она стала ждать. Как она и предполагала, через четыре минуты зазвонил телефон. Она сняла трубку.
— Да?
Это была Ванесса в совершенно подавленном состоянии.
— Уна, прости меня, — рыдала она. — Боже мой, я совершенно не знаю, что делать.
— Все очень просто, дорогая. Либо ты остаешься при всем том, что у тебя есть: замужем за человеком, которого ты не выносишь; остаешься Мисс Единственная Прямая Наследница Богатого Состояния на всю оставшуюся жизнь, поклоняясь своему папочке и всему тому репрессивному аппарату, за который он стоит горой. Или ты едешь со мной в Провинстаун, посвящаешь себя своему искусству и своему таланту и ведешь тот образ жизни, который нравится тебе, то есть, становишься зрелой взрослой личностью. Твой отец просто-напросто блефует.
— Ты так думаешь?
— Разумеется.
— У меня нет такой уверенности…
— Ох, Ванесса, да стань же ты, наконец, взрослой. Если ты хочешь быть со мной, встретимся сегодня в три часа на вокзале Пенсильвания и мы сможем попасть на бостонский поезд. Если же ты не хочешь быть со мной, тогда не стоит беспокоиться. Я считала, что между нами было что-то прекрасное, но теперь я в этом не очень уверена.
— Уна, это прекрасно! Я люблю тебя, и ты это знаешь. Но ты заставляешь меня принять ужасное решение.
— Все, что чего-нибудь в жизни стоит, требует того, чтобы на что-то решиться. В три часа на вокзале Пенн. Мне надо собрать вещи. И Ван…
— Да?
— Если ты не придешь, твоя дружба навсегда останется для меня самой дорогой. Навсегда.
Она повесила трубку и погасила сигарету. Она почти была уверена, что Ван приедет.
— Как это сюда попало? — спросила Ванесса, вытаскивая пистолет 22 калибра из одного из кухонных ящиков.
Уна, которая в этот момент ставила чайник, посмотрела на пистолет.
— Он принадлежит мистеру Эвенсу, у которого я снимаю этот коттедж. Он в некотором роде фанатик и убежден, что немцы собираются завоевывать Соединенные Штаты, приплыв сюда на подводных лодках. Как он говорил мне, он собирается встретить их и перестрелять.
— Какая дикость!
Ванесса снова положила револьвер в ящик и продолжила обследование маленького домика, расположенного в одном квартале от пляжа Провинстауна.
Красный коттедж был построен одним рыбаком в семнадцатом веке. Он поставил почтовый номер и отгородил участок забором из белого камня. В домике были кухня и гостиная с низким потолком на первом этаже. И две маленькие спальни с обустроенной удобствами двадцатого года ванной на втором, забраться куда можно было по почти абсолютно отвесной лестнице. Дом был обставлен отдельными подлинными предметами колониальной мебели и несколькими скульптурами в стиле модерн, привезенными Уной из Нью-Йорка. Но как бы ни было очаровательно это место, уже через час после приезда в Провинстаун Ванесса стала сожалеть о своем решении присоединиться к Уне.
Она действовала чисто импульсивно, никому, кроме воспитателя ее сына, не сказав, куда она едет, до смерти боясь встречи с отцом или мужем. Теперь она не переставала спрашивать себя, то ли это, чего она хотела? Стоило ли это потери любви ее отца? Стоило ли бросать сына? Стоило ли бросать всю ее прежнюю жизнь? После чая Уна поднялась и сказала:
— Пошли, дорогая, я проведу для тебя экскурсию по Провинстауну. Маленький городишко в конце Кейп Года стал уже колонией художников, летним домом для многих известных творческих личностей, оставаясь при этом рыбацким поселком.
Уна, снимавшая здесь коттедж уже два года и вполне освоившаяся, не очень беспокоилась о том, чтобы скрывать свой сексуальный выбор. Более того, она будто выставляла это напоказ, гордясь тем, что это вызывает у людей шок.
Когда обе женщины вышли из коттеджа и пошли по главной улице, то ни у кого не вызвало сомнений в каком качестве рядом с Уной оказалась Ванесса. И взгляды, которые бросали на них жители городка, выражали не только враждебность, но и презрение. Ванесса, привыкшая к тому, что с ней обращаются, как с принцессой, вся съежилась.
— Что они думают о нас? Как они нас воспринимают? — прошептала она Уне.
— Как любовников, — ответила Уна, как бы констатируя факт. — И пусть это тебя не волнует, моя дорогая. Они просто глупые, узкомыслящие люди.
«Да, — подумала Ванесса. — Но в этой стране практически все — узкомыслящие».
Они прошли еще пару кварталов, и тут двое соседских мальчишек пропели им что-то очень постыдное про лесбиянок. Это так ударило Ванессу, что она тут же вернулась домой.
— Ты должна игнорировать их! — сказала Уна, со злостью захлопнув дверь.
— Но я не могу, — ответила Ванесса, разразившись слезами. — Я чувствую себя какой-то ненормальной, каким-то уродом.
— В их глазах, мы — ненормальные. И что? Гордись тем, что ты ненормальная. Я горжусь!
— Но ты к этому привыкла, а я — нет. Это ужасно!
Уна, обняв ее, стала успокаивать.
— Все будет в порядке, — сказала она. — Вот увидишь. Может, для тебя будет лучше посидеть несколько дней дома?
— Как заключенная? — заметила Ванесса, утирая глаза. — А кем мы будем через сорок лет? Две скрюченные старые женщины, которые никогда не выходили из дома. И это тоже тебя нисколько не беспокоит?
