Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила

Айвар сел и закрыл руками лицо, его плечи содрогнулись.

— Ну вот, а я надеялась, что ты будешь рад, — вздохнула Налия, проведя по его волосам. — Ладно, поплачь если хочешь, это хоть какие-то признаки жизни. Только потом не забудь умыться и переодеться: ужин никто не отменял.

Ее тон все же подействовал на Айвара отрезвляюще и он усилием воли поднялся, снял несвежую рубашку и обтерся холодной водой, а потом примерил подарок Налии.

- Наконец, а я все ждала, когда ты ее наденешь, — сказала жена. — Вот что, Айвар, я очень хочу, чтобы сейчас ты меня услышал. В прошлом мы оба уже раскаялись и больше к этому нет смысла возвращаться, настоящее пока оставляет желать лучшего, но мы еще живы. И я сейчас не буду надоедать тебе всякой банальщиной, я только скажу, что непременно тебя вытащу. А ты просто доверься мне, хорошо?

Муж впервые за долгое время нежно и открыто посмотрел на нее и тихо ответил:

- Что же мне остается, милая. Хотя я бы предпочел, чтобы ты отдыхала.

Налия улыбнулась и обняла его за плечи, но тут Айвар внезапно почувствовал, что его, как он это называл, «повело». Боясь нового прилива боли, он обхватил талию жены, и от ее близости по коже пошли мурашки и болезненно заныло под животом. За два года Айвар основательно отвык от таких ощущений и даже не размышлял о том, вернутся ли они в его жизнь. Он подумал, что надо ее выпустить и как-то по-быстрому успокоить нервы, чтобы не волновать Налию еще больше, но тем не менее продолжал за нее держаться.

— Айвар, что это с тобой? — удивленно спросила Налия, заметив, что он избегал ее взгляда. Но за годы, прожитые вместе, супруги так изучили язык тела, выдающий все колебания души, что она быстро все поняла. Налия посмотрела ему в лицо и не удержалась от того, чтобы вызывающе потрогать его за бедра.

— О, Теклай, да никак уже ты решил меня порадовать? — спросила женщина с улыбкой. — А я так боялась, что перестала тебя привлекать...

Айвар наконец взглянул на нее и с трудом тоже улыбнулся. Приняв это за одобрительный знак, Налия усадила его рядом с собой на постель и стала расстегивать на нем рубашку. Однако он придержал жену за руку и мягко, но решительно произнес:

— Налия, не надо, пожалуйста.

— Да что такое, Айвар? У тебя что-то болит?

— И это тоже, но дело совсем в другом, — сказал Айвар, пытаясь собраться с мыслями. — Ну какая у нас сейчас может быть радость? Просто какая-то биологическая агония, бесконтрольное бурление гормонов на закате жизни. Природой же заведено, что надо сначала оставить потомство, нарастить популяцию, прежде чем помирать, и ей не объяснить, что у меня детей быть не может. А я так не хочу — чтобы это было как тупой инстинкт или жест отчаяния, после всего прекрасного, что мы пережили раньше.

— Ну ты и наговорил, Айвар, — усмехнулась Налия. — Больше похоже на то, что ты просто боишься осечки. Но зря: даже если у тебя долго не было практики, такой дар не растеряешь.

Она лукаво посмотрела на него, потерлась носом о его щеку, и он снова невольно улыбнулся.

— Другое дело! Что ты все усложняешь? — спросила Налия. — Какой еще «закат жизни»? Мы будем жить, и сейчас это для тебя самое лучшее лекарство. И потом, разве недостаточно того, что я твоя жена, что я соскучилась, и ты по мне тоже соскучился? Надо искать какую-то заумь?

Айвар невольно провел по ее плечам и приспустил с них легкую ткань платья, а Налия развязала шнуровку и оно сползло вниз, открыв ее полную налитую грудь. Распахнув на себе рубашку, Айвар прижал ее к открытой коже и стал с неожиданной жадностью целовать ее губы и шею, пахнущую родным экстрактом подмерзшего винограда. Когда он все же заставил себя отвлечься, остальное происходило очень быстро: они заперли дверь, расстелили поверх белья старое полотенце, помогли друг другу раздеться, заметив, что их тела, несмотря на все пережитые тяготы, еще оставались крепкими и красивыми. Даже в полутьме, разбавляемой полосками слабого света в щелях стен, они любовались этой знакомой наизусть красотой. Налия взяла свой любимый флакончик, смочила ладони и провела уже по его шее, плечам и торсу.

Они сближались неторопливо, постоянно обменивались взглядами и поцелуями, двигались в деликатном и красивом ритме, скорее убаюкивающем, нежели страстном. Но сейчас Айвар испытывал от этого необыкновенное удовольствие и не хотел спешить, он играл с ее кудрями, целовал грудь и живот и прикрывал глаза, когда она отвечала тем же самым, дразнила своим теплым дыханием и влажными губами. Их любимой игрой было оттягивание подступающего финала, которое постепенно становилось трудным и болезненным, но Айвару очень нравилась эта взаимная проверка на выдержку, казавшаяся ему наивысшей концентрацией обожания, чуть ли не победой сознания над телом. Оба давно знали, что внутренний импульс подскажет, когда эту игру можно прекратить, но им нравилось до последнего провоцировать обоюдными взглядами: «Не останавливайся», «Не останавливай»...

Потом он еще некоторое время укрывал ее собой, и Налия, вдыхая знакомый запах его волос, чувствовала прилив небывалого спокойствия. Наконец она поднялась, накинула за ширмой сорочку и пошла босиком по ковру к жаровне, в которой еще чуть тлели угольки. Айвар тоже оделся и снова улегся под плед — к ночи его всегда начинало знобить.

— Да, с ужином мы припозднились, но ничего страшного, — сказала жена, — сейчас я по-быстрому разогрею пирог.

— Спасибо, милая, что старалась, но мне вправду перед сном не стоит рисковать. Я поем утром, обещаю, а сейчас лучше налей просто горячего чаю с имбирем.

Подавая мужу аппетитно дымящуюся кружку, Налия осторожно сказала:

— Айвар, может быть, попробуешь сегодня не пить таблетки? Я подумала, что если начать понемногу снижать дозу, ты еще сможешь выздороветь.

— Милая, это так просто не делается: может быть, и получится, но не так, одним махом. Если я сейчас их не приму, то просто не смогу отключиться и непременно снова начнется рвота, а я не хочу тут пачкать и мешать тебе спать.

Женщина горько вздохнула:

— Айвар, а не хватит ли уже тебе быть удобным? Подумай наконец о себе!

— Я думаю о себе, Налия, не беспокойся, — произнес Айвар, без выражения всматриваясь в блики лунного света, которые проникали в щелистые стены. — С ужасом думаю...

Налия взглянула на него с болью. Он ощутил это даже в полумраке, ласково взял ее за руку и сказал с неожиданной твердостью:

— Ты лучше объясни, почему не сказала мне, что у тебя был цистит? Я бы давно тебя сводил к врачу, купил антибиотики или хоть лекарственные травы. И белье нужно другое, из нормального хлопка, а не какой-то непонятной смеси.

— Да, Айвар, ты и впрямь колдун! — усмехнулась Налия. — Только давай ты оставишь это для работы, а для меня все-таки будешь мужем? Идет? Да и вообще, ты же знаешь, что я никому не люблю жаловаться.

— То есть, в качестве мужа я о твоем здоровье знать не должен? — вздохнул Айвар. — Нежная мужская психика пострадает, или, не дай бог, потенция? Так вот я тебе открою один секрет, Налия: мужчина все может вынести! И ты, какая бы беда ни случилась, всегда будешь моей женщиной, моей повелительницей, моим суккубом...

— С нами ничего больше не случится, Айвар, — произнесла Налия убежденно и положила руку на его лоб.

От этого прохладного прикосновения ему показалось, что он снова ощутил веяние моря на кенийском побережье, парной дух сезона дождей, пропитанный землей и травой, хмельные переливы цветочных зарослей. И боль стала понемногу отступать.

14.Счастливый брак имеет свою цену

На следующее утро наступила уже привычная дурнота, но после умывания и кофе с корицей, который сварила Налия, Айвар вдруг с удивлением почувствовал, что ему снова чего-то хочется — печенья из бананов и моркови, мыла с приятным травяным или ягодным запахом вместо дегтярного, новой одежды, городского шума, спокойствия пальмовых рощ. А больше всего — лениво поваляться в постели с Налией, а потом перебраться в ванную и долго нежиться вместе в душистой воде. Увы, это пока было недоступно, но даже подобные мысли появились у него впервые за два года.