Мэри Берчелл - Ожидание счастья
— Это мистер Тиндрум, — донесся издалека голос Джулиана. — Не будете ли вы так любезны сказать мне, не оставлял ли я у вас вчера свой портсигар. Скорее всего, он лежит на столе в библиотеке. Золотой, с вензелем «Дж. Т.» в углу.
— Пойду посмотрю, — сказала Элисон.
— Минуточку. — Голос в трубке неожиданно изменился. — Кто это?
— Элисон, — назвалась она и тут же подумала, что, наверное, стоило сказать «мисс Эрлстон».
Однако собеседник, очевидно, придерживался противоположного мнения, потому что он с явным удовольствием повторил ее имя:
— Элисон! Я думал, тебя нет. Почему ты не в Суссексе вместе с тетей и Розали?
— Меня не позвали.
— Не позвали?! — В голосе прозвучала такая забота, что девушка закусила губу.
— Если ты подождешь минутку, я пойду погляжу, здесь ли твой портсигар.
— Хорошо.
По пути в библиотеку она думала: «А я и не знала, что он заходил к нам вчера. Должно быть, я как раз ходила к ювелиру за кольцами тетушки».
Портсигар преспокойненько лежал себе на столике. Элисон взяла его, прижала к груди и пошла назад к телефону.
— Алло! С ним все в порядке. Он у меня. — И неожиданно для самой себя она приложила его к щеке.
— Хорошо. Мне не хотелось бы потерять его. Можно зайти за ним сегодня, Элисон?
— Да, конечно.
— Напоишь меня чаем, если я загляну в поло вине пятого? Или средневековые традиции запрещают подобные вольности? — Элисон представила, как Джулиан улыбается где-то там, на другом конце провода.
— Я приготовлю чай к половине пятого.
— Отлично! — сказал он и дал отбой, а Элисон так и осталась стоять с трубкой в руке. Просто неприлично чувствовать себя столь счастливой от мысли, что он будет в ее полном распоряжении целый час! Но девушка ничего не могла поделать с собой.
Джулиан прибыл ровно в четыре тридцать и прошел в библиотеку, где Элисон с торжественным видом ждала его, сидя за маленьким сервировочным столиком тети.
— Мне так приятно, Элисон. — Он опустился в кресло напротив нее, и весь его вид говорил о том, что он и вправду был очень рад ее видеть.
— И мне, — согласилась с ним Элисон. — Вот твой портсигар, — протянула она ему изящную вещицу.
— Спасибо. — Он взял его и удивленно приподнял брови. — Он теплый. Держала его, чтобы он не сбежал ненароком?
— Нет, — серьезно улыбнулась она.
— Что тогда?
— Просто… держала, — опустила она глаза.
Элисон разливала по чашкам чай и не заметила озадаченного выражения, которое мелькнуло в глазах гостя, когда он убирал портсигар в карман.
— Чем занималась с тех пор, как мы виделись в последний раз? — поинтересовался он.
— Ничем особенным, — призналась она.
— Ничем? Я думал, что ты пользуешься успехом, сколотила свою компанию и все такое. Как я понял, именно поэтому тебя так сложно застать дома.
— Да? — откусила она кусочек хлеба с маслом, размышляя над тем, не издевается ли он над ней.
Но как знать, может, он просто клеится к ней в отсутствие Розали? Эта мысль отчего-то очень больно ранила ее.
Она хотела завязать непринужденный разговор, но никак не могла придумать какую-нибудь нейтральную тему.
Джулиан отставил свою чашку в сторону и пристально поглядел на девушку:
— Элисон, ты настолько серьезно воспринимаешь роль хозяйки или я чем-то обидел тебя?
— Нет.
— На какой вопрос ты отвечаешь? — улыбнулся он.
— На оба, — с несчастным видом выдала она.
— Ясно, — задумчиво поглядел он на нее. — Значит, ты не чувствуешь себя неловко в роли хозяйки и друга?
— Я… я не думаю, что ты мне друг. — Элисон сама ужаснулась тому, что сумела произнести такое.
— Нет? — Джулиан стал необыкновенно серьезен. — И что я сделал не так, что потерял твою дружбу? Или я никогда не имел ее?
Тишина.
— Ответь мне, Элисон. Меня и вправду очень волнует этот вопрос. Разве я не стал тебе другом в тот вечер?
— Тогда я кое-чего не понимала, — прошептала она.
— Чего не понимала?
Элисон была поражена, насколько терпеливым был с ней этот вспыльчивый человек.
— Не понимала, почему ты делал это. Теперь я знаю.
Джулиан помолчал, а потом спросил странно изменившимся голосом:
— И почему же, по-твоему, я сделал это?
Если бы она могла придумать, как выкрутиться, чтобы не сказать правду, она предпочла бы солгать. Но ничего такого не шло ей на ум.
— Ты поссорился с Розали и решил приударить за другой, чтобы вызвать ее ревность.
На этот раз молчание затянулось, и Элисон захотелось провалиться сквозь землю.
— Элисон, должен попросить у тебя прощения, потому что у меня и вправду была подобная мыслишка. Но поверь мне, я сделал это вовсе не поэтому.
Непонятно почему, но такой ответ полностью удовлетворил Элисон, и она вздохнула от облегчения. Это было лучше, чем услышать миллион протестов по поводу того, что ничего подобного никогда не приходило ему в голову.
— Тогда почему ты помог мне? — осмелилась спросить она.
— Мне было так жаль видеть тебя такой — одинокой и униженной, и… Не смотри на меня так! — выпалил он, когда увидел, что Элисон прямо-таки передернуло.
— Не надо жалеть меня, словно я отверженная уродка! — Элисон понимала, насколько грубо прозвучал ее ответ, но ничего не смогла поделать с собой.
Неожиданно Джулиан улыбнулся той самой очаровательной улыбкой, которую она так хорошо запомнила.
— Да ты что! Мне такое и в голову не приходило! — сказал он. — Просто твои чувства мне слишком хорошо знакомы, ведь я сам побывал на твоем месте. Правда, это было давно, когда я впервые приехал в Лондон.
— Ты?! Не может этого быть! Ты же один из них! — У Элисон глаза на лоб полезли.
— Милый мой малыш, неужели ты и вправду полагаешь, что они считают меня «одним из них»? — хохотнул он, но по тому, как изменилось выражение его лица и затрепетали точеные ноздри, Элисон поняла, что ему не слишком приятно признаваться в этом.
— Я ничего не понимаю.
— Нет? Разве Розали ничего не рассказывала об этом?
— Никогда не слышала, чтобы Розали вообще о тебе говорила, — покачала она головой.
Он оставил это без комментариев, но Элисон вдруг поняла, что ее слова задели Джулиана.
— Не важно, — нетерпеливо вздохнул он. — Только вот… Я не оканчивал ни британских частных школ, ни университетов. Первые двадцать лет своей жизни я провел за тысячи миль отсюда, в прериях Аргентины.
— Да ты что! — изумилась Элисон.
— Мой отец был скотопромышленником, — продолжал он. — Своего рода фермером. И всю свою молодость я даже и не помышлял о другой судьбе.
