Барбара Виктор - Мозаика судеб
Габриэла промолчала, не зная, как правильно реагировать на колкие замечания и лицемерные соболезнования этих дамочек. Она постаралась взять себя в руки, уверенная, что худшее еще впереди, а трио бывших подружек все никак не могло успокоиться.
– Ей, вероятно, понадобится много времени, чтобы пережить эту потерю, – печально заметила Глэдис.
– Если только она сможет… – добавила Хелен.
И на этот раз Габриэла промолчала – что тут говорить, она-то знала, что Дина по своей природе достаточно сильна, чтобы перенести эту утрату. Если уж Габриэла справилась с несчастьем, когда с матерью случился удар, то и Дина сможет справиться с этой потерей.
– Как ты там устроилась в Париже? – поинтересовалась Глэдис.
– Вышла замуж за француза? – спросила Луиза. – Или просто живешь с кем-нибудь?
– Нет, – ответила Габриэла и заметила, как женщины недоверчиво переглянулись между собой.
– Ни мужа, ни дружка, ни детей… – заключила Хелен, вертя на пальце свое обручальное кольцо. – Разве это жизнь для женщины?
Среди местных обывателей это было святым правилом – женщина должна иметь мужа и детей.
– Женщине туго приходится, когда о ней некому позаботиться, – поучающе заметила Луиза.
Вот в чем дело, внезапно догадалась Габриэла! Ее даже позабавила пришедшая в голову мысль: «Неужели эти клуши решили, что, оставшись без Пита и не найдя себе мужчину в Париже, я начну охотиться в их угодьях?»
– Мы все надеемся, что бедная Дина не забудет, кем был ее отец. Хотелось бы, чтобы ему на том свете не пришлось краснеть за нее. Мы все молимся, чтобы она не попала под дурное влияние, избежала бы общения с безнравственными людьми, – сказала Хелен и многозначительно посмотрела на Габриэлу.
– Почему с ней должно произойти что-то дурное? – с невинным видом спросила Габриэла.
– Все может быть, – пожала плечами Луиза. – Кто может предвидеть, что ее ждет впереди.
Габриэла вскинула голову.
– С Диной ничего подобного не случится, – твердо сказала она, обращаясь то ли к женщинам, то ли к самой себе, и добавила: – Дина сильная и достаточно разумная девушка, чтобы не совершать глупости!
– Откуда ты можешь знать! – не выдержала секретарша, не скрывая враждебности. – Тебя здесь два года не было!
Как будто бы не Пит и Дина отказались от нее, а Габриэла бросила их. Но за прошедшие два года боль от разрыва с мужем и дочерью притупилась, и она ответила спокойно и с достоинством:
– Ну теперь я здесь. – И она вновь взялась за свой чемодан.
Габриэла наконец добралась до входа в похоронное бюро, где у лифтов стоял высокий мускулистый парень с унылым выражением лица. Пластиковая карточка, приколотая к лацкану пиджака, извещала, что он служащий конторы Конроя.
– Могу я где-нибудь оставить его? – спросила Габриэла, указывая на чемодан.
– На чьи похороны вы прибыли?
– Моллой, – нервно ответила Габриэла. Она уже с трудом сдерживала себя. – Питер Дэниэл Моллой.
Рыдание перехватило горло, его абсурдный вопрос причинил ей боль. Даже при том, что в этом заведении ежедневно прощались с ушедшими из жизни людьми, он мог бы быть более тактичным.
– Это на втором этаже, – без всякого выражения объяснил он. – Зал для прощания справа, часовня дальше, в конце коридора. Однако, боюсь, мы не сможем пристроить ваш чемодан. Бюро не несет ответственности за личное имущество посетителей.
– О Боже! – Это все, что она смогла вымолвить. На языке вертелся вопрос – за покойника, доставленного в контору, они тоже не несут никакой ответственности? – но сил язвить уже не было. Она не стала спорить.
Габриэла беспомощно огляделась в поисках укромного местечка, где бы можно было припрятать злополучный багаж, когда чья-то рука подхватила чемодан и поставила рядом. Габриэла, повернувшись, увидела стройного широкоплечего мужчину среднего роста с приятными чертами лица, на котором время не оставило своих следов, и было трудно определить его возраст, хотя его темные волосы были слегка тронуты сединой.
– Разрешите вам помочь в этом небольшом затруднении, – доброжелательно предложил он.
Голос незнакомца приятный, низкий, с легким выговором жителей Лонг-Айленда… Скорее всего, он из Фабурга, чем из Фрипорта.
– Благодарю, но тут, кажется, нет места, где его можно было бы пристроить.
Габриэла слегка удивилась – почему он даже не поинтересовался, из-за чего она явилась на похороны с чемоданом?..
– Почему бы не сдать его на хранение?
Габриэла кивнула в сторону служащего похоронной конторы:
– Меня предупредили, что здесь никто не будет отвечать за его сохранность.
Он на мгновение задумался.
– А что, если я положу ваш чемодан в багажник моего автомобиля? Или вашего, если вы пожелаете… – предложил он.
– У меня нет машины.
– Я так и подумал.
Мужчина решительно протянул руку и представился:
– Меня зовут Ник Тресса.
Габриэла ответила на его рукопожатие:
– А меня Габриэла Карлуччи-Моллой.
– Вы, должно быть, бывшая жена Пита?
– Да.
– Понятно. Вы добрались сюда на такси? – также полуутверждающе-полувопросительно сказал он.
– Да, из Парижа!
Он не смог скрыть улыбку.
– Я имела в виду, что на такси приехала из аэропорта, где приземлился мой самолет, – объяснила Габриэла.
– Из Парижа… – закончил он за нее фразу.
Габриэла никак не могла понять, чем он так сразу привлек ее, вызвал у нее симпатию.
– Давайте начнем наше знакомство с того, что я избавлю вас от этой обузы? – спросил Ник и кивнул в сторону злосчастного чемодана.
– Я была бы очень благодарна, – ответила Габриэла, и ей стало сразу легче на душе.
– Мы увидимся наверху, – сказал он. Она проследила, как легко и уверенно Ник проложил себе путь сквозь толпу к своей машине. Эта встреча всколыхнула в ее душе уже забытые чувства.
Траурный зал представлял из себя узкую длинную комнату, в которой вдоль голых стен тянулись столы с напитками и бутербродами. Одну стену оживляли три пастельных рисунка, изображающих земные страдания Иисуса Христа. У изголовья гроба трое служащих похоронного бюро беседовали о чем-то с сутулой женщиной маленького роста. Поминутно кто-то из них отвлекался, чтобы демонстративно поправить цветы, и прикладывал платок к глазам, якобы промокая слезы. В изножье роскошного гроба толпились школьные друзья Пита, которых привело сюда, скорее, любопытство, потому что многие годы их уже ничего не связывало с покойным. Они с испугом заглядывали в гроб, и вид безжизненного тела Питера заставлял задуматься о скоротечности человеческой жизни.
Слева от входа и чуть поодаль за постаментом, на котором возвышался гроб из красного дерева, отделанный латунью и покрытый бледно-розовым атласным покрывалом, были выставлены многочисленные венки из искусственной зелени и живых цветов, увитые черными лентами с золотыми и серебряными траурными надписями. По другую сторону пьедестала возвышались две напольные вазы с букетами, составленными из белых лилий, хризантем и алых роз, между ними, почти скрытый цветами, пластмассовый ангел с нимбом из серебряной фольги. Ручки ангела сложены в молитвенной позе, и на правой румяной щечке небесного создания наклеена крупная жемчужина, олицетворяющая слезу безутешного горя…
