Кэтрин Куксон - Мотылек
Мужчины расступились, чтобы пропустить их. Отец тонким, как черты его лица, голосом обратился к ней:
— Тебя ждут в гостиной, Агнес…
Милли импульсивно протянула свободную руку к Сэмюелю Беннету и произнесла:
— Хэлло. Какой приятный вечер, правда? Меня зовут Миллисент.
Агнес остановилась как вкопанная, наклонив голову вперед, и крепко удерживала рядом с собой сестру, а Сэмюель Беннет не сразу, но ответил:
— Так это вы Миллисент… Да, вы совершенно правы, вечер удивительно приятный.
— Вы собираетесь…
— Агнес, мама ждет тебя.
Отец произнес эти слова с расстановкой, подчеркивая каждое слово, и она быстро потянула за собой Милли, чтобы поскорее уйти от мужчин. Миновав вестибюль и большую стеклянную дверь, девушки вошли в холл. Там их ждала Пегги Уотерз и рядом с ней Магги. По-матерински быстрым движением обняв Милли и прижав ее к себе, Пегги зашептала Агнес:
— Быстро в гостиную, девочка, тебя заждались. Он рвет и мечет! — Она кивнула в сторону вестибюля, потом добавила: — А ты, Магги, отведи мисс Милли в ее комнату и оставайся с ней, пока я не приду.
— Хорошо. Пойдемте-ка со мной, мисс Милли. Как вы погуляли? Такой прекрасный вечер.
— Ах, Магги, вечер такой прекрасный. Вода в озере так блестела, а луна плавала в самой середке, и… — Магги повела Милли вверх по лестнице, и ее голосок постепенно затих.
Пегги Уотерз повернулась к Агнес и сказала:
— Давай-ка сюда плащ и пригладь волосы. Ой, посмотри! — Она показала Агнес на ноги. — У тебя на туфлях трава. Дай-ка я…
Пегги наклонилась, чтобы почистить ей туфли, но Агнес подняла ее за плечи:
— Да пусть. Оботрутся о ковры.
— Значит, она была у озера?
— Да, и разговаривала с каким-то незнакомым человеком.
— Господи боже мой! Что теперь будет! Ты узнала, кто это?
— Да, потом расскажу. — Обе разговаривали шепотом.
Когда в вестибюле послышалось движение, Пегги подтолкнула Агнес к гостиной и еле слышно пробормотала:
— Иди, поиграй им. — Потом повернулась, быстро перебежала холл и выскочила в дверь на его противоположном конце.
Агнес не стала ждать, пока мужчины войдут в холл, и поспешила поскорее войти в гостиную. Когда она вошла в комнату, ее мать, сидевшая на кушетке с прямой спинкой в стиле Людовика, медленно обернулась к ней, внимательно осмотрела ее коротким взглядом и произнесла:
— Мы тебя заждались. Миссис Беннет хотела бы послушать, как ты играешь.
— Извините. — Агнес наклонила голову в сторону другой женщины, сидевшей у камина, в котором, несмотря на теплый вечер, горел огонь, и добавила: — Я… Я задержалась.
— Я знаю, вы настоящий исполнитель на фортепиано.
Вот уж сказала! «Настоящий исполнитель»! Эта фраза так подходила гостье. Она была буквально расфуфыренной и сверкала всеми драгоценными украшениями, какие только можно было придумать. Не хватало только тиары. И если нужно было еще какое-то доказательство, голос определенно относил ее к разряду тех, кого называют «простыми». На языке Пегги, она была простой, как навозный червь.
Агнес уже давным-давно перестала удивляться тому, что прибегает к фразам из лексикона Пегги для того, чтобы выразить свою собственную мысль. В этом не было ничего странного, потому что как она пестовала Милли, так Пегги пестовала ее с первого же дня, чем нажила себе врагов из сонма разных нянь, которых нанимали в дом.
Агнес уже сидела за фортепиано, когда трое мужчин вошли в комнату, и, когда они расселись, она начала играть. Она не стала задавать вопрос, как сделала бы в других случаях, что гости желали бы услышать, а решила сыграть что-нибудь, что, по ее мнению, наилучшим образом отвечало ее настроению. «Огорчение по поводу потерянного гроша» Бетховена. Ей хотелось чего-нибудь громкого, порывистого, ей хотелось разбивать ноты вдребезги, терзать клавиши, колотить по ним, ей хотелось как-то вымарать, выдавить всю мягкость, которая была в Милли, всю нежность, которая переполняла Милли, потому что эта мягкость и эта нежность висели на ней, словно цепи, приковывающие ее к этому дому.
Она сильно вспотела, когда закончила играть, и несколько секунд сидела, положив пальцы на клавиши и остановив на них взор. Никто не произнес ни слова одобрения, пока Сэмюель Беннет после короткого смешка не изрек:
— Вот это исполнение, скажу я вам!
— Да-да, совершенно верно, — закивала во все стороны его супруга. Обращаясь к хозяйке дома, она сказала: — Да она могла бы зарабатывать на жизнь, то есть концертами, разве не так? Я хочу сказать, у нее это получается, ну, прямо профессионально.
Она не слышала, что ответила ее мать, так как отец громогласно объяснялся с мистером Беннетом, а рядом стоял Джеймс. Наклонившись к ней и дотронувшись до нот, лежавших на пюпитре, словно собираясь перевернуть страницу, он голосом миссис Беннет произнес: — Профессионал, вот кто вы, вы можете этим зарабатывать на жизнь, то есть концертами.
Джеймс, это она хорошо знала, обладал даром подражателя и часто вызывал у нее смех, хотя ей казалось, что, подражая кому-то, он нередко позволял себе быть жестоким. Но сегодня Агнес не рассмеялась, и, он, выпрямившись, тихо предложил:
— Давай выйдем, погуляем в саду.
Она встала из-за инструмента, а он, слегка поклонившись Кейт Торман, затем миссис Беннет, непринужденно произнес:
— Вы нас извините? — Его слова прозвучали утверждением, не просьбой, он вообще редко о чем-либо просил.
Когда они вышли в холл, по лестнице спускалась Магги, и Агнес с опасением посмотрела на нее. Магги, как всегда с широкой улыбкой на лице, весело воскликнула:
— Все в порядке, мисс Агнес, с ней моя тетушка, она в постельке, уютно укутана со всех сторон и крепко спит. — Спустившись с лестницы, Магги посмотрела на одного, потом на другого и осмелилась выпалить: — Вечер такой славный, для прогулки лучше не бывает, у вас станет так хорошо на сердце, — кивнула обоим и побежала на кухню.
Агнес никогда не приходило в голову, что в манере, в которой говорила Магги, есть что-нибудь особенное, но это определенно пришло в голову Джеймсу Крокфорду, ибо, не дошли они до дверей из вестибюля, как он спросил:
— С какой стати вы нанимаете таких людей? Девица совершенно не знает своего места.
— Она не имела в виду ничего дурного. Она из Ирландии. Она никогда раньше не была в услужении.
— Вам следует избавиться от нее.
— О Джеймс. — Агнес отвернулась.
Они молча спустились по ступеням, пересекли посыпанную гравием дорожку, вошли в заброшенный розарий, и только тогда он снова заговорил, на этот раз сухо и резко:
