Пат Бут - Беверли-Хиллз
Но торопиться с приемом денег не следует. Это был наиболее хитроумный из придуманных ею трюков. Пусть они не сразу избавятся от ощущения, будто они должники перед Вечностью, пусть побольше адреналина накопится в их крови, пусть походят в должниках, поживут с этим бременем. Тем счастливее они будут себя чувствовать, когда раскошелятся.
Ее ассистентка Канга семенила за нею, подлаживаясь под шаг хозяйки. Каролин смотрела прямо перед собой, но, даже не оборачиваясь, ощущала, что Канге не терпится поговорить.
– Ну, как? – задала она на ходу краткий вопрос своей рыжеволосой ассистентке.
– О Кара! Полная победа! – Голос девицы был исполнен почтения.
– Был кто-нибудь стоящий?
– Только Роберт Хартфорд, другие мелкота.
– Роберт Хартфорд был на моем шоу? Какая, интересно, кошечка затащила его?
– Его дочь Кристина.
На секунду-другую Каролин Киркегард замедлила шаг, размышляя.
– В задницу Хартфорда! – произнесла она решительно. – А кто еще?
– Ну, Силверс, бизнесмен из Детройта. Других «тяжеловесов» я не заметила.
– Ты что, слепая? – вдруг взорвалась Киркегард. – Тебя надо бы уволить!
– Кого я проглядела? – всполошилась Канга.
– Плутарха! – Каролин выкрикнула это имя, будто пуская стрелу из арбалета в незадачливую ассистентку. – Получается, что я за тебя делаю работу, за которую тебе же и плачу!
– Плутарха? – Губы девушки дрогнули.
– За ним стоит два с половиной миллиарда и еще не меньше половины спрятано в тени от налогов. И кстати, – тут Киркегард хищно облизнулась, – смазливенький парнишка… и все при нем… то, что мужчине положено. Тебе таких людей следует сразу замечать, Канга. Плутарх – это крепкая основа, фундамент для нашей организации. Читай «Форчун джорнэл», читай «Форбс»! Ты должна поименно знать владельцев значительных состояний.
– Да, Каролин.
– «Да, Каролин!» – злобно передразнила ее Каролин, состроив издевательскую гримасу, но тотчас одернула себя, заметив, что приближается к отведенному для нее алькову.
Здесь располагался ее сценический гардероб. В поистине волшебной пещере, где нежно-оранжевые, под цвет закатного солнца, обои сливались с бесчисленными, покрывающими стены зеркалами, так что терялось ощущение объема и пространства, Каролин Киркегард чувствовала себя, как нигде, на месте. Видеть сразу множество своих отражений, любоваться тем, что каждое движение повторяется мгновенно и многократно, доставляло ей наивысшее удовольствие. Особенно при переодевании, когда в зеркалах мелькали то участки ее обнаженного тела, то детали ее белья и одежды.
Она сменила концертное одеяние на длинное платье из черного шелка с разрезами снизу почти до талии. В последнее время на нее работали модельеры Карла Лагерфельда и Чарльз Джордан.
– Как ты думаешь, они там, в зале, заметили, что я не ношу трусиков?
– Думаю, что да, – ответила зачарованная Канга.
Они обе – и Канга Джилслай, и Каролин Киркегард – любовались своими отражениями в зеркалах.
– Но ты замечаешь это потому, что я тебе плачу? И вдобавок получаешь от меня подарки. Признайся, Канга!
Все отражения Канги вмиг залились алой краской. Не только щеки, но и ушки покраснели. Она попыталась что-то возразить, но мощная кисть Киркегард впилась в ее упругую ляжку с хищным вожделением.
– Ты смотришь на меня только за деньги и за подарки?
– Нет, потому что ты прекрасна, Каро.
Канга вдруг нервно закусила губу. Ее пробрала омерзительная ледяная дрожь. Она знала, чем кончается подобная игра в вопросы и ответы. И сюда, в зеркальный альков, не заглянет случайно спешащий на вызов служащий «Сансет-отеля» или заблудший, подвыпивший постоялец.
– Это не так, Канга. Скажи правду!
Каролин возвышалась над девушкой и терзала ее не только сильными пальцами, но и убийственными лучами, которые исторгались из ее глаз. Вот эта великанша схватила волосы Канги, дернула, повернула ее голову лицом к себе.
– Говори правду!
– Я люблю тебя, Каро…
Каролин навалилась на нее, придавливая своей массой и любуясь лицом рыжеволосой красотки, вдруг ставшим личиком беспомощной жертвы.
Канга набрала побольше воздуха и нырнула в темную глубину. Блаженная волна полной пассивности накрыла ее, потянула за собой на дно. Противостоять воле Каролин Киркегард было бессмысленно. С первой же встречи, как она пригласила Кангу к себе дать ей на дому пару уроков аэробики, вся жизнь девчонки завертелась, словно подхваченная смерчем. Теперь Канга знала свое место. Она слуга этой великой женщины до конца дней своих. Вожделенные губы Каролин были в такой близости от ее губ. Они были пухлые, влажные…
– Я полюбила тебя с самого начала… И люблю все сильнее, – бормотала вконец покорившаяся Канга. – Пожалуйста, поцелуй меня! Пожалуйста, Каро!
Каролин ощущала, что девушка млеет от страсти, но ее желание пока еще не достигло высшего градуса. Она ослабила хватку и рассмеялась.
Канга старалась унять охватившую ее дрожь. То раскаленные, то ледяные волны пробегали по ее коже. Она даже попыталась улыбнуться. Господи, ведь ей еще были неведомы лесбийские забавы. Но после трех недель общения с Каролин она покинула своего молодого мужа, бросила любимую работу в гимнастическом зале и переселилась в тайное убежище Каролин высоко над городом.
С того дня и до сих пор, не считая странных, щекочущих нервы сексуальных мечтаний, она уже пребывала в блаженном покое – и тело ее, и разум были вполне удовлетворены. И никакая сила не вырвет ее обратно из этой нирваны.
Каролин была неугомонна и продолжала свое странствие по «Сансет-отелю». Она подвела, вернее, подтащила Кангу к лифту и, когда дверцы бесшумно сжались, ограничив их обеих в тесном пространстве, нажала кнопку.
Стенки кабины были тоже сплошь в зеркалах. Пока лифт взмывал наверх, она наслаждалась, видя свои многократные отражения. Ее тело было потрясающим. Господь и хирурги, работая рука об руку, создали наконец совершенство. Она пролила ради этого потоки собственной крови, претерпела боль, исходила горючими слезами, но своей цели добилась.
Женщины, которые ее сейчас окружают, многого достигли благодаря аэробике, но, едва прикоснувшись к их накачанным телам, она испытывала омерзение. Всех их она сдувала, как цветочную пыльцу с ладоней – всех, кроме Канги. Она была слишком хороша, чтобы с ней расстаться. Когда Канга вертелась, кувыркалась и растягивалась в спортивном зале, выставляя на обозрение меж широко раздвинутых ног едва скрытое под узкими трусиками свое самое сокровенное место, или когда она в борцовских упражнениях валила на себя огромную Каролин, – никакой платы за такие удовольствия было не жалко.
