Всего лишь измена (СИ) - Соль Мари

К родителям едем на Костиной. Моя не поместит такое количество груза. Любимый Антохин самокат торчит из багажника. Костин велик на крыше. Майка взяла чемодан, будто мы на неделю. Обратно придётся везти того больше! Свекровь намекнула, что в подвале осталась картошка. А значит, ведро неминуемо выдаст! Ещё наготовит, небось, и положит с собой. Мы всегда уезжаем гружёные.

Я смотрю, как в окне проплывают равнины, холмы…

В голове не могу уложить факт того, что Никита вернулся.

— Я развёлся, — звучит его голос.

И что? Ну, сбылась мечта идиотки! Правда, с большим опозданием. И той Виты нет! Есть другая. Есть я, и есть Костя. Но, кроме того, есть секрет, о котором не должен узнать Богачёв. Ни при каких обстоятельствах. Хотя… А с чего я решила, что это его покоробит? Не станет же он заявлять об отцовских правах спустя двадцать лет…

— Вит, ты чего? — возвращает меня в настоящее голос супруга.

Я, вскинув брови, смотрю на него. Костик одет по-походному. Он в целом любит поездки за город. Любит маму и папу. И нас.

— А? — говорю машинально.

— Ты где-то летаешь, — констатирует он.

Смотрю на простор за стеклом:

— Всё думаю, может купить хлебопечку?

— В кафе? — уточняет.

— Домой, — говорю я на полном серьёзе.

— Будешь хлеб выпекать? — он улыбается. Отчего ровный контур щетины ползёт по лицу. Кожа у Кости всё время зудит от бритья. Так что я разрешаю не бриться! Особенно в дни, вроде этого.

— Ну, а что, — говорю, — Перейдём на хендмейд.

— Понабралась от Аськи! — смеётся мой муж.

Аська — тот ещё диетолог.

— А чего она, кстати, с нами не поехала? — ни с того, ни с сего, вспоминаю.

— Зубрит! — суровеет Костя.

Их «пробный экзамен» прошёл не так гладко, как ему бы хотелось. Пересдача на следующей неделе. Бедная Ася! Непросто иметь брата — учёного. Но учёного мужа сложнее…

Родительский дом — начало начал. Это про дом Вероники Валерьевны и Бориса Антоновича. Одному скоро семьдесят, другой — шестьдесят семь. Но они оба — те ещё живчики! Как ни приедешь, всё что-то варганят, стругают, готовят и чинят. Не представляю себе, как они жили в квартире? Хотя. Когда ты целый день на работе, то и времени нет. А теперь его много.

Вот представляю себе, как мы с Костиком выйдем на пенсию. Точнее, представить себе не могу! Он-то ясно, будет учить до ста лет. Такой, умудрённый сединами старец. А у меня будет наше кафе…

Мы подъезжаем. Капустин, скуливший от скуки последние сорок минут, выбегает на травку и машет хвостом.

— Антон, помоги папе снять велик, — выбираюсь сама. Разминаю затёкшие кости.

Дом хозяйский, большой. И отделан под дерево. Они его взяли готовым, но многое сделали сами. К примеру, ворота, веранду, газон, огород.

Из калитки выходит свекровь. Не в халате. В спортивном костюме. Она округлилась с годами, но не расползлась. Носит модные вещи. А волосы красить не хочет! Они у неё очень светлые, издалека седина не видна.

— Мам, приветик! — целую её.

Называю их «мама и папа». Костик тоже зовёт мою мать только так. А с отцом не знаком.

— Любоньки мои приехали! Ой, соскучилась как, — обнимает внучат.

Вероника Валерьевна правды не знает. Мы ведь с Костей дружили! Сказали всем, Майка — его. Знает только подруга и мама. И Костя, конечно. Хотя, эта правда совсем не мешала её полюбить, как свою.

— Ой, сирень зацветает уже! — восклицает дочура.

— Это ранняя, — бабуля неспешно идёт впереди.

— Мам, а у вас нет спиреи? — достаю телефон, демонстрирую фото куста.

— Знаю такую! Хотела найти, у соседки просила. Мож, даст.

Мы продвигаемся вглубь. Где кончается длинный, насыщенный запахом первых цветов, палисадник. Где большой панорамной верандой начинается дом. Из дверей появляется свёкор. Круглолицый, пузатый и пышущий жизнью мужик. Высокий, как Костя. Точнее, это Костя, как он.

— Старый! Ты хоть бы помог, пошёл сыну багаж разгрузить?

— Да что за багаж? Лисапед притащил? — хрипловатым, прокуренным голосом восклицает Борис.

— Здрасте, пап, — позволяю обнять себя крепко.

Майка виснет у деда на шее.

— Ты смотри! Подросла! — улыбается дед.

— В моём возрастет, дедуш, уже не растут! Только вширь, — деловито щурится Майка.

— Значит, я уменьшаюсь, — смеётся отец.

Я, вдохнув полной грудью, бросаю:

— Боже, воздух у вас! Изумительный!

— А я говорю, приезжайте почаще, — соглашается свёкор.

Он идёт за ворота, «встречать мужиков». Ну, а мы входим в дом.

— Ой, как пахнет, бабуль! Пирогом? — Майка нюхает воздух.

— Решила сделать капустный, — кивает свекровь.

Я смотрю на салат, наполовину порезанный. Стол, застеленный скатертью, в центре гостиной, уже ожидает гостей.

— Щас переоденусь, и вам помогу, — говорю.

Поднимаюсь наверх, в нашу спальню. Мы всегда здесь, как дома! Кое-что из одежды в шкафу. У Шумилова — книга на тумбочке. У меня — аппликатор и мазь для ступней.

Раздеваюсь, ищу, что надеть. Шорты есть. А футболка? Попадается под руку Костина, с эмблемой их ВУЗа. Где-то валяется такая же кепка…

Прежде, чем облачиться в домашнее, я изучаю себя в большом зеркале. Что изменилось с тех пор? Слишком многое! Хоть Шумилов всегда говорит, что я выгляжу супер. Но ведь годы идут, отнимая по капле мою красоту? Волосы чуть поредели, конечно! Кожа стала чуть более тусклой. Фигура? Осталась такой же. Но только на вид! А по факту…

Упругости нет, зад обвис и растяжки повсюду. Во время вторых родов сильно набрала. Пришлось постепенно худеть.

Когда я спускаюсь, то вижу, что Майя у нас накрывает на стол. Молодец! Подхожу к переполненной всяким столешнице. Свекровь украшает салатными листьями блюдо с нарезкой.

— Виточка, ты похудела! — выносит вердикт, оглядев.

— Да, ну! — отвечаю, массируя бёдра.

— Правда! Смотри, вон футболка болтается, — кивает она и вручает мне свой натюрморт.

— Так это не моя, а Костяшкина, — спешу объяснить.

Мама смягчается:

— А, ну ладно тогда!

Мой супруг, появившись в дверях и услышав беседу, бросает:

— Она мне свои не даёт надевать!

— Почему не даю? — ставлю блюдо на стол, — Надевай и носи! Только дома. Боюсь, что студенты тебя не поймут.

Майка смеётся, представив отца в моей майке. А тот незаметно хватает с тарелки кусок колбасы.

Со двора слышны крики Антоши. Тот играет с Капустиным. Папа в углу караулит мангал.

— Мам, может вам оставить на лето Капустина? — говорю суетящейся возле духовки свекрови.

Та разгибается:

— Ты что? Он же у нас в огороде капусту поест! Помнишь, как оно было?

Я усмехаюсь, припомнив, как в прошлом году уезжали. Оставили корги родителям. Тот перерыл огород, испоганил капустные грядки. Сгрыз сортовые цветы в палисаднике. А потом испугался медведки и сник.

— Вав! Вав! Вав! — надрывается тот, подгоняемый Тохой.

Вот уж точно, грызун, а не пёс!

Глава 10

— Вита! Ты отдаёшь себе отчёт в своих действиях? — мама смотрела сурово.

Как будто её тон, её взгляд, могли возыметь хоть какой-то эффект. Нет! На меня в тот момент, без оглядки влюблённую, не могло бы подействовать даже стихийное бедствие. Случись потоп, я бы восприняла это, как знак. Как знамение свыше! О том, что всё правильно. Ведь иного себе и представить нельзя.

— Да, мам! Отдаю! — я сунула ноги в обувку, — И не надо учить меня. Мне не двенадцать.

— Да уж, тебе не двенадцать. Тебе уже двадцать один! И учить уже поздно! Просто мне невдомёк, — она задержала дыхание, — Как ты можешь?

— Что именно? — уточнила, предвидя дальнейшее.

— Вита! Ну, он ведь женат! — заключила она.

Для меня это было не новостью. Я с первых дней уже знала об этом. О жене и о детях. О том, как он любит детей. Не её! К ней Никита испытывал нежные чувства. Так любят сестру, например. Или друга. Так я бы, к примеру, любила Шумилова. Но это не значило, что я пойду за него. А Никите пришлось!