Ева Модиньяни - Единственная наследница
Маноло включил проигрыватель. «Ты сегодня одна, ты одна этой ночью», – зазвучали слова популярной песни Элвиса Пресли. Она тоже была до отчаяния одинока сегодня ночью, в то время как душа ее жаждала любви. Было ли тому причиной белое вино, поданное Маноло, или это настроение навевал ночной дождь за окном, но грусть и острая жажда любви соединились в душе непередаваемым образом.
Какой-то странный магнетизм, исходящий из другого конца зала, где двое, мужчина и женщина, сидели за столиком, заставил ее обратить туда взгляд. Открытый лоб, лицо с высокими скулами, ямочка на круглом, слегка выдающемся подбородке, а главное, эти темные, как ночь, глаза – где она видела этого человека, где уже испытала однажды это волнение, это странное беспокойство?.. Монца. Теннисный корт. «Очи черные». Арриго Валли ди Таверненго.
Анна вздрогнула и лихорадочно затеребила пальцами тяжелое коралловое ожерелье, висевшее на шее. В самом ли деле это был он, или просто мужчина, похожий на него, кто-то другой, кто под влиянием выпитого вина и звуков музыки, волновавшей ее, напоминал ей в этом полутемном зале Арриго. «Если это он, то граф стал еще красивее», – подумала она. Рядом с ним сидела надменная особа с гибкими движениями пантеры, с длинными волосами цвета воронова крыла, которые закрывали ей лоб. Но Анна почти не замечала ее.
– Извините, друзья, – сказала она, – но я сегодня что-то не в форме. – Она поднялась, стараясь привлечь внимание того, сидевшего за дальним столиком мужчины, и пересекла ресторан, провожаемая восхищенными взглядами других мужчин. В простом белом платье с ниткой кораллов на шее, купленных в какой-то случайной лавчонке в Рио, у нее тем не менее был вид королевы. С чуткостью женщины она ощущала на себе эти взгляды, но волновал ее только один.
Она вошла в свой номер, состоявший из единственной комнаты с просторной кроватью и ванной, сверкающей чистотой. На ночном столике уже стоял букет свежесрезанных цветов – непременный знак почтения от галантного Педро. Она открыла стеклянную дверь и вышла на веранду, огибавшую всю гостиницу, чтобы в любое время дня можно было спрятаться в тень от жары. Ночной дождь не переставал, но шум его сделался ровнее и глуше. Внизу в ресторане Маноло снова поставил пластинку Пресли, и те же томные слова долетали до слуха Анны: «Ты сегодня одна. Ты одна этой ночью…»
– Еще несколько дней тепла, – сказала она себе, вдыхая свежий ночной воздух и аромат земли, напоенной дождем. – Еще несколько дней, и все… – Она оперлась спиной о деревянную колонку веранды и откинула голову, устремив глаза в таинственную черноту ночи.
– Привет, – услышала она рядом бархатистый негромкий голос.
– Привет, – ответила она просто, хотя все внутри нее затрепетало.
– Ты выросла, тебя не узнать, – сказал Арриго с улыбкой.
– А ты, наоборот, помолодел.
Темные глаза мужчины говорили о любви, его дыхание, запах табака и лаванды, исходивший от него, кружили ей голову. Он был навеселе и, может быть, поэтому естественней и проще, чем тогда в Монце – таким он еще больше нравился ей.
– Ты так похорошела, что просто страшно, – сказал он. – Твои фото, что встречались иногда в светской хронике, нисколько этого не передают.
– Но ты здесь не один, – сказала Анна, намекая на сидевшую рядом с ним в ресторане «пантеру». – Похоже, ты не скучаешь здесь.
– Просто знакомая, – сказал он. – Она любит подводную охоту, а здесь великолепные бухты. Никаких уз между нами. Просто хорошая знакомая. А ты чудо! – почти вплотную подался он к ней. – Все эти годы я не мог тебя забыть…
Его губы приблизились к ее губам, их взгляды встретились.
– Я бы должна бежать от тебя, Арриго… – тихо сказала она, не в силах тем не менее сдвинуться с места.
– А я должен был бы помочь тебе бежать, – прошептал он, целуя ее.
И все. Все опрокинулось, забылось, исчезло. Только он и она на веранде старой гостиницы. И ночь, и шорох ночного дождя. И ветер Атлантики, ласкавший их лица, овевавший их разгоряченные тела.
Одной рукой Арриго обнял ее за плечи, другой за талию, осторожно и деликатно, точно боясь ее испугать. Но едва губы их соприкоснулись и тела слились в объятии, как Анна почувствовала тугое кольцо его рук. Как будто молния пронзила ее тело, и слезы выступили на глазах.
– Что ты наделал? Я плачу, ты видишь?.. – Но зеленые глаза только сильнее сверкали в слезах, а улыбка была счастливой.
– Любовь без слез – не любовь, – прошептал Арриго, осушая ее слезы своими губами.
Он поднял ее и вошел в комнату, держа ее на руках. Белое платьице Анны упало возле постели при свете маленького ночника.
– Ты хочешь этого? – спросил он ее.
– О да, – ответила она без боязни.
Как мог этот мир существовать прежде, когда она еще не открыла для себя любовь? Поцелуи Арриго, ласка его рук, его губ, которые касались ее груди, зажгли какой-то неведомый огонь в ее крови. Язык мужчины ласкал ее торчащие соски, его нежные руки скользили по ее животу и бедрам, заставляя в экстазе пульсировать каждую клеточку тела.
Она почувствовала острую боль в паху, и уже готова была закричать, когда боль сменилась вдруг чем-то другим, затаенно сладостным ощущением ритмических движений мужчины. В этом было что-то общее с мощной размеренностью волны, которая то поднимает тебя, то опускает, то отбегает, то снова обрушивается на берег. Ей казалось, что само море подняло, подхватило ее и в нежном потоке своем затопило.
Гулкий рев мотора «ДС-6», от которого задрожали все стекла в гостинице, ворвался поутру через балконную дверь в их номер. Бешеный лай собак был ему ответом. Взлетная полоса аэропорта Эспарго была расположена так, что самолеты проходили прямо над крышей отеля. Конечно, они могли бы держаться повыше, но, казалось, пилоты развлекаются, создавая всю эту кутерьму, заставляя собачью свору взрываться яростным лаем. Они летали настолько низко, что вот-вот могли снести крышу.
– Сумасшедшие, – сказала Анна, зажимая уши руками. – Когда-нибудь они разобьют себе башку.
Арриго приподнялся, опершись на локти, и нежно поцеловал ее в губы. Они проснулись так, словно просыпаться поутру в одной кровати было для них самой естественной вещью в мире.
– Хорошо спала? – спросил он.
– Ужасно, – шутливо сказала она. – Но выспалась отлично. – Она встала и, нагая, как была, подошла к зеркалу. – Тебе не кажется, что я изменилась? – спросила она. Она откинула назад волосы, повернулась корпусом вправо и влево, потом снова встала прямо. Она казалась моделью в студии художника, которая принимает позы по его желанию.
– Конечно, ты изменилась, – Арриго был серьезен, подыгрывая ей.
