Оливия Голдсмит - Семейный стриптиз
– Джада, прошу тебя, успокойся. Давай не будем забывать о главном. У меня больше нет дома. Я все бросила – диванчики, думочки, занавесочки… Вот что важно, и ты сама это знаешь.
– Важно или не важно – не тебе решать! Мишель невольно отшатнулась.
Черт! Обидела! Не хотела, но обидела свою лучшую подругу. Ну почему эти белые так уверены в себе? А еще обвиняют чернокожих в чванстве.
Джада честно и долго пыталась заглушить мысли о мести, но всякий раз терпела поражение. Оставить дом, в который было вложено столько сил – ее сил! – на память Клинтону, лжецу и тунеядцу?! Не будет этого!
– Ладно, прости меня, Мишель. Я прошу тебя об одном: выслушай! Я все продумала. Если ты согласишься, уверена, что мы и Энджи уговорим.
Мишель тяжело вздохнула:
– Приклеенный к матрацу член, киднепинг, отказ от содействия властям, а теперь еще и… это! Может, проще примкнуть к мафии?
– Может, проще закрыть рот и выслушать? Говорю же, я все продумала.
Она не только все продумала, но и убедила Мишель помочь.
Не слишком охотно, но та набрала-таки бывший домашний номер Джады. Трубку, разумеется, сняла Тоня, и Мишель пригласила к телефону Клинтона. Мадам «няня» была явно недовольна, однако после долгой паузы Клинтон все же ответил.
– Ты, должно быть, слышал, что я переезжаю, – без предисловий начала Мишель. – С Фрэнком проблемы и все такое… одним словом, я подумала – не захочешь ли ты взять что-нибудь из мебели? У меня есть очень симпатичная кушетка, диванчик и… да много еще чего.
Энджи остановилась рядом и молча слушала, театрально закатывая глаза. Она еще не дала согласия на участие в «авантюре», но ее сопротивление было сломлено.
Клинтон, вечный приживала, ухватился за щедрое предложение обеими руками. Чего и следовало ожидать. Джада знала этого гнусного лицемера как свои пять пальцев. Малышам нельзя играть с детьми «наркодельца», а взять задарма мебель из «проклятого» дома – это пожалуйста.
Мероприятие было назначено на воскресенье. Мишель предупредила Клинтона, что, если к тому времени она будет уже в пути, его впустит ее адвокат. Небрежно опираясь на кухонную стойку, Мишель договаривалась о встрече совершенно бесстрастным тоном, как будто делать подарки злейшему врагу своей лучшей подруги для нее самое обыденное занятие. Но тут внимание Джады, следившей за переговорами, неожиданно отвлекло нечто странное. Поразительное. Немыслимое.
– Слушай-ка! – шепнула она Энджи. – Это сон – или ты видишь то же, что и я?
– Лично я вижу подготовку к уголовному преступлению, – прошептала в ответ Энджи.
– Да нет же! Взгляни на стойку.
Мишель, заканчивая разговор, машинально барабанила пальцами по пластиковой поверхности стойки, залитой кофе, заставленной грязными чашками. И не хваталась за тряпку!
– Она и не думает наводить чистоту!
– Бог мой! – Энджи округлила глаза. – А ведь верно. Положив трубку, Мишель оглянулась на подруг:
– В чем дело? Привидение увидели?
– Ты, случайно, не хочешь вытереть стойку, Мишель? – сладким голоском поинтересовалась Джада.
– Да пошла эта стойка! Тут дела поважнее.
– Невероятно, – прокомментировала Энджи. Джада вскочила и крепко обняла Мишель.
– Растешь, Золушка!
ГЛАВА 64
Мишель было необходимо обеспечить себе надежное алиби на время «прощального салюта» Джады, как она в мыслях называла предстоящую авантюру. Прикинув возможные варианты, она остановилась на визите в тюрьму. В самом деле, где еще тебя сфотографируют, заставят расписаться при входе и выходе и проследят за каждым твоим движением? Забавно! Отправиться в тюрьму, чтобы… не отправиться в тюрьму. Фрэнку, в конце концов, все равно, какая причина привела жену на свидание, а окружной прокурор, возможно, выразит желание узнать местонахождение Мишель Руссо на момент эскапады Джады Джексон.
Во встрече с Фрэнком, собственно, необходимости не было; просто Мишель казалось, что последнее свидание поставит точку в этой печальной главе ее жизни, а иначе останется ощущение незавершенности. Теперь, когда настало время пускаться в самостоятельное плавание, она решила попрощаться с прежней жизнью. Четырнадцать лет как-никак не шутка. Думать о них (по примеру многих обманутых жен) как о «загубленных лучших годах» Мишель не желала, но и отмахнуться от них было бы несправедливо. Даже по отношению к Фрэнку. Одним словом, Мишель решилась на свидание.
Тюремная реальность оказалась еще страшнее, чем в ее воображении. Мишель заставили пройти через детектор, обыскали и повели по бесконечному, как ей от ужаса показалось, коридору со стенами мерзкого грязно-зеленого цвета и мощными даже на вид железными дверями. При мысли о ее Фрэнке в этом жутком месте Мишель затошнило. Мертвую тюремную тишину нарушал лишь звон ключей на связке охранника, пока к этому леденящему душу звуку не присоединился скрежет одной из дверей-близнецов. Страж впустил Мишель в комнату для свиданий, где за массивным столом уже дожидался Фрэнк.
Он выглядел таким маленьким и… жалким! Серая тюремная роба – штаны и рубашка, сидевшие на нем мешком, – делала его похожим на дворника или слесаря. Лицо казалось пепельно-серым в сравнении с угольно-черными волосами. Но больше всего Мишель поразил не цвет, а выражение его лица – угрюмо-бесстрастное, замкнутое. Каменное.
– Ты этого хотела? – спросил Фрэнк, как только Мишель устроилась за столом напротив него.
– Нет, Фрэнк. Я этого не хотела.
– Даже в страшном сне мне не могло привидеться, что из всех людей на земле меня предашь именно ты, Мишель!
Она думала, что готова к любому повороту разговора, но Фрэнку удалось с первой же минуты вывести ее из себя. Он гнул все ту же линию, цеплялся за годами отшлифованный фокус, пытаясь перевернуть все с ног на голову: Мишель – кукла безмозглая, а он – – мудрец; верно только то, что делает он, а остальное не стоит и выеденного яйца.
Чему удивляешься, дорогая? Он всегда был таким, просто ты не замечала. Что ж, в эту игру можно сыграть и вдвоем.
– Ты не оставил мне выбора. Ты мне угрожал. Не нужно было мне угрожать, Фрэнк. Я всегда считала, что каждый из нас превыше всего ставит интересы другого, затем детей, а уж потом думает о себе. Мне очень жаль, что это оказалось заблуждением. К счастью, я вовремя поняла, что теперь мне придется заботиться о детях за двоих. Я не могла позволить, чтобы за решетку упрятали не только их отца, но и мать.
– Я никогда тебе не угрожал!
– Само собой. И не бил никогда. – Мишель достала из сумочки кассету. – Хочешь, прокручу? Это запись всего того, что ты наговорил мне в кафе.
