Ричард Райт - Долгий сон
— Скажи ему, проповедник!
Достопочтенный Рагланд подался вперед и хрипло зашептал:
— Слушай-ка, Чарли, что я тебе спою:
Есть страна, что светлей, чем восход,
Тот, кто верит, увидит ее,
Там Отец наш детей своих ждет
И готовит нам, грешным, жилье.
Тихим, светлым путем
Мы отсюда уйдем, соберемся на том берегу.
— Святые слова твои, Боже милостивый!
— Это он нам готовит жилье!
Проповедник смахнул со лба пот и вновь ринулся в наступление:
— Кто подумал бы месяц назад, что я буду стоять здесь сегодня, провожая в последний путь этих чад Господних? Кто решится сказать, скольким из нас суждено здесь быть через год? Ваше будущее в руках Господних! Есть люди, которые говорят, будто они правят этим городом! — Голос преподобного Рагланда исполнился яда. — Пускай себе говорят! Пускай кожа тех, кто правит этим городом, белее снега — но мы-то знаем, кто здесь хозяин! ГОСПОДЬ ЗДЕСЬ ХОЗЯИН! Он сильней президента, сильней губернатора, мэра, начальника полиции…
Рыбий Пуп почувствовал, как кто-то легонько тянет его за рукав. Он оглянулся. К нему, с письмом в руке, наклонился Джим.
— На, Джейк принес. Заказное с нарочным.
— Спасибо, Джим.
Рыбий Пуп взял толстый конверт и положил в карман. Делая вид, будто продолжает слушать проповедника Рагланда, он уже не думал ни о чем, кроме этого письма. Он украдкой взглянул на конверт и увидел на нем свое имя, написанное крупным женским почерком. В обратном адресе значилось: Люси Крейн. Не знает он никакой Люси Крейн. Письмо проштемпелевано в Детройте. Но он никого не знает в Детройте… В растерянности Рыбий Пуп встал и на цыпочках дошел по проходу до боковой двери, за которой была мужская уборная. Там было пусто. Он оторвал краешек конверта и вытащил толстую связку бумаг. К ним было приложено письмо:
«Пуп, голубчик!
Я знаю, тебя удивит это письмо. Я давно собиралась тебе написать и наконец решила открыть тебе кое-что, может быть, это принесет тебе пользу. Погашенные чеки, которые ты найдешь в конверте, я до сих пор держала у себя, потому что не знала, как с ними поступить. Тайри послал их мне и просил распорядиться ими, как я сочту нужным. Меня больше нет в Клинтонвиле, и мы не можем обсудить это с тобой. Поэтому решай сам, как быть. Это те самые чеки, которые ты (сам того не зная, наверно) передал мне вместе с письмом в тот вечер, когда мы с доктором Брусом бежали в Мемфис…»
Рыбий Пуп остановился, сдвинув брови. Он перевернул страницу и увидел: «ГЛОРИЯ». Ах, дьявол! О каких еще чеках она пишет?.. Он стал читать дальше:
«Тайри обманывал тебя, доктора Бруса и начальника полиции, делая вид, будто уничтожил эти чеки, Макуильямсу он тоже сказал, что сжег их. Как видишь, Тайри никому не верил. Но раз чеки, которые Тайри передал Макуильямсу, не сработали, как он того хотел, то вот новые вещественные доказательства. Больше, я думаю, объяснять ничего не надо?
Только ради Бога, Пуп, берегись. Если у тебя есть сомнения, стоит ли пускать эти чеки в ход, лучше сожги их. Помни, что Тайри из-за них лишился жизни.
Я написала на конверте вымышленный обратный адрес, потому что доктор Брус должен соблюдать осторожность. Он нашел работу, но очень незавидную. Заниматься врачебной практикой он не отваживается — ты же знаешь, что у него над головой висит вердикт большого жюри об уголовной ответственности. Так что, пожалуйста, Пуп, никому не говори, что знаешь, где мы, и что имеешь о нас какие-то сведения.
Я часто думаю о тебе и чувствую себя виноватой, что уехала, но, если бы я осталась, я все равно ничего не могла бы поделать. Постарайся вернуться в школу. Не веди игру, которую вел Тайри: она чересчур опасна.
С любовью
ГЛОРИЯ».
Замирая от страха, Рыбий Пуп оглянулся через плечо. Потом посмотрел на обратную сторону одного из чеков и увидел: «ДЖЕРАЛД КАНТЛИ». Вот ужас! Тайри лежит убитый за то, что передал чеки Макуильямсу, а теперь Рыбий Пуп держит такие же в руках! Если только Кантли что-нибудь заподозрит, ему не сносить головы… Надо их спрятать, сейчас же, немедленно! Хотя нет — если сейчас уйти из церкви, это привлечет внимание. Надо спрятать потом, как только кончится служба.
Он стоял, широко открыв глаза, с таким чувством, словно Тайри ожил и протягивает ему из пустоты руку помощи. Помощи?! Эти чеки могут стать для него смертным приговором. И как же искусно провел их всех Тайри! Глория права, Тайри никогда никому не верил. Даже умирая, он притворялся, вел двойную игру. Он говорил, что сжег погашенные чеки за первые пять лет из тех десяти, когда давал взятки начальнику полиции, а сам спрятал их и отдал Макуильямсу пачку чеков лишь за последние пять лет!.. Ему вспомнилось, как странно вела себя Глория в ту ночь, когда он приехал к ней с конвертом: отвернулась, пробежала глазами письмо и, поспешно спрятав бумаги на груди, стала уговаривать его бежать! Да, теперь понятно, что означали предсмертные слова Тайри, что, даже лежа в могиле, он сквитается со своими убийцами.
Рыбий Пуп положил письмо обратно в карман и вышел на церковное крыльцо; перед густой толпой с небрежным видом стояли четверо белых полицейских. Господи… У него подломились колени. Нет, надо успокоиться, взять себя в руки. Он вернулся в церковь и вновь сел рядом с Эммой, заставляя себя вслушиваться в страстные слова, долетающие до его слуха. Проповедник выкрикивал их на одной ноте, с глубокими придыханиями, притоптывая себе в такт по помосту правой ногой.
…смерти нет топ-топ в каждом из нас вечно живет Господь топ-топ и сказал Господь: «Я иду приготовить место вам!» топ-топ «А если бы не так, я сказал бы вам!» топ-топ всем нам суждено почить в бозе но воскреснем вновь топ-топ и человек умертвить нас не властен…
Рыбий Пуп содрогнулся. Ну нет, его-то полицейские вполне властны умертвить, стоит им лишь дознаться, что при нем эти чеки.
…Господь все видит топ-топ его взор проникает повсюду топ-топ его оку открыты самые тайные ваши помыслы…
Нет, не от Бога, а от всевидящего ока белых людей он пытается утаить свои помыслы. Не о том, чтоб попасть на небеса, молит он, а о том, чтобы скрыться от белого человека. Тайри использовал эти чеки как оружие против начальника полиции — и проиграл. Рыбий Пуп взглянул на недвижный черный профиль Тайри и, нагнувшись вперед, разрыдался. Рука Эммы опустилась ему на плечо.
— Чуешь присутствие Бога, сынок? — шепнула она.
Он едва не крикнул в ответ: «Не Бога я чую, а присутствие белого человека!» Но вовремя совладал с собой.