Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого
— Синди, Барт отстроил нам часовню.
— Ясное дело: опять глупые выдумки урода и сумасброда.
Барт не произнес ни слова в ответ.
Тони отказалась пойти с ним, сославшись на то, что должна искупать детей. В глазах Барта зажглась ненависть, но он вскоре обуздал себя и остался стоять среди комнаты потерянный и одинокий на вид. Я подошла и взяла его за руку:
— Милый, я с удовольствием пойду взгляну на эти изменения в интерьере.
— Как-нибудь в другой раз, — отвечал Барт.
Я скрытно наблюдала за ним за обедом, когда Синди изощренно и временами глупо пыталась вывести его из себя. Наверное, все это было бы смешно, если бы Барт обладал чувством юмора. Однако Барт был неспособен посмеяться над самим собой. Он все воспринимал слишком серьезно. А Синди все более торжествовала.
— Видишь ли, Барт, — насмешничала она, — я-то могу посмеяться над своими собственными глупостями и даже преподнести в юмористическом виде свои похождения. А тебе твоя собственная мрачность проест кишки и засушит мозги. Ты, как старый скряга, копишь обиды и разочарования, которые пора выбрасывать на помойку.
Барт ничего не отвечал.
— Синди, — не выдержал Крис, до того сидевший молча, — извинись сейчас же перед Бартом.
— Ну, нет.
— Тогда покинь нас и ешь одна в своей комнате, пока не научишься вести себя прилично.
Она с гневом и обидой взглянула на Криса:
— ПРЕКРАСНО! Я покидаю вас, но завтра я покину и этот дом, и вас навсегда! И никогда больше не приеду! НИКОГДА!
— Самая лучшая новость за много лет, — наконец, нарушил свое молчание Барт.
Синди в слезах поднялась и вышла. Я не вскочила на сей раз, чтобы успокоить ее. Я сделала вид, что ничего страшного не произошло. В прошлом я всегда защищала Синди и выговаривала Барту, но теперь я смотрела на него иными глазами. Я вынуждена была признаться самой себе, что никогда на самом деле не знала своего сына. А у него были грани, оказавшиеся светлыми.
— Отчего же ты не побежала за Синди, как всегда? — с вызовом спросил Барт меня.
— Я не окончила обеда, Барт А Синди пусть поучится уважать мнение других.
Он смотрел на меня так, будто услышал нечто совершенно невероятное.
Рано утром следующего дня Синди ворвалась в нашу комнату без стука, застав меня только что вышедшей из ванны, а Криса — за бритьем.
— Мама, папа, я уезжаю, — смущенно сказала она. — Я не могу здесь оставаться. Я удивляюсь себе, с чего это я решила сюда прилететь. Я поняла, что теперь вы оба на стороне Барта, а раз это так, мне здесь нечего делать. В апреле мне будет двадцать, в таком возрасте человек вполне может обойтись без семьи.
В глазах ее заблестели слезы. Дрожащим голосом она сказала:
— Я хочу поблагодарить вас обоих за то, что вы были чудесными родителями мне. В особенности, в детстве, когда я очутилась одна. Я буду скучать по тебе, мама, по тебе, папа, по Джори, Дэррену и Дайдр; но каждый раз, приезжая сюда, я чувствую себя не в своей тарелке. Если когда-нибудь вы будете жить отдельно от Барта, может быть, тогда я буду приезжать к вам снова… может быть.
— Синди! — вскричала я, бросаясь обнять ее. — Пожалуйста, не уезжай!
— Нет, мама, — твердо сказала она. — Я еду в Нью-Йорк. Там мои друзья организуют для меня встречу. Ах, в Нью-Йорке всегда лучше и веселее!
Но тем не менее она продолжала плакать. Крис вытер лицо от крема и подошел, чтобы обнять ее.
— Я понимаю, что ты чувствуешь, Синди. Барт может любого разозлить, но ты вчера зашла слишком далеко. Конечно, ты — девушка с чувством юмора, но к сожалению, Барт лишен его. Надо выбирать, над кем можно подшутить, а над кем — нет. Ты эмоционально переросла Барта, Синди. Если тебе необходимо уехать — мы не станем возражать. Но знай, что мы с матерью берем детей, Джори и Тони и скоро переезжаем в Шарноттсвилль. Мы найдем там большой дом и поселимся среди людей, так что тебе не будет одиноко, когда ты будешь навещать нас. А Барт останется здесь, далеко от тебя и высоко в горах.
Она зарыдала громче и обняла Криса:
— Прости, папа. Я вела себя плохо, но Барт всегда говорит мне такие гадости, что я должна была или отплатить ему, или чувствовать себя подобно тряпке, о которую вытирают ноги. Я не желаю, чтобы об меня вытирали ноги — а он такой, именно урод и скряга, как я сказала.
— Я надеюсь, когда-нибудь ты посмотришь на него по-другому, — мягко сказал Крис, подняв ее хорошенькое заплаканное личико и целуя его. — Поцелуй маму, попрощайся с Джори, Тони, Дэрреном и Дайдр, но не говори, что никогда больше не приедешь к нам. Мы будем от этого очень несчастны. Ты всегда приносишь нам радость, и ничто не затмит ее.
Я помогла Синди упаковать вновь вещи, которые она едва распаковала после приезда. Я видела, что ее решение об отъезде было принято поспешно, и она бы осталась, если бы я попросила. К несчастью, мы с ней оставили дверь открытой, и, оглянувшись, я увидела в ней стоящего Джоэла.
Джоэл уперся в Синди своим водянистым взглядом.
— Отчего это ты заплакана, девочка?
— Я вам не девочка! — заорала на него Синди. — Вы всегда в сговоре с Бартом, ведь так? Это вы сделали его таким! Вы радуетесь, что я собираю вещи, правда? Ну что же, радуйтесь, но прежде чем уехать, я выскажу вам все, поганый старикашка! Я не побоюсь осуждения родителей. — Она подошла к нему, сразу возвысившись над его сгорбленной фигурой. — Я вас ненавижу! Я ненавижу вас за то, что вы сделали моего брата ненормальным, ведь без вас он был бы человеком! НЕНАВИЖУ!
Услышав это, Крис, сидевший тут же, рассердился:
— Синди, как ты смеешь? Тебе надо было уехать, не разочаровывая нас лишний раз.
Джоэл мгновенно исчез. Синди вновь с горькой обидой смотрела на Криса.
— Синди, — поспешил приласкать ее Крис. — Джоэл — старый человек, ему и так осталось на этом свете немного. К тому же, он умирает от рака.
— Откуда ты это взял? — спросила она. — Он выглядит более здоровым, чем прежде.
— Возможно, он переживает сейчас ремиссию. Он отказывается от визита врача и мне не позволяет осмотреть его. Но мне он сказал, что обречен на скорую смерть. Так что я верю его словам.
— Теперь ты захочешь, чтобы я извинилась перед ним. Так знай, что извиняться я не буду! Я обдумала каждое сказанное мною слово. Тогда, в Нью-Йорке, когда Барт с Тони так любили друг друга и были так счастливы вместе, я помню, что на вечере появился какой-то старикан, похожий на Джоэла. И Барт сразу изменился. Он стал злобным, раздраженным, начал критиковать мой наряд, костюм Тони… сказал, что она — бесстыжая, а между тем, лишь некоторое время тому назад сам же и делал ей комплименты по поводу ее костюма. Так что не убеждайте меня, что это не Джоэл виноват в безумстве Барта.
