Салли Боумен - Секстет
У Колина хватило ума не возражать Тому.
– Конечно, сейчас вы и не можете чувствовать ничего другого. А теперь вы говорите, а я буду сидеть и слушать. А потом попробуем вместе во всем разобраться.
* * *– Роуленд, я люблю вас, – сказала Катя. Откашлявшись, она серьезно продолжала: – Я хочу, чтобы вы это поняли. Конечно, я все еще люблю Тома. В некотором смысле я буду любить его всегда, но Тома я люблю спокойной, обыденной любовью, тогда как вы… – Она умолкла.
Она репетировала свою речь всю дорогу. Теперь, когда она была здесь, в странном спартанском доме Роуленда Макгира, оказалось, что произнести ее не так просто, как казалось ей раньше. Она надеялась, что именно в этом месте Роуленд наконец произнесет какую-нибудь реплику.
Но он ничего не сказал. Роуленд впустил ее в дом очень неохотно и то только после того, как она разрыдалась на пороге. Потом он проводил ее в неприветливую комнату с фотографиями каких-то уродливых гор на стенах. Уже через пять минут своего пребывания там она поняла, что если немедленно не приступит к речи, то снова окажется на улице. Роуленд стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. В его зеленых глазах она не видела ничего, похожего на сочувствие. Катя чувствовала, как лицо ее заливается краской.
– С вами, – продолжала она, – все по-другому. Это случилось внезапно, в тот день, когда вы приехали в Оксфорд! Помните, тогда Мириам Спарк сказала: научитесь читать. Так вот, после того, как вы уехали, я начала читать этот роман… – Катя сделала паузу в надежде, что Роуленд спросит, о каком романе идет речь, но он продолжал хранить молчание.
– Я обнаружила, что могу читать его – и могу читать себя. И вас. Я знаю, что вам нужно, Роуленд. Я знаю, чего вы хотите.
– Правда? Тогда вы обладаете передо мной неоспоримым преимуществом.
– Роуленд, я хочу лечь с вами в постель. – Румянец на ее щеках стал гуще. – Сейчас вы можете не понимать, что тоже этого хотите, но вы поймете. Я хочу, чтобы вы поняли. – Она запнулась, вспомнила свой сценарий. – Я знаю, что это будет не надолго, и, когда все кончится, я тихо уйду, я никогда не стану вам навязываться. Я знаю, что для вас это будет просто… ну, просто секс, но для меня – это то, что мне необходимо в данный момент жизни. Совершенно необходимо и очень важно.
Катя умолкла, рассчитывая, что сейчас Роуленд подхватит диалог. В Катиной речи была и вторая часть, посвященная природе любви, ее развитию и Катиным теориям этого развития, которых существовало несколько. Речь завершалась кодой, касавшейся таких вопросов, как родство душ, судьба и внезапное влечение. Теперь, глядя в зеленые глаза Роуленда, Катя без колебаний решила этот раздел опустить. Глаза Макгира выражали вежливый интерес и легкую насмешку.
– Вы смеетесь надо мной? – сказала она. – Это не смешно. На такое, знаете ли, нелегко решиться.
– Я согласен с тем, что это не смешно, и я вовсе не смеюсь над вами. Вы закончили? Как я и обещал, я вас выслушал.
– Послушайте, – не сдавалась Катя, – послушайте, я знаю, вы гораздо старше меня. Знаю, что вы ни к чему подобному не привыкли, но я думаю, что женщина имеет право высказать, что она чувствует. Какой смысл жить, непрерывно что-то скрывая? Я люблю вас. Сегодня я пришла, чтобы сказать вам об этом. Если хотите, мы можем сейчас лечь в постель, а потом я уеду в Оксфорд. Вы никогда больше обо мне не услышите. У меня есть обратный билет.
Роуленд вздохнул. Он подумал, что Катя не может себе представить, сколько раз это с ним уже случалось. Разные женщины, разные слова – и одинаковые намерения. Об этом, разумеется, он не собирался упоминать.
Он посмотрел на Катю. На ней была надета куртка, мужская рубашка, джинсы и тяжелые башмаки. Это было трогательно и одновременно забавно, так же как и сочетание в ней позерства и искренности. Она пристально смотрела на него огромными голубыми близорукими глазами. У нее были красивые волосы темно-рыжего, лисьего цвета, распущенные по плечам, нос и скулы были усыпаны веснушками. Он заметил, что руки у нее слегка дрожат.
Роуленд взглянул в окно. Уже начинало темнеть. Он недосыпал три дня подряд и чувствовал безумную усталость, а незадолго до появления Кати пришел к выводу, что воскресенье – самый трудный день недели. Большинство людей проводило этот день со своими семьями, а он раньше часто проводил воскресенье с Линдсей. «Больше этих встреч не будет», – с глухой тоской думал он. Роуленд был растерян. В родном городе, в собственном доме он чувствовал себя неприкаянным и одиноким, как на далекой планете.
Казалось, на этой планете может случиться все, что угодно, правил там не существовало. В три часа пополудни являлось Искушение в образе девушки в куртке, с обратным билетом в кармане и желанием его соблазнить. У него было ощущение, что, если он на секунду отвернется, Катя исчезнет. Он отвернулся, потом оглянулся назад. Но она стояла, выжидательно глядя на него, и он понял, что необходимо что-то сказать.
– Катя, милая, – начал он. – Я искренне тронут вашими словами, но ничего другого я вам не скажу. Я не могу да и не хочу обманывать вас: я ничего не буду вам обещать.
Катя побледнела, потом начала медленно расстегивать блузку. Крупные слезы катились по ее лицу. Немного помедлив, она потянула блузку за рукав, обнажив плечо.
– Вы на меня даже не смотрите, – заговорила она сквозь слезы. – Неужели я вам совсем не нравлюсь? Роуленд, ну пожалуйста, скажите хоть что-нибудь. О Господи, я так несчастна! Я ничего не могу делать – ни работать, ни думать. Том сказал, что у меня безумный вид. Я и ощущаю себя безумной. Я вообще могу пойти и прыгнуть в Темзу, не верите?! Сегодня днем я действительно чуть не прыгнула. Я целый час ходила и смотрела на Темзу, только мне никак не удавалось найти подходящее место, и потом был отлив, и там оказалась такая грязища.
Она жалобно всхлипывала, трогательно вытирая слезы маленьким кулачком. Роуленд вдруг обнаружил – он сам не знал, как это могло получиться, что он обнимает ее. В следующее мгновение ее слезы уже падали ему на плечо.
– Я не хочу жить, – бормотала она. – Я умру от стыда, но я ничего не могу с собой поделать. Я нескладная, я не возбуждаю желания, я вела себя как дура. Как это все глупо. Зачем я сюда приехала? Почему так ужасно разговаривала с Томом? Мы не спали всю ночь – все спорили и ругались, и я выпила все вино и говорила ему обидные вещи…
Роуленд сочувственно хмыкнул. Он неловко похлопывал ее по плечу, потом начал гладить по спине. Он был растерян, но тем не менее у него не было никаких сомнений в том, что он должен сделать: надо было ее успокоить, поговорить с ней по-отечески и с величайшей твердостью и тактом отправить обратно в Оксфорд. Это представлялось ему вполне очевидным, но Роуленд вдруг понял, что логика ему изменила. Он понял, что его возбуждают тепло и близость Катиного тела, ее слезы и не в последнюю очередь ее черный бюстгальтер. Катя была очень славной девушкой, и она, несомненно, его возбуждала. Ее кожа оказалась гладкой, шелковистой, усеянной веснушками. У нее была тонкая талия, упругая грудь, а кожа едва уловимо пахла присыпкой, пробуждая в нем нежные, почти отеческие чувства.
