Элейн Ричардс - Магнат
Глава 42
Джефф с глубоким сожалением хладнокровно размышлял о своих ошибках и опрометчивых решениях. Он лежал, прислонившись спиной к выступу скалы; его левая нога была вывихнута и сломана, правая растянута в колене. Он уже не чувствовал боли, яд гремучей змеи проник в его кровь, и он потерял чувствительность. Последнее, что он успел почувствовать, была острая боль в бедре и неожиданное чувство жжения в кровеносных сосудах.
Он смотрел на солнце, которое стояло в зените прямо у него над головой. Небо было белесым, с каким-то металлическим отливом, казалось, что оно то вспучивалось, то шло рябью, издавая высокий барабанный звук. Или, может быть, это была болтовня скорпионов или разговор пауков? Слегка поворачивая голову влево, он мог видеть огромного тарантула, коричневого с белым, под цвет скал. Насекомое постукивало своей мохнатой лапкой по его предплечью, словно проверяя, готово ли мясо к употреблению. В белесом небе кружили хищные птицы; они пронзительно кричали, недовольные тем, что он умирает слишком медленно.
Он попытался проглотить слюну, но это оказалось почти невозможным, его горло спеклось, все слизистые покровы высохли. Его глаза запали, лицо чудовищно опухло. В нем невозможно было узнать Джеффа Коннери, его вообще трудно было принять за человека. Его одежда превратилась в залитые кровью лохмотья, трещавшие на сухом ветру. Его тело там, где оно походило на сырую отбивную, было покрыто волдырями, сочащимися гноем.
Вполне могло статься, что сейчас он навсегда потеряет сознание. Он проваливался во тьму уже несколько раз, пока его пытали. Они сунули его голову в бак с водой и держали ее там до тех пор, пока он чуть было не захлебнулся. Они сняли с него ботинки, связали его стопы вместе и били по подошвам прикладами ружей. Эту пытку он особенно ярко запомнил: боль по спирали пронзала все тело, она была более сильной, чем он мог себе представить и вытерпеть, ему казалось, что его стопы превращаются в белые дыни. Потом они пропускали ток через его гениталии. Удар тока был, может быть, не очень сильным, но у него застучали зубы и все тело свело судорогой. Потом его били рукояткой пистолета по лицу, пока оно не превратилось в кровавое месиво.
Он вспомнил, что они разнообразили пытки током. Его язык кровоточил, а член опух и Стал в два раза больше обычного. Этому их научил какой-то бывший сержант, прошедший Вьетнам.
Человек, отвечавший за операцию, Пинки, потребовал, чтобы Джефф рассказал им все, что ему известно о Хейгах, а также признался, откуда он получил информацию и кто еще знал об этом. Это был настоящий ужас. В промежутках между пытками и выводами из палатки «на расстрел» (после чего его опять заталкивали обратно), ему давали воду, вареные бобы и болтушку из муки на воде. После пытки током он не мог мочиться. Ему разрешали пользоваться отхожим местом возле палатки, не вставая при этом на ноги, так что он весь перепачкался в собственных нечистотах и от этого у него на теле появились мучительные язвы.
Его подвергали пыткам ежедневно утром и после полудня. Он привык жить, каждую минуту с ужасом ожидая своих мучителей. Они вели себя по-деловому, как хирурги перед операцией.
Пинки каждый раз задавал вопросы. Джефф ни черта им не сказал. Он считал это невероятным. Он всегда говорил, что человек не способен вытерпеть экстремальные пытки, но недооценил собственные злость и силу. Он надеялся, что у Дена Арлена хватит соображения передать материалы Люка Эвери кому-нибудь из сенаторов.
Джефф вспоминал все это как давнишний кошмар. Он помнил, как его вынесли из палатки на носилках и швырнули в кузов грузовика. Он помнил, как трясло и ломало его тело, пока они ехали в горы под раскаленным солнцем. Он помнил, как его сбросили с носилок на скалу, помнил шипение змеи и укус ее клыков. И еще он помнил шум удаляющегося грузовика.
Он умирал удивительно спокойно; боли не было, его охватывал стремительно нарастающий холод, тепло уходило из его тела, и он уже не мучился от убийственных лучей солнца. Он думал о телеграмме Сэнди и о том, как умер Ли.
Он вспомнил, как полюбил Сэнди и как благодаря ей нашел в себе силы для борьбы, как, наконец, он действительно стал тем Джеффом Коннери, которого раньше люди придумывали с подачи его отца.
Теперь ему мучительно, до боли не хватало Сэнди. Он заставил себя думать о ней: кареглазая, улыбающаяся Сэнди. Сердитая, плачущая Сэнди. Сэнди в джинсах и рубашке, Сэнди обнаженная, Сэнди, загоревшая на солнце и мокрая от морской воды. Влажные губы Сэнди у его губ, Сэнди, устремленная к нему и говорящая: «Я люблю тебя, Джефф…»
Черт возьми, Хейгов надо было остановить. Тогда это имело смысл. Если бы ему и Сэнди удалось свалить Рубена и Аарона, их собственные мучения не были бы напрасными. А так все было впустую, бесполезно…
Глаза Джеффа горели от ожогов безжалостного солнца, и он прикрыл опухшие веки. Он чувствовал, что истекает потом. Его била дрожь, и у него стучали зубы. Опухший язык перекрывал ему гортань. Уже скоро. Ждать осталось всего несколько мгновений. Он чувствовал, что сознание ускользает. Сквозь шум ветра он вдруг услышал глухой гудящий звук. Этот звук успокаивал и был похож на гудение далекого сверла.
Он слегка повернул голову и увидел сидящего в ожидании тарантула.
Он увидел хищных птиц.
Он почувствовал слезы на глазах. «Сэнди, — бессвязно подумал он. — Я любил тебя».
Жужжание в воздухе прекратилось, потом послышалось снова. Он открыл глаза и сощурился из-за бьющих прямо в зрачок лучей солнца. В небе мелькнула какая-то тень. Ангелы? Эта мысль развеселила его. Он попытался проследить за этой тенью, но не смог. Он опять закрыл глаза. Подумал, жив ли еще отец. А еще подумал, станет ли Мэри искать его. Нет, не станет. Она заявит журналистам, что он сбежал, или, и это скорее всего, Хейги придумают какое-нибудь объяснение, а она их поддержит.
Мэри наконец обретет спокойствие.
Его охватил приступ ярости. Он сильно тряхнул рукой, тарантул слетел с него и спрятался в ядовитых зарослях неподалеку.
«Рано тебе еще жрать меня, сволочь», — подумал он.
Сидя в маленьком самолете, Сэнди указала вниз и закричала:
— Там человек! Вон там, вон там!
