Номи Бергер - Бездна обещаний
Джефф воспринимал себя исключительно как Харальда. Он прежде всего сын своей матери. И, как и она, Джефф собирался стать пианистом.
Кирстен чувствовала себя безнадежно несчастной.
К лодыжкам будто привязали пудовые гири, ее без конца мутило и подташнивало, руки стали совершенно ледяными, словно кровь застыла в венах. Кирстен пыталась убедить себя в том, что Эндрю ничего ей не должен, что он совершенно волен приходить и уходить когда захочет, но никакие доводы совершенно не помогали. Она была несчастна — и все. Кирстен не могла смириться с тем, что Битон вот так вот просто взял и исчез.
И тем не менее хочешь не хочешь, а Эндрю Битон исчез.
Остаток дня Кирстен провела, апатично бродя вокруг собственного дома. Потом, чтобы хоть чем-то себя занять, подмела и вымыла кухню, перевесила несколько картин на стенах гостиной, переставила на полках книги, сперва по размеру, потом по цвету. В какой-то момент ей захотелось есть, но, едва притронувшись к разогретому бифштексу, она тут же выбросила его в мусорное ведро.
Сумерки застали Кирстен на заднем дворе, где она занималась приведением в порядок маленького садика и огорода. К тому времени, когда окончательно стемнело, там не осталось ни одного сухого листика, ни одного увядшего цветочка, ни одного несобранного созревшего плода. Никогда еще ее задний дворик не выглядел таким аккуратным и ухоженным.
В десять вечера Кирстен еще раз попробовала поесть, но единственное, что ей удалось, так это пропихнуть в горло крошечный кусочек сыра. Не раздумывая, Кирстен отправила неудавшийся ужин вслед за обедом и решила попробовать купленную на базаре клубничную настойку. Крепкий напиток сразу же ударил в голову. Обрадовавшись, Кирстен наполнила второй стакан, после чего нетвердыми шагами прошла в спальню и, не раздеваясь, рухнула на постель, стараясь забыться пьяным сном.
Два часа спустя сон как ветром сдунуло. Действие настойки улетучилось, и Кирстен почувствовала начало нового ужасного приступа тоски и ощущение пустоты.
— Будь ты проклят, Эндрю Битон, — говорила она вслух, нанося кулаком удар за ударом по подушке. — Будь ты проклят, будь ты проклят!
Кирстен включила над кроватью ночник и попыталась читать. Прочтя в пятнадцатый раз одно и то же предложение, она наконец отбросила книгу в сторону, встала и, усевшись за письменный стол, решила закончить начатое письмо Маркосу.
Взяв ручку, Кирстен тут же отложила ее в сторону. Воспоминание о том, что написал ей Маркос в своем последнем письме, заставило сердце Кирстен слегка затрепетать. Итак, Майкл приезжал в Афины и разыскивал ее. Собственно говоря, уже дважды. Кирстен улыбнулась. Но и улыбаясь, она чувствовала в себе удручающую пустоту. «Майкл, — прошептала Кирстен. — О, Майкл, прости меня». Улыбка потускнела, а затем и исчезла вовсе. Минуту спустя состояние Кирстен совершенно изменилось — пришло вдохновение.
Кирстен подбежала к ночному столику у кровати, открыла верхний ящик и достала оттуда потертый кожаный мешочек с золотым браслетом и брелками. Как же она не подумала об этом раньше? С пятой попытки Кирстен удалось защелкнуть браслет на руке. Кирстен села за пианино и подняла крышку клавиатуры. На мгновение ей показалось, что ее сердце сейчас вырвется из груди.
«Только бы сработало, — вновь и вновь повторяла она, разминая пальцы. — Прошу тебя, Господи, пусть на этот раз сработает». Браслет холодил кожу, амулеты тряслись и позвякивали подобно колокольчикам, колыхаемым легким ветром. Душа Майкла была в браслете, в каждом из его амулетов, и ждала момента воплощения магического действия Майкла на Кирстен. Господи, помоги! Кирстен была готова. Закрыв глаза и сделав глубокий вдох, она положила обе руки на клавиши.
В шесть часов утра, когда прозрачный свет новой зари, занимавшейся над Тавирой, только начал окрашивать комнату нежным розовым цветом, Кирстен оставила свои попытки. Пошатываясь, она добрела до дивана и рухнула на него в полном изнеможении и опустошенности, забывшись наконец тяжелым, всю ночь от нее ускользавшим сном.
Когда Кирстен услышала голос зовущего ее Майкла, ей показалось, что она проспала не более минуты. Однако медленно открыв глаза, она, к немалому своему изумлению, обнаружила, что уже почти стемнело. Желая окончательно проснуться, Кирстен, звеня браслетом, подняла руку. Она попросила Майкла подойти к ней поближе, ей хотелось рассказать ему только что приснившийся сон.
Эндрю двинулся было к дивану, но остановился на полпути, услышав незнакомое имя. Майкл? Какой такой Майкл?
— Кирстен?
Она испуганно вскрикнула, и Эндрю от неожиданности вздрогнул.
— Эндрю! — Широко раскрытые глаза Кирстен с расширившимися зрачками примяли цвет темно-фиолетовых ирисов. А где же Майкл? Разве она не пыталась играть на пианино, а Майкл не сидел рядом, помогая ей?
— Кирстен, что с вами? Что случилось? — Эндрю опустился на колени рядом с диваном и внимательно всмотрелся в лицо пытавшейся прийти в себя Кирстен. Когда Кирстен пошевелила руками, Битон наконец обратил внимание на браслет, и любопытство его возросло еще больше.
Кирстен заставила себя сесть и сосредоточить внимание на сидящем перед ней на коленях Эндрю.
— Эндрю! А я подумала, что вы уехали, — все еще в недоумении пробормотала Кирстен.
— Уехал? Да нет.
— Но вчера вас не было у стенда.
— Я ходил на Илья-де-Тавира.
Кирстен не знала, смеяться ей или плакать. Обнять ли Эндрю и сказать ему, как она счастлива видеть его вновь, или же наброситься на Битона с кулаками и накричать за то, что ушел, не предупредив, что вернется.
— Мне хотелось сделать вам сюрприз.
— Сделать мне сюрприз! — Руки Кирстен невольно принялись приводить в порядок смятую прическу; под ложечкой засосало, напомнив о том, что Кирстен уже почти два дня ничего не ела. Он хотел сделать ей сюрприз, подумайте, — только и всего!
Но Эндрю, казалось, не заметил обуревавших Кирстен чувств. Улыбнувшись, он поднялся на ноги.
— Поскольку вы никак не могли справиться с сомнениями, какую же из акварелей выбрать, я решил эту проблему за вас. А теперь подождите здесь.
Битон исчез на кухне, а Кирстен, облизав высохшие губы, принялась быстро приводить себя в порядок. В то время когда Кирстен пыталась разгладить несколько складок на помявшейся юбке, в комнату вернулся Эндрю, прятавший что-то за спиной.
— Не могли бы вы зажечь свет? — попросил Битон. — У меня обе руки заняты.
Кирстен, исполнив просьбу Эндрю, снова уселась на диван и с сияющим лицом ребенка, ожидающего чуда, притихла.
