Фиона Нилл - Тайная жизнь непутевой мамочки
— Что ты имеешь в виду?
— Ну… определенные психопатологии создают общность индивидуальных особенностей, — поясняет он. — И некоторые из этих особенностей более привлекательны, чем другие. Страдающие анорексией, например, часто склонны к лести. Больные, страдающие навязчивым неврозом, очень непреклонные, и они всегда приводят в порядок мой рабочий стол.
— А кого ты любишь больше всего? — подключается к разговору Кэти.
— Людей с непреодолимым влечением к сексу, — отвечает он без запинки. — Не из-за того, конечно, что они всегда пытаются соблазнить тебя — что они, конечно, делают, даже мужчины, — а потому, что их успех зависит от того, чтобы быть чрезвычайно обольстительными. Они прекрасные собеседники, с ними обычно столько смеешься!
— Как с Расселом Брэндом[108]? — спрашивает Эмма.
— Именно, — соглашается Марк.
— А как ты сопротивляешься их атакам? — хочет знать Кэти.
— Я думаю о том, что могу потерять работу, если уступлю. Мысленно прокручиваю в голове последствия. С мужчинами это проще, я исключительно гетеросексуален. И потом я вижу больше мужчин, чем женщин. Эта проблема более типична для мужчин.
— Как ты определяешь разницу между пагубной привычкой и нездоровой навязчивой идеей? — вырывается у меня вопрос.
— Некоторые люди склонны смотреть на все эти проблемы как на пагубные привычки, — говорит он. — Но чтобы квалифицировать это как пагубную привычку, такие проблемы должны доминировать в твоей жизни ежедневно. Ты отдаляешься от людей, и пагубная привычка становится твоим другом. Здесь есть также элемент ненависти к самому себе. Ты, Люси, возможно, одержима, но пагубных привычек у тебя нет. — И он с удовлетворенным видом откидывается на спинку стула. Марк любит свою работу!
— А как ты думаешь, к Гаю у меня пагубная привычка? — нерешительно спрашивает Эмма.
— Нет, — живо отзывается Марк. — На месте Гая запросто мог бы быть кто-то еще. Просто ты испытываешь склонность к определенному типу мужчин. К мужчинам, которые никогда не будут твоими. Ты боишься близости из-за страха быть отвергнутой.
Я ошеломлена. Никто из нас никогда не говорил с Эммой так вот прямо.
— И каков же метод лечения? — Ее голос звучит гораздо менее уверенно.
— Тебе следует сознательно избегать их. Поскольку ты признаешь их как тип, они тоже признают тебя. Возможно, тебе следует обратиться за помощью к профессионалу.
— Как насчет тебя? — спрашивает Эмма.
— В настоящее время, мне кажется, я встретил ту, на которой хотел бы жениться.
— О, черт! — вырывается у меня. — Когда мы с ней познакомимся?
— Скоро, — загадочно произносит он.
Кто-то трогает меня за плечо. Думая, что это заботливый официант, я вяло поворачиваюсь, приготовившись попросить еще одну бутылку шампанского, ибо решила напиться сегодня вечером так, будто завтра не наступит никогда, и вижу, что это не официант. Это Роберт Басс.
Он опирается руками на подлокотник дивана и наклоняется, чтобы заговорить со мной. Его пальцы растопырены, и я замечаю, как он царапает бархат, оставляя на ворсе маленькие бороздки.
— Что вы здесь делаете? — спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал менее встревожено, чем это есть на самом деле.
— Я только что закончил ужинать со своим издателем, — говорит он. — Вот увидел вас и подумал, что будет невежливо уйти просто так, не объявившись. А вы что здесь делаете? Вы говорили, что никогда никуда не выходите.
— В общем, так и есть. Я здесь с моими подругами и братом, — отвечаю я, однако даже и не делаю попытки представить его им.
Я решительно поднимаюсь с дивана, показывая тем самым, что ему не следует присаживаться к нам. Он наклоняется и целует меня в щеку. Один раз. Внешне этот жест выглядит ничего не значащим. Кажется, ни Марк, ни мои подруги не проявляют в связи с этим никакого беспокойства. Они думают, наверное, что это мой старый друг, без сомнения, кто-то из команды «Вечерних новостей». Но поцелуй длится чуть дольше, чем следовало бы. Я чувствую его щеку рядом с моей щекой, его руку на своем плече. Эти хитрые, преднамеренные жесты — продолжение близости, возникшей на вечеринке. Я понимаю, что мы оба неоднократно мысленно возвращались к тому эпизоду. Когда мы смотрим друг на друга, я вижу мою собственную страсть, отражающуюся в его глазах. Я чувствую, что у меня перехватывает дыхание. Я вижу, что моя рубашка на груди вздымается и опускается слишком быстро, и начинаю кусать нижнюю губу. Я хочу заставить ее кровоточить, чтобы болью отвлечь себя и высвободиться из этого плена. Я думаю о маленькой коленке Фреда, залитой кровью, и о том, как он, плача, звал меня, как будто в мире больше нет никого, кто мог бы облегчить его страдания. Я думаю о Томе, невозмутимом, рациональном, надежном.
— Люси, вы обязаны поговорить со мной, вы не можете притворяться, что ничего не случилось, — шепчет он мне в ухо. — Мы оба в этом замешаны.
— Обязана? Обязательства у меня есть перед моей семьей, так же как и у вас — перед вашей, — возражаю я. — Послушайте, сейчас не время и не место для этого.
— Так назовите время и место! Мне одному с этим не справиться. Я действительно измучился.
Тут мой брат, как всегда общительный и дружелюбный, встает со своего места и подходит к нам.
— Может быть, выпьете? — спрашивает он Роберта Басса.
Я представляю его собравшимся, успокоенная тем, что никто из присутствующих не знает его имени, а слышали о нем только как о Прирученном Неотразимце. Мне необходимо заставить его уйти так быстро, как только возможно.
— Разрешите мне угостить вас, — говорит Роберт Басс, направляясь к бару.
Я снова сажусь, чувствуя легкую тошноту. Однако на сей раз я не могу отнести это на счет вина. Я больна от страсти. Это все равно что пытаться остановить химический эксперимент, когда ингредиенты уже помещены в пробирку, решаю я.
— Кто это? — театрально вопрошает Эмма. — Великолепный экземпляр! Он просто неотразим! И определенно мог бы отвлечь меня от Гая. Я бы даже рискнула, пожалуй, разделить с ним мировое господство.
Приятно слышать, что моя старая подруга одобряет мой вкус в отношении мужчин, но с другой стороны, это заставляет меня задаваться вопросом, а не слишком ли заметен Роберт Басс.
— Старый друг, — отвечаю я. — Не виделись целую вечность. Но я уверена, что он женат.
— Брак — это душевное состояние, — откликается Эмма. — Так всегда говорит Гай. Когда он с женой, он чувствует себя женатым, а когда со мной, то чувствует себя «оттраханным». Он говорит, что идеально — когда можно быть холостым в течение недели и женатым по выходным.
