Марта Кетро - Солнечное настроение (сборник)
Водится за ним такой грех, чистая правда, гневлив нешуточно. В детстве слыл отчаянным драчуном, первым бил обидчиков, кулак летел вперед, опережая мысль и разум. С годами научился сдерживаться, давить вспышки гнева. Но сегодня, пять минут назад, до судороги в руке хотелось вмазать «ухажеру», впечатать ему газету в расквашенное лицо. Но устроить драку с любовником жены в коридоре поликлиники! Это уже слишком!
Возможность того, что он потеряет Ирину, разрушится их семья, была настолько кошмарна, что не поддавалась осмыслению. Все равно как представлять в деталях свою предсмертную агонию. Думать – невозможно, кипеть от ярости – легко.
А что делать? Как он должен поступить прямо сейчас? Купить водки и поехать к Даниле, пусть принимает в свой клуб обманутых мужей! Решение не оригинальное, но другого не имеется.
4
Верочка и Ирина вместе вышли из кабинета. Верочка держала стопку медицинских карточек, Ирина закрывала дверь на ключ. К ним шагнул мужчина, посмотрел на одну, на вторую, выбрал Верочку:
– Добрый вечер! Позвольте задержать вас на несколько минут?
– Чей-то? Прием окончен!
– Убедительно вас прошу!
– Нет, ну что за люди! – продолжала возмущаться Верочка.
– Ирина… Ирина Николаевна! Я друг вашей мамы, мне обязательно нужно с вами поговорить.
– Разве у вас есть мама? – удивленно посмотрела на Ирину медсестра.
– Теоретически у каждого есть мать. До свидания, Верочка! До завтра.
– Ага! Я пошла. – Вывернув шею, продолжая рассматривать мужчину, Верочка медленно двигалась по коридору.
– Простите, обознался! – вслед произнес мужчина.
Ирина откровенно и молча его рассматривала. Сколько, мать говорила, ее любовнику? Двадцать семь. Выглядит на все сорок, изрядно потрепанный. Но совершенно не похож на душегуба или убийцу. Впрочем, с преступниками Ирина никогда дела не имела, неизвестно, под какой личиной они прячутся. Этого она скорее отнесла бы к породе тихих интеллигентных неудачников, чья карьера в институте не поднимается выше старшего преподавателя, а на предприятии – ведущего инженера. Заведующим кафедрой или начальником цеха такому никогда не стать.
– Меня зовут Толик… то есть Анатолий… Витальевич.
Он заметно стушевался под оценивающим, далеким от дружелюбия взглядом Ирины.
– Что вам угодно? – спросила она.
– Я друг вашей мамы, – повторил Толик Витальевич. – До недавнего времени близкий… до сегодняшнего дня… Маруся меня прогнала.
Он никак не мог взять правильный тон, смущался и заикался. Ирина была спокойна и тверда как скала. Только любовника матери ей не хватало!
– Обязательно посвящать меня в подробности ваших отношений?
– Нет, простите, Ирина… Николаевна.
– Анатолий Витальевич! Чего вы от меня хотите? Надеюсь, не выступить ходатаем в примирении с Марией Петровной Степановой?
В коридоре появилась уборщица с ведром и шваброй. Ирина пошла на выход, Анатолий Витальевич засеменил следом. Быстро заговорил, обращаясь к затылку Ирины:
– Возможно, вы не знаете… Маруся очень скрытный человек, хотя с первого взгляда может показаться, что очень открытый… Я не подозревал, например, о вашем существовании, извините. Маруся никогда не говорила, что у нее есть дети… дочь, такая… взрослая.
Не случайно он принял Верочку за Ирину.
– Постарше вас буду.
– Разве? Мне сорок, то есть тридцать семь.
Мать в своем репертуаре! Врет на каждом шагу! Ради эффекта скинула любовнику десять лет. Правда, произведенный на Ирину эффект оказался противоположного свойства. Да и… пятьдесят четыре минус тридцать семь – семнадцать лет – вызывающая, если не сказать пошлая, разница в возрасте. Хотя с другой стороны, вынуждена была признать Ирина, мать отлично выглядит и рядом с Толиком не смотрелась бы старшей сестрой.
Они спускались по лестнице. Анатолий Витальевич обогнал Ирину и преградил ей путь:
– Вы не знаете, но Маруся тяжело больна! Она похоронила мужа, очень переживала. Это глубочайшие терзания: любить человека и ждать его смерти как избавления от унизительного существования, недостойного его прежнего. Я уговорил Марусю поехать на юг, мы провели прекрасный месяц на Черном море! Из-за солнечной радиации, мне знакомый врач говорил, наверное, и случилось. В поликлинике Марусе сделали УЗИ щитовидки, обнаружили узел, взяли биопсию. Вы знаете, что такое биопсия? Конечно же! Простите за глупый вопрос.
Процедура не сложнее взятия анализа крови. Ирина прекрасно представляла, как под контролем УЗИ матери ввели в опухоль иголку, надетую на пустой шприц, движением поршня отсосали часть содержимого, размазали его затем по стеклу. На следующий день цитолог посмотрел стекло под микроскопом и дал заключение.
– Рак! У нее рак! – панически восклицал Анатолий Витальевич.
Обычно в такие подробности – биопсию, диагноз – посвящают только близких больного. Их знают те, кто крайне заинтересован в жизни человека. Или в его смерти?
– Да, рак, – спокойно кивнула Ирина. – Ну и что?
– Как «что»? Вас это… это… не тревожит?
– Пойдемте, сейчас поликлинику будут на ночь закрывать.
На первом этаже Ирина попрощалась с охранником. Вышли на улицу, спустились с крыльца. Разбойничий ветер носился с громким свистом. Чтобы его перекричать, приходилось повышать голос. Асфальт был скользким и блестящим, точно из земли выступила влага и превратилась в пленку льда. Ирина поскользнулась, Анатолий Витальевич подхватил ее под локоть.
Они не заметили темную фигуру у дерева. Фигурой был Павел. Он дождался, чего хотел, удостоверился: Ирина вышла под ручку с ухажером. Если бы Павел проследил и дальше за женой и «ухажером», то услышал бы много интересного и, главное, успокаивающего. Но Павел быстро пошел в сторону магазина.
Ирине не доставляло удовольствия то, что Толик держит ее под руку. Но голеностоп еще ощутимо болел, и посторонняя поддержка на катке, в который превратился асфальт, была не лишней.
– Давайте не будем лукавить друг перед другом, – сказала Ирина. – Характер вашего интереса к моей матери ни для кого не секрет. Поэтому ваша притворная забота о ее самочувствии выглядит по меньшей мере кощунственно.
– Я вас не понимаю, – растерянно пробормотал Анатолий.
– Да будет вам! Неужели из-за коллекции монет стоит так интриговать? Что вы хотели от меня услышать? Подтверждения, что мать умрет? Что ее дни сочтены? И не надейтесь! Поищите другую богатенькую старушку!
– Старушку? Коллекция? При чем здесь коллекция? К вашему сведению, последние пять лет, продавая Марусины монеты, я приплачивал ей, завышал стоимость, чтобы она, Маруся, не нуждалась!
