Вирджиния Эндрюс - Ангел тьмы
— Это новый лев всех сбивает с толку! — закричал кто-то. — Спустите флажки, они раздражают зверей своим мельканием.
Зря я вернулась в Уиллис!
Мне следовало побыть какое-то время одной. В нескольких шагах от клетки я остановилась, чтобы попрощаться с Томом, который стоял за спиной отца, и негромко окликнула брата:
— Том!
Он подбежал ко мне, в своем мешковатом клоунском наряде и с густым слоем грима на лице, и, схватив меня за руку, сдавленным шепотом стал умолять меня немедленно исчезнуть:
— Прошу тебя, не отвлекай отца! Он в первый раз заменил страховщика, потому что тот пришел на работу пьяный.
Но я не успела ничего ни сказать, ни сделать: отец обернулся и увидел меня.
Он увидел мои светлые волосы, сверкающие серебром в ярком свете прожекторов, белое платье, в которое была одета мама, когда отец впервые встретил ее на Персиковой аллее. Дорогое старомодное платье с пышными рукавами и развевающейся юбкой, тщательно выстиранное и отутюженное мной, самое лучшее из всего моего летнего гардероба, которое я надела сегодня первый раз. Отец замер, уставившись на меня изумленными темными глазами, выронил на усыпанный опилками пол револьвер и винтовку и, забыв и о дрессировщике, и о хищниках в клетке, медленно пошел мне навстречу.
Лицо его излучало неподдельный восторг, и мое сердце вдруг тоже радостно забилось в груди. Наконец-то! Наконец-то отец обрадовался мне. Я видела это по его сияющим глазам. Вот сейчас он скажет, что любит меня!
— Ангел мой! — закричал он, протягивая ко мне руки.
Он увидел во мне ее! Он все еще любил только ее, мою мать!
Он никогда не полюбит меня, никогда!
Я повернулась и выбежала из шатра. А внутри него в этот момент поднялся невообразимый шум и гам: рычали львы и тигры, кричали люди, потом раздались выстрелы. Я остановилась, охваченная страхом и недобрыми предчувствиями. Из шатра выскочили двое мужчин.
— Что там происходит? — спросила я у них.
— Тигры повалили укротителя и начали катать его по арене. Кто-то отвлек Кастила, и звери мгновенно воспользовались этим. А этот идиот рыжий клоун схватил винтовку, сунул в карман револьвер и бросился на помощь дрессировщику в клетку.
Боже мой, это ведь Том!
Перепуганные насмерть мужчины оттолкнули меня и со всех ног побежали прочь. Кто-то из зрителей, поспешно покидающих цирк, задержался возле меня и поведал, что было дальше:
— Обезумевшие кошки начали терзать дрессировщика, и ему пришлось бы плохо, если бы не подоспел сын Люка. Он смело вступил в схватку с хищниками, спасая друга. Люк наконец увидел, что творится на арене, и бросился на помощь сыну. И одному Господу известно, выберется ли кто-либо из них живым из клетки!
— Боже мой, это я во всем виновата! — воскликнула я, хватаясь за голову. Мне не было жалко папашу, он это заслужил. Но при одной лишь мысли, что может случиться с Томом, я, рыдая, сорвалась с места.
В глубокие раны от когтей на спине отца попала опасная инфекция. Два дня я пролежала в постели в дедушкином доме, убеждая себя в том, что человек, борящийся за свою жизнь в больнице, заслуженно получил то, к чему стремился с детства, когда решил стать одним из циркачей.
Точно так же и Фанни обрекла себя на одиночество в своем новом особняке на холме лишь потому, что решила отомстить землякам, которые всегда презирали ее. Жизнь устроена так, что рано или поздно всякий, кто обижает или унижает других людей, оказывается сам у разбитого корыта.
Звери изувечили Тома гораздо сильнее, чем отца: ведь он первым вбежал к ним в клетку, и разъяренная кошка выбила у него лапой винтовку из рук после первого же выстрела. И пока подоспевший на выручку отец поднял с пола винтовку и застрелил двух хищников, они изрядно потерзали Тома. Спасти его врачам не удалось.
Я не могла смириться с его гибелью. Ну почему умер Том, а не папаша? Ведь Том был лучшим из Кастилов, он всегда любил и понимал меня, приходил на помощь в трудную минуту. А отец даже никогда не признавал меня своей дочерью.
Газеты сделали из Тома героя, напечатав его фото и биографию вместе с историей его отважного поступка.
Я решилась сообщить дедушке о смерти брата, лишь когда узнала, что жизнь отца вне опасности. Дедушка не читал газет и не смотрел выпусков новостей по цветному телевизору, потому что они утомляли и раздражали его. Он только слушал по радио прогноз погоды перед сном или когда мастерил из дерева свои забавные фигурки.
Его узловатые натруженные руки выронили изящного слона, которого он вырезал для шахматного набора, уже давно заказанного ему Логаном.
— Мой Люк будет жить, не правда ли, Хевен? — спросил он, выслушав меня. — Энни не перенесет еще одного удара.
— Я звонила в больницу, дедушка, мне сказали, что опасность миновала, — успокоила я старика. — Мы с тобой можем проведать его.
— Послушай, Хевен, Том никак не мог умереть! Ему ведь всего двадцать один год! Мне никогда не удавалось уберечь от беды своих мальчиков… — с тяжелым вздохом добавил он.
В больнице я пропустила дедушку вперед в дверях маленькой палаты, где лежал отец, забинтованный с головы до ног, и, прислонившись к стене, расплакалась. Мне вдруг стало ужасно одиноко. Кто теперь полюбит меня? Кто? И вот, словно бы в ответ на мою немую мольбу, сильные руки обняли меня, и кто-то прижал меня к своей груди. Я обернулась и остолбенела.
— Не плачь, Хевен! — поглаживая меня по голове, сказал Логан. — Твой отец будет жить. Он настоящий боец, ему есть ради чего жить, — ради своей жены, ради сына и ради тебя. Он отважный мужчина, с крутым характером, но отныне он будет иначе смотреть на жизнь.
— Том погиб, разве ты не знаешь? — воскликнула я. — Логан, Тома больше нет, он умер!
— Он погиб как герой, и все это знают, Хевен. Если бы он не отвлек на себя львов, они бы растерзали укротителя, и его четверо детей остались бы без отца. Благодаря твоему брату он выжил. А теперь ступай и скажи что-нибудь своему отцу.
Что я могла сказать человеку, которого я всегда хотела полюбить, но так и. не смогла? И что он мне мог сказать теперь, когда слова уже ничего не могли изменить в наших отношениях? Я вошла в палату и увидела, что отец смотрит на меня через щелку в повязке для глаз. Он сделал знак забинтованной рукой подойти к нему поближе.
— Прости меня, — прошептала я. — Прости меня за Тома. — Слезы потекли по моим щекам, и я торопливо вытерла их рукой. — И за все, что было не так между нами.
Мне показалось, что он произнес мое имя, но я больше не в силах была стоять возле него, повернулась и выбежала из палаты. Остановилась я лишь на улице, налетев с разбегу на фонарный столб и обхватив его руками. Как же мне дальше жить без Тома, ну как же мне жить дальше?!
