Тереза Ревэй - Дыхание судьбы
Теперь она шла следом за медсестрой, затянутая в свое черное пальто, с бледными губами, полная отчаянной решимости избавить своего брата от злобных взглядов этих хищников, которые никогда его не поймут, привезти его в родные стены, чтобы он мог набраться сил и начать свой долгий путь к выздоровлению.
И все же… Легкое головокружение заставило ее покачнуться, и она сделала шаг в сторону. Впервые в своей жизни Элизу охватило сомнение, и это делало ее слабой. Преследуемая пустыми взглядами уцелевших узников Тамбова, дыханием смерти, которую многие в итоге выбрали за неимением альтернативы, она спрашивала себя, захочет ли Венсан, несмотря на всю ее любовь и все ее усилия, вновь вернуться к жизни и будет ли она иметь право настаивать на этом.
Париж, апрель 1949 годаХанна вышла из частного отеля на авеню Монтень и на секунду остановилась. Погода стояла чудесная, и нежно-голубое небо с белыми вкраплениями облаков кружилось над крышами. Было что-то чарующее в этом городе, обдуваемом легким весенним ветерком, с зелеными побегами каштанов, веселыми клаксонами автомобилей, людьми, толпящимися на тротуарах в обеденный перерыв. Ханна ощутила, как по ее телу пробежала волна возбуждения. Ей захотелось вытянуть руки и обнять небо. Она еле сдерживалась, чтобы не крикнуть во весь голос: «Я живу!»
Она уехала из разрушенной Германии, пропитанной запахом гари и нищеты, чтобы оказаться в этой вибрирующей и опьяняющей столице, где все было возможно. Накануне Андреас водил ее послушать музыку в прокуренное кабаре, где танцевала беззаботная молодежь. Сидя на высоком стуле за барной стойкой, она немного нервничала. Ханна была поражена тем, насколько открыто и громко разговаривали люди вокруг нее, тогда как в ее стране многие с некоторых пор перешли на шепот.
Ханна ощущала, как бьется пульс мощных артерий этого города, избежавшего бомбардировок, и с удовольствием бродила по рядам крупных магазинов, щупая ткань платьев и вдыхая аромат духов в хрустальных флаконах. Витрины ее завораживали. Она пожирала женщин глазами, разглядывала их маленькие фетровые шляпки, украшенные лентами, красивые прически, алые губы, прямые плечи и обтягивающие блузки. Стуча по тротуарам каблучками своих кожаных лодочек, безукоризненные модницы из престижных кварталов притягивали к себе взоры.
Андреас выбрал скромный отель недалеко от Восточного вокзала. Небольшая спокойная улочка упиралась в сквер, засаженный каштанами, где раздавались крики детей, игравших в песочнице. В магазине игрушек на углу Ханна купила красивую куклу для Инге. По утрам брат с сестрой спускались завтракать в кафе и с видом истинных парижан заказывали по хрустящему бутерброду и черному кофе, который не шел ни в какое сравнение с тем, что они пили в Баварии. В этом отеле ощущался некий провинциальный дух, что позволяло Ханне чувствовать себя немного увереннее.
Но когда она в первый раз отважилась пройтись по богатым авеню, прилегающим к Елисейским полям, ей стало стыдно за свой вид. Ее грубые туфли с застежками были похожи на крестьянские сабо, а темно-синее платье с отложными манжетами из белой стеганой ткани, которое они с Лили специально сшили для этой поездки, было немодным. Ей казалось, что прохожие насмешливо смотрят на нее, замечая плохое качество ткани, облегающий фасон и длину до колен.
Кристиан Диор ввел в моду широкие юбки, но немки не могли себе позволить потратиться на ткань. «Ты только представь себе, семнадцать метров ткани для одного платья!» — воскликнула Лили, читая в газете раздел, посвященный моде.
Когда Ханна подошла к углу авеню Монтень и улицы Франсуа I, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы пройти мимо портье в белых перчатках, стоявшего на посту у двойных дверей, и проникнуть в жемчужно-серое пространство бутика.
Она пришла сюда полюбоваться бижутерией, рядами бисера, брошами и колье, в поисках новых идей для своих изделий. Вот уже несколько месяцев она удивлялась своему полету фантазии. Идеи теснились у нее в голове, так что она едва успевала их отбирать. Теперь, когда маленькая Инге проводила целые дни в детском саду, Ханна и душой, и телом отдавалась работе, прерываясь лишь когда нужно было забирать девочку.
Знаменитый Кристиан Диор придавал большое значение аксессуарам, и ей было известно, что престижный Дом Диора интересуется продукцией Кауфбойрена-Харта. Она задавалась вопросом, научатся ли когда-нибудь немецкие женщины относиться к бижутерии как к полноценному изделию, а пока они отдавали предпочтение имитациям драгоценных камней, которые не могли себе позволить.
Ханна бросила взгляд на часы. Боже, Андреас ждет ее уже двадцать минут! Легким шагом она устремилась в сторону бистро, где он назначил ей встречу.
Несколько столиков были выставлены на террасу, но клиенты считали, что на улице еще прохладно. Испытывая робость, она вошла в бистро и сразу увидела Андреаса, сидевшего к ней спиной. Погруженный в свои мысли, он не слышал, как она подошла, и продолжал что-то рисовать на каталоге. Заинтригованная, она заглянула ему через плечо.
Подобно всем граверам и резчикам, Андреас обладал острым глазом художника. Поэтому лицо незнакомки было изображено в мельчайших деталях. Ханна не удивилась ее красоте. Он зачеркнул имя, которое она не успела прочитать.
— А, вот и ты! — воскликнул он, вставая, чтобы она могла пройти и сесть на диванчик напротив него.
Ханна с облегчением увидела, что поблизости никто не сидит. Она опасалась косых и зачастую неприветливых взглядов, которые бросали на них окружающие, услышав немецкую речь.
— Ну как, хорошо провела день?
— Отлично! Чем больше я узнаю этот город, тем больше у меня возникает идей. Здесь так много источников вдохновения! Поэтому сразу предупреждаю: тебе будет сложно увезти меня отсюда.
— Два дежурных блюда, пожалуйста, — сделал он заказ подошедшему к ним официанту в длинном белом фартуке.
Ханна слегка наклонилась вперед.
— Ты уверен, что здесь не слишком дорого для нас? — вполголоса спросила она.
Он отрицательно покачал головой и загадочно улыбнулся, молча продолжая ее разглядывать.
— Что-то случилось, Андреас? — спросила она с легкой тревогой в голосе.
— Ничего. Не устаю любоваться твоими розовыми щеками и этой искрой в твоих глазах. Ты помолодела лет на десять, сестренка.
Она рассмеялась, разворачивая белую салфетку и расстилая ее на коленях.
— Если бы это было так, мне бы пришлось заплести косички и надеть школьную форму, но все же спасибо за комплимент. А как дела на выставке? Все готово к сегодняшнему вечеру?
