Красси Зуркова - Самодива
– Делаю что?
– Отказываешься от девушки, которую любишь, чтобы какая-то Барби могла ввести тебя в Плющ.
– Полагаю, девушка которую я люблю забыла упомянуть, что она та, кто порвал со мной?
– Зависит от того, как посмотреть на это, не так ли? Я бы порвала с парнем тоже, если бы он не заступился за меня.
Струйка пота начала собираться на лбу, пока я рассказывала ему, какой расстроенной я нашла Риту той ночью в Форбсе.
– Ты не понимаешь, Теа. Моя семья – сущий ночной кошмар, особенно к тем, кто не является индусами. Они бы никогда не позволили мне привезти ее домой.
– Ты, по крайней мере, попытался? То есть, мы говорим о твоей девушке, а не о какой-то случайной девчонке. Ты мог бы сказать им, что если они не примут ее, то ты сам не придешь домой.
Он посмотрел в пол, затем тихо сказал:
– Когда она уезжает?
– На следующей неделе. У тебя еще есть время. Я не подаю тебе какие-то идеи, но слышала, что новый год на Дунае удивительный.
Он поблагодарил меня – дважды – и вернулся к своей паре, которая дулась в баре. Риз вернулся с нашими напитками.
– Готова потанцевать или мне провести экскурсию? Второй этаж и все такое.
– Экскурсия звучит отлично.
– Честно? Меня преследует ощущение, что тебе не нравится это место.
– Оно немного...
– Отстраненное и удушающе аристократично? – Он указал на большой портрет у основания главной лестницы. – Ф. Скотт Фицджеральд, буквально визитная карточка Плюща. Вот как он описал клуб в "По эту сторону рая". Хотя, не думаю, что в нем осталось что-то аристократическое. И, конечно, ничего удушающего.
– Тогда зачем ты так часто ходишь сюда?
– Привычка. Легко продолжать делать то что делаешь всегда.
Мы поднялись наверх и сели у камина в одной из комнат. Стены были покрыты фотографиями, в основном устаревшими групповыми снимками молодых мужчин в ретро пиджаках и галстуках.
– Как вышло, что здесь нет женщин?
– Потому что Плющ не принимал в члены женщин до 1991 года.
– Так долго?
– Ты же знаешь как это. Люди борются за традиции.
– Я не знаю как это, нет. Традиции там, где я выросла, были несколько менее… сосредоточены на мужчинах. И в любом случае, исключение других из вашей крепости, кажется, не требует много борьбы.
– За исключением того, что в этом случае борьба была реальной. Студентка подала в суд на клуб и выиграла, после одиннадцатилетнего суда.
Я не хотела спорить с ним. Но что же именно она выиграла? Право быть в клубе, который идет в суд только, чтобы удержать ее вне его? Были рассказы о том, что девочки должны были терпеть в течении недели “пик” в Плюще, кульминацией чего был проход голышом по той же лестнице, по которой мы с Ризом только что так мирно поднялись. Это частный клуб, Теа. И хотя судья мог бы заставить их открыть двери, он не имел никакого контроля над тем, что произошло, как только вы пройдете через эти двери. Это было все… традиции Принстона. Священный статус–кво, в котором хорошее и плохое сосуществовало в неустойчивой гармонии, часто известно только таким людям, как Риз, чьи семьи были по внутреннюю сторону забора в течение многих десятилетий.
– Джейк тоже член Плюща? – Почему-то, я не могла представить его наслаждающимся серыисов в белых перчатках.
– Нет. У Джека был только один родитель – я. Что значит, он мог делать что хочет.
– А ты не мог?
– Мой отец выгнал бы меня из дома, если бы я даже рассматривал другой клуб.
– Риз, жизнь в общежитии – это не конец света. Твой собственный брат сделал это, и он кажется в порядке.
– Я имею в виду действительно выгнал бы. Выбросил, без денег. Типичный урок Арчера: или ты делаешь, как хочет он, или можешь идти на все четыре стороны.
– По тебе не скажешь, что отец тебе сильно нравился.
– Раньше я был в восторге от него. Все были. Пока он не убил мою мать.
– Он ... что? – Я знала, что Ризу нравилось драматизировать, но это было немного слишком. – Разве твоя мама не была очень больна, так, что врачи были бессильны?
– Ей не нужны были врачи. Я мог бы спасти ее сам. Для этого ей даже не нужно было быть живой.
Наконец я осознала о чем он говорил.
– Спасти ее… тем способом, которым спасла тебя моя сестра?
– Это был бы другой ритуал – но да. Моя мать настолько далеко зашла, что мы молились о чуде. И это случилось. Эльза с ее рассказами о вечной любви и жизни после смерти. Я думал, что она выдумала все это. Но что мне было потерять?
– Из–за этого ты стал увлекаться ритуалами?
– На самом деле тем, меня увлек секс. Но потом, меня зацепило обещание богоподобной власти. Победы над смертью. Для начала, ты должен был быть "посвящен в таинства" – раньше греки так называли это, но это просто красивое название для обучения применения любого ритуала, который ты захочешь. Для которого, я сделал бы что–угодно. Даже женился на женщине, которую не люблю.
– Но ты не женился на ней. Или женился?
– Я почти сделал это. Все было запланировано на полнолуние в декабре, но в начале недели я получил звонок от детектива полиции на севере штата. Спортивный автомобиль сорвался со скалы на шоссе тихоокеанского побережья. Упал с обрыва. Взорвался. К тому времени, как туда добрались, там не так много осталось, только достаточно, чтобы отследить номер лицензии с агентства по аренде на имя моего отца.
– Это не значит, что он убил ее. Это мог быть несчастный случай.
– Во вселенной этого человека не существовало несчастных случаев, Теа. Ты знаешь, какими были его последние слова мне? Мы говорили по телефону, они просто направлялись в Сан–Франциско, и он сказал: “Увидимся, сынок”. За всю мою жизнь, он никогда не называл меня "сынок". Ни разу.
Кусочки дерева потрескивали в огне. На первом этаже, люди танцевали под громкую музыку в мире, где несчастные случаи случались, и любовь была не вечна, а смерть была непобедима. Я взяла его за руки, но он казался беспокойным. Его губы достигли моего уха, прежде чем я успела понять, пытался он что-то сказать мне или поцеловать меня:
– Я хочу забрать тебя домой и снова оказаться рядом обнаженными. На самом деле, дом слишком далеко.
Мы выбежали, не попрощавшись ни с кем. Он припарковал машину в густой темноте на соседней улице, посадил меня сверху и занялся любовью прямо там, отказываясь прекращать, шепча напротив моей кожи вещи, в которые я хотела верить, шепча их бесконечно. Потом он поехал, не выпуская меня из рук, даже когда мы достигли его дома и ключ был вытащен из замка зажигания. Он держал меня с красивой, странной настойчивостью, которую я всегда любила в нем, держал меня возле себя до самого последнего момента, а затем, наконец отпустил, прося меня пообещать – и я пообещала – никогда не оставлять его.
