Энн Риверс Сиддонс - Королевский дуб
— Скажи мне, что случилось, — просто спросила я, не отводя глаз от Тома и не сразу сообразив, что протянула руки и обхватила ладонями его лицо, а он положил сверху свои.
— Я не знаю, — ответил он вяло. — Ничего. Или что-то. Не знаю. Почти две недели я был в верховьях ручья и на реке вместе со Скретчем. Он думает, что в лесу что-то произошло. Что-то плохое. А я не могу обнаружить, что именно. Но думаю, он прав. Что-то… что нарушает равновесие. Но я не могу найти… Мы искали, искали…
Голос был похож на детский, непонимающий и усталый голосок.
— Ты утомился. Ты ужасно устал. Я никогда не видела тебя таким. Тебе нужно отдохнуть. И после отдыха ты увидишь, что ничего не случилось. Все в порядке. Но сейчас тебе нужно принять ванну и поесть, а потом выспаться.
— Я думал, что позвоню тебе утром, и ты приедешь. Мы поговорим, и ты сможешь убедить меня, что я просто-напросто набитый дурак, — сказал Том, гладя мои Дуни своими холодными ладонями и не отрываясь глядя на меня. — Я знаю, что становлюсь немного помешанным, если слишком долго нахожусь в лесу. Но тут я проходил мимо отводки ручья, ведущей к „Королевскому дубу", увидел отсветы огней между деревьями и вспомнил, что за ночь сегодня. Я знал, что ты будешь здесь, и не смог ждать до завтра… Поэтому я пришел. Совершенно внезапно я не смог ждать. Ты была нужна мне, — просто проговорил он и замолчал. Затем перевел взгляд на свою рубашку, брюки и грязные мокасины.
— Должно быть, я выгляжу как сумасшедший, — решил Том. — Удивляюсь, как прислуга впустила меня через черный ход.
Он поднял голову и усмехнулся. Это была убогая и болезненная усмешка. Я почувствовала, как что-то внизу живота повернулось с громадной, старой, медленной, скользящей тяжестью, давящей на пах и поднимающейся и заполняющей всю грудь и горло. Тяжесть эта казалась такой же массивной, влажной и теплой, как дельфин, плывущий в тропическом море. Мое сердце начало прыгать, дыхание застряло в горле. Я подумала, что не смогу принять Тома в свое тело, просто умру в тот же момент. Я думала об этом и ни о чем больше. Ни о чем.
— Сними эту ужасную одежду, — проговорила я хриплым голосом, — и помоги мне выбраться из этого проклятого платья. Я хочу, чтобы ты сейчас же взял меня, Том, раньше, чем пройдет хоть одна секунда. Ты говорил, чтобы я сообщила, если переменю решение, если захочу, чтобы все было по-другому. Ну вот — все по-другому, и я хочу тебя сейчас же… Хочу…
Я слышала свой голос и видела свои руки, стягивающие одежду со смуглого мужчины, я ощущала его тело всем своим существом. Он подошел ко мне, прислонил к раковине, я почувствовала его твердость, упершуюся в меня, его руки на моей спине, ищущие молнию платья. Но меня преследовало странное ощущение, будто я покинула свое тело, оставив в нем только чувства, а мыслящая часть меня, часть Энди, отмечающая все действия, парила где-то около потолка, наблюдая, как женщина в черном атласном вечернем платье и мужчина в грязной порванной охотничьей одежде предавались любви, стоя у раковины в большой старомодной ванной. Я протянула руку, закрывая входную дверь, Том повернул замок. Он прижался ртом к моим губам, обнял мое тело, и в течение долгого времени я просто не думала. Он отбросил ногой мое платье и белье вместе со своей одеждой и поднял меня, готовясь войти в мое тело, и прежде, чем он сделал это, прежде, чем мир вновь взорвался в огне и жаре и прекрасное, сладкое, дикое пение вновь началось в крови, Том прошептал:
— Я не мог добраться до тебя так быстро, как мне того хотелось. Я думал, что умру в этих Богом проклятых лесах, прежде чем доберусь сюда.
— Теперь ты здесь, — ответила я. — Теперь ты здесь…
— О Господи, да, теперь здесь…
После того как мы оделись, Том тяжело опустился на сиденье туалета и усмехнулся мне. Он выглядел помолодевшим лет на пять по сравнению с тем, каким он явился в комнату. Но все еще казался очень усталым.
— Ну как, пойдешь сегодня на ручей? — спросил он.
— Нет. Тебе нужно выспаться. В самом деле нужно. И мне тоже… Я собираюсь сказать Картеру.
— Да. Ты должна. Понимаю, что для тебя это гораздо более неприятно, чем я могу себе представить.
— Да. Я обещала ему на прошлой неделе, что выйду за него замуж до конца года. Накую гадость мне придется теперь сделать. Но я не могу больше откладывать.
— Конечно, нет. Я хотел бы… Господи, Диана, мне бы очень хотелось, чтобы все это не случилось подобным образом. Хотелось, чтобы все было бы проще. Я хотел бы заставить тебя понять…
— Да, но не получилось, — прервала я Тома. — Обстоятельства никто не менял, пока… они не изменились сами. Я не могла ускорить изменения. Не могла сделать так, чтобы все произошло скорее, чем произошло. И поняла, что для перемены потребовалось твое отсутствие.
— Хочешь, чтобы я был с тобой, когда ты будешь говорить с Картером?
— Нет. Позволь ему сохранить лицо. Не дай Бог, я не собираюсь рассказывать ему, что имела тебя, стоя в сортире. Просто я заявлю, что все было ошибкой, что во всем виновата только я, что другой мужчина, ты, здесь ни при чем. Виновата я. Он, конечно, узнает, что это не так, но, по крайней мере, ему не придется признаваться в этом до тех пор, пока он не будет готов. Мне очень жаль, если ложь тебе неприятна. Но я собираюсь лгать во что бы то ни стало.
— Ну а завтра ты придешь? Можешь в любое время, только побыстрее. Я хочу поговорить с тобой. Только один раз без Хилари. Это не для ее ушей.
— Значит, что-то на самом деле не в порядке?
— Больше, чем просто „не в порядке". Мне нужно разобраться. И рассказать кому-то, у кого нет готового мнения на этот счет. Может быть, все это чепуха, как я и говорил. Во всяком случае, я проверю еще раз после того, как просплю двенадцать часов. Поэтому, если найдешь возможность, просто приезжай и залезай в кровать.
Я засмеялась и внезапно ощутила себя очень счастливой, при том, что чувствовала, как надо мной висит тяжесть стыда и гнусности того, что мне придется совершить по отношению к Картеру.
— Кто-нибудь видел, как ты поднялся сюда? — спросила я, когда Том потянулся к дверной ручке. — Если Картер не узнает, что ты поднялся наверх следом за мной в ванную, это во многом упростит дело. Кто, кроме кухонной прислуги, знает, что ты здесь?
— Думаю, что только Клэй. Я попросил вызвать его в кухню, когда пришел. А поднялся по другой лестнице в конце галереи. Не думаю, что кто-то еще видел меня, а Клэй, конечно, не скажет никому.
— Хорошо, — проговорила я, подставляя Тому лицо для поцелуя. Твердая щетина походила на крупную наждачную бумагу. — Надеюсь, в последний раз мне приходится вести себя как горничной с коммивояжером.
