Падение ангела (СИ) - Шэр Лана

Плевать.

Просто минус один вредитель. На его место уже через несколько дней придёт новый. Схема проста.

Даю распоряжения своим людям, оставляя нескольких для зачистки, а с другими выезжая к больнице. Попутно отслеживаю в зеркале заднего вида нет ли хвоста, не имея ни малейшего желания сейчас задерживаться из-за чьих-то неуёмных амбиций.

К счастью, добраться получается без приключений. Застаю Алану рядом с Лукасом, который, увидев меня в коридоре, едва заметно кивнул, дав понять, что девушка более-менее в нормальном состоянии и не было никаких инцидентов.

Но когда она подняла на меня взгляд, я понял, что главный инцидент происходит сейчас. Её осунувшееся лицо, заплаканные глаза, дрожащий подбородок и содрогающееся в рыданиях тело, всё это словно острая, отравленная самым жгучим ядом стрела, моментально проникло в моё сердце, вызвавш желание схватить Алану и унести отсюда, заперев где-нибудь на острове, где будем только мы и больше никого.

Чтобы больше ни одна мразь не посмела причинить ей боль.

— Я больше не могу ждать, — её шёпот на моей шее вызывает по коже дрожь, — Пока ничего неизвестно и я схожу с ума. Ты видел её, Марк. Видел, что с ней сделали, — слышу, как голос Аланы дрожит вместе с телом, а сам начинаю успокаивающе гладить её по спине, чувствуя ужасную, просто гадкую беспомощность и слабость от того, что в этот раз никак не могу облегчить страдания девушки.

Поэтому пока ограничиваюсь только словами. И, чёрт возьми, вру. Потому что я знаю, что Роксана умрёт. Если не сегодня, то через неделю максимум.

— Тшшшш. Она выкарабкается, ясно? С твоей подругой работают лучшие врачи этой клиники и они скорее сами умрут, чем облажаются.

— Откуда ты знаешь?

— иЯ спонсирую эту клинику. Они знают, что Роксана — сверх важный пациент. Поэтому сделают всё возможное, а если этого окажется недостаточно, то и невозможное, — это, конечно, правда, но есть вещи, против которых не попрёшь.

Разрывы органов и внутреннее кровоизлияние — одни из их числа.

Понимаю, что нужно увести Алану на улицу чтобы дать немного передохнуть и не без труда проворачиваю это, думая на ходу о том, что из того, что удалось узнать сегодня, стоит рассказывать.

Само собой о том, как я достал информацию из малыша Иззи упоминать не следует, хотя, что-то мне подсказывает, что нынешняя Алана восприняла бы это намного спокойнее чем та, что совсем недавно чуть ли не теряла сознание от пистолета.

И я вовсе не осуждаю. Именно дерьмо, происходящее с нами в жизни, закаляет нас и делает теми, кто мы есть. Страдания формируют личность и всё в этом духе.

Но всё же сегодня я и без её разочарованных глаз чувствую себя последним дерьмом в её жизни, поэтому решаю опустить подробности и передать только суть. Что похищение Роксаны — это предупреждение. Для кого и о чём догадаться не сложно.

Мы подбираемся ближе и крысы начинают панику. С корабля пока не бегут, но суетятся уже значительно. Хреново только, что под руку попадаются те, кто не причём. Но в этом и смысл, верно?

Ублюдок Уилл не может просто похитить или избить Алану. Как и Змей не может протянуть к ней свои скользкие ручонки. Потому что между нами существует договор. И нарушение этого договора даёт мне полное право размазать говнюка по стенке.

Но тут не нужно быть особым гением чтобы сообразить какого хрена происходит. И хоть я обладаю намного большим количеством информации, чем Алана, я всё равно стараюсь быть осторожным. Потому что любое лишнее движение может привести к подобным последствиям. И чем больше паники с их стороны — тем больше опасных и рискованных действий они могут совершить. А за один только упавший волос с головы Аланы я сожгу каждого из них живьём. И мерзавцы это знают.

Поэтому работают издалека. Подосланные стрелки — это так. Попытка на удачу. Мало ли, удастся какому-нибудь особо везучему пареньку меня подстрелить, тогда и дело с концом. Но я живучий. Хер они меня возьмут. Особенно с тем козырем, который у меня есть.

Но об этом я пока тоже умолчу. Потому что та игра, которую я задумал и которую уже веду — слишком тонкая, чтобы допустить даже минимальную оплошность.

Вот только последующие дни значительно осложнили мне все процессы, потому что Алану сильно подкосило то, что произошло с её подругой. Огромного труда мне стоило убедить девушку не оставаться на ночь в клинике, потому что я… чёрт, я боялся.

Не того, что кто-то придёт и навредит ей. Нет. Об этом я позаботился. Боялся того, в каком состоянии она была. Словно с каждым днём таяла, теряя жизненные силы. Я не мог оставаться с ней в течение дня, но на ночь забирал к себе, стараясь быть той опорой, которая ей была необходима.

Пока не начал понимать, что сам разваливаюсь. Пока страдала та, кто… был для меня важен, я не мог нормально функционировать. И это просто выводило меня из себя. Я стал дёрганым и резким, но только возвращаясь домой я остывал. Видя убитую горем девушку я раз за разом благодарил за то, что это произошло не с ней.

Кто-то скажет что так нельзя, но мне плевать. Плевать, мать его, на всех, кроме неё. И возможно Кларк, сукин сын, оказался более прозорливым, чем я.

Моя одержимость Аланой давно перестала ограничиваться лишь желанием обладать. И это одна из самых больших проблем, которые есть. Потому что ни один больной ублюдок, решивший на следить на моей территории или как-то напакостить Алане, не идёт ни в какое сравнение с тем, как её жизнь могу испортитья́.

Глава 40

Я не знаю, какое сегодня число. Не знаю, когда последний раз спала. Не помню, что ела. И ела ли вообще. Я едва отдаю себе отчёт в том, что стою перед зеркалом в квартире Марка и смотрю на своё отражение в зеркале, стоящем на полу.

В нём я вижу совершенно чужого человека. Женщину, в глазах которой отчётливо видна смерть. Холодный, безжизненный и пустой взгляд, устремлённый в пустоту.

Если бы мне сказали представить как выглядит опустошение — я бы показала эту картинку.

Я стою напротив зеркала и пялюсь сквозь него, пока мыслями улетела куда-то далеко. К тому моменту, когда увидела Роксану в полутёмной комнате, безжизненно лежащую на диване. Ко дню операции, когда секунды ожидания казались настоящей пыткой. К моменту, когда приборы издали пугающий писк и в палате началась суета. К минуте, когда жизнь моей лучшей подруги оборвалась.

Казалось, что эти воспоминания — всё, что у меня было. Что только они наполняли меня, вытесняя всё остальное.

Пожалуй, так и было. Потому что когда теряешь кого-то родного, кого-то, кого считал одним из самых близких сердцу людей, твои мысли занимает только это. И становится абсолютно плевать на всё остальное. Будто жизнь ставится на паузу и только боль от потери заполняет тело, проникая в кровь и расходясь по венам.

Всё, что совсем недавно имело значение — исчезает.

Исчезает страх. Радость. Желания. Боль. Исчезает всё. И остаётся только щемящая, леденящая пустота.

Я стою напротив зеркала и вижу чужого человека. Женщину, в глазах которой отчётливо видна смерть. Смерть подруги и смерть частички её собственной души.

— Эй, детка, — слышу за дверью голос Марка и возвращаюсь в реальность, — Ты там как? Готова?

Сегодня день, когда изуродованное какими-то моральными уродами тело моей подруги навсегда погребут в землю. День, когда придётся окончательно признать правду. Она не вернётся.

Не случится чуда, не сообщат о врачебной ошибке или я не проснусь, осознав, что всё это было лишь ужасным, до чёртиков реалистичным и пугающим кошмаром. День, когда я навсегда попрощаюсь с единственной родственной душой, которая у меня осталась.

И её смерть на моей совести. Что бы ни говорил Марк, ему не удастся меня переубедить. Роксана погибла из-за меня. Я втянула её во всё это и теперь она мертва. А я продолжаю жить. И это кажется сейчас чертовски несправедливым.

И чтобы оправдать себя, я всеми силами питаю ненависть внутри. Ненависть и жажду отмщения. Потому что только так я могу искупить свою вину. Убив каждого ублюдка, приложившего руку к смерти моей подруги.