Кристин Ханна - Всё ради любви
— Передайте ей, что я здесь, ладно? И моя мама сейчас приедет.
— Передам.
Они молча стояли друг перед другом. Энджи сожалела, что у нее не находится подходящих слов для такого момента.
К ней подошел Конлан, обнял ее и сжал плечо. Она привалилась к нему.
— Ты готов?
— Готов.
Они прошли мимо родственников к двери и направились к родильной палате. Конлан остановился возле поста медсестры и надел бахилы. Едва они вошли в палату, Лорен выкрикнула имя Энджи.
— Я здесь, солнышко. Я здесь. — Энджи подбежала к родильному столу и взяла Лорен за руку. — Дыши, детка.
— Больно! — Страдание, звучавшее в голосе Лорен, отдавалось мучительной болью в душе Энджи. — Дэвид здесь? — спросила она и опять закричала.
— Сидит в комнате ожидания. Хочешь, я приведу его?
— Нет. А-а-а! — Она выгнулась от боли.
— Идет. Тужься, — приказал доктор Мюлен. — Давай, Лорен, тужься еще.
Лорен села, и Энджи и Конлан поспешили поддержать ее под спину. Она кряхтела, тужилась, стонала от боли.
— Мальчик, — через несколько минут объявил доктор Мюлен.
Лорен в изнеможении откинулась на стол.
Врач обратился к Конлану:
— Вы отец, да? Хотите перерезать пуповину?
Конлан не шевельнулся.
— Перерезай, — устало сказала Лорен, — все нормально.
Конлан на не гнущихся ногах сделал несколько шагов, приблизился к столу, взял ножницы и перерезал пуповину. Медсестра тут же забрала малыша.
Энджи сквозь слезы улыбнулась Лорен.
— Видишь, все хорошо! — Она убрала волосы с ее потного лба.
— Какой?
— Отлично! — ответил доктор.
— Ты молодчина, — сказала Энджи. — Я так горжусь тобой.
Лорен устремила на нее грустный взгляд.
— Расскажи ему обо мне, ладно? Что я была хорошей девочкой, которая совершила ошибку. И что я так любила его, что согласилась отдать.
Эти слова задели Энджи за живое, они причинили ей такую сильную боль, что у нее перехватило дыхание и она не смогла ответить. Когда она заговорила, ее голос прозвучал напряженно:
— Он будет знать о тебе. Мы с тобой просто так не расстанемся.
Лорен посмотрела на Энджи и усмехнулась:
— Ага, как же! Что-то меня клонит в сон. Я без сил. — Она отвернулась и уткнулась лицом в подушку.
— Хочешь взглянуть на своего ребеночка? — ласково спросила Энджи.
— Нет, — ответила Лорен чужим, бесстрастным голосом. — Я не хочу его видеть.
Проснувшись, Лорен обнаружила, что ее палата заполнена цветами. Если бы настроение у нее было чуть получше, она бы улыбнулась. Она попыталась угадать, от кого какой букет. Африканские фиалки наверняка от Ливви и Сала. Азалия — от Марии. Розовые гвоздики, скорее всего, от Миры, а лилии и незабудки — от Энджи и Конлана. Вот две дюжины красных роз — это точно от Дэвида. Ей стало интересно, что написано в карточках, вставленных в букеты. Хотя что можно пожелать роженице, родившей ребенка, которого она отдаст другим людям?
Стук в дверь отвлек ее от этих мыслей.
— Войдите.
Дверь открылась, и вошли Дэвид и его мать. Оба были взволнованы и смущены. Глядя на своего возлюбленного, Лорен думала только о том, что теперь у нее нет этого ужасного, огромного живота.
— Ты видел его?
Дэвид судорожно кивнул.
— Он такой маленький.
Он подошел к койке. Лорен ждала поцелуя и дождалась, но поцелуй оказался слишком быстрым. Они в молчании уставились друг на друга.
— У него волосики такие же, как у тебя, — сказала миссис Хейнз, тоже подходя к койке. Она встала рядом с сыном и взяла его под локоть, как бы поддерживая Дэвида.
— Пожалуйста, ничего не рассказывайте, — хриплым голосом попросила Лорен.
Снова повисло молчание. Лорен смотрела на Дэвида, и ей казалось, что их разделяют многие мили.
«У нас ничего не получится».
Это осознание обрушилось на нее как цунами, однако она понимала, что эта мысль все время маячила где-то вблизи, как тень в ночи, и ждала солнечного света, чтобы показаться во всей своей очевидности. Раньше они были детьми, а теперь, когда ребенок родился, они пойдут по жизни разными дорогами. Наверное, какое-то время, учась в разных университетах, они попытаются сохранить отношения, а потом… Потом каждый из них будет жить своей жизнью. Они станут друг для друга тем, что люди называют «первой любовью». Дэвид уже сейчас не знает, о чем с ней говорить, у него нет желания прикоснуться к ней. Он чувствует, что она другая, что прежней Лорен уже не существует, существует пока еще лишь ее любовь к нему.
— Цветы замечательные, — сказала Лорен, протягивая к нему руку. Он взял ее в свою, и девушка почувствовала, что она холодна.
Дэвид кивнул.
Миссис Хейнз наклонилась к Лорен, ласково, с величайшей заботой убрала волосы с ее лица.
— Ты очень храбрая девочка. Теперь я понимаю, почему Дэвид так сильно любит тебя.
Год назад такие слова осчастливили бы Лорен. А сейчас она смотрела на миссис Хейнз, не зная, что ей сказать.
— Ладно, — проговорила та, — оставлю вас одних. — Стук ее каблуков по полу прозвучал как череда выстрелов. Она вышла из палаты, и дверь за ней со щелчком закрылась.
Дэвид снова поцеловал Лорен. На этот раз поцелуй был настоящим.
— Я подписал бумаги, — сказал он.
Лорен кивнула:
— Странное ощущение… вот так, одной росписью, отказаться от него. Но ведь у нас нет выбора, правда?
— А что мы можем сделать?
Он с явным облегчением вздохнул и улыбнулся.
— Это верно.
Лорен было так мучительно смотреть на него, что она закрыла глаза.
— Я немного посплю.
— Ладно. Мы с мамой сейчас поедем за покупками к новому учебному году. Тебе что-нибудь нужно?
Новый учебный год. Она совсем забыла об университете.
— Нет.
Он чмокнул ее в щеку, погладил по лицу.
— Приеду завтра после обеда.
Лорен наконец-то решилась взглянуть на него.
— Хорошо.
— Я люблю тебя, — сказал Дэвид.
Эти слова переполнили чашу, и Лорен разрыдалась.
Энджи и Конлан ждали в палате пятьсот семь. Энджи сидела в массивном кресле, Конлан — на стуле, рядом с ней. Он каждые несколько минут смотрел на часы, но ничего не говорил.
— Она передумала, — прошептала Энджи, чувствуя, что пора взглянуть правде в лицо.
— Мы этого не знаем, — возразил Конлан, но по его голосу она поняла, что он думает так же.
Время шло. Стрелка мерно передвигалась по циферблату.
Дверь открылась неожиданно. В палату вошла медсестра. В руках у нее был голубой сверток.
— Мистер и миссис Малоун?
— Да, это мы, — взволнованно ответил Конлан, вставая.
