Джоджо Мойес - До встречи с тобой
Я в Швейцарии.
Он знал, что это значит. Все на форуме знали, что это значит. О клинике велись многочисленные жаркие споры. Я напечатала:
Мне страшно.
Тогда почему ты здесь?
Потому что не могла иначе. Он меня попросил. Я в отеле, скоро поеду к нему.
Я помедлила и добавила:
Не представляю, как закончится этот день.
Бедная Пчелка!
Что мне сказать ему? Как заставить его передумать?
Ричи ответил не сразу. Слова появлялись на экране медленнее, чем обычно, как будто он подбирал их с особой осторожностью.
Если он в Швейцарии, Пчелка, вряд ли он передумает.
В горле встал огромный комок, и я сглотнула. Ричи продолжал печатать:
Это не мой выбор. И не выбор большинства обитателей форума. Мне нравится моя жизнь, хотя я выбрал бы другую. Но я прекрасно понимаю, почему с твоего друга довольно. ФЗ не понять, насколько утомительно вести подобную жизнь. Если он решился, если он правда видит будущее только в мрачном свете, наверное, лучшее, что можно сделать, — просто быть рядом. Ты не обязана одобрять его выбор.
Но ты должна быть рядом.
Я осознала, что затаила дыхание.
Желаю удачи, Пчелка. И навести меня, когда все закончится. Возможно, тебя ждут проблемы. В любом случае я буду рад такому другу, как ты.
Мои пальцы замерли на клавиатуре. Я напечатала:
Навещу.
А затем администратор сообщила, что за мной приехала машина.
Не знаю, что я ожидала увидеть. Возможно, белое здание рядом с озером или заснеженными горными вершинами. Возможно, мраморный больничный фасад с золоченой табличкой на стене. Чего я не ожидала, так это промышленной зоны и совершенно обычного дома в окружении фабрик и, как ни странно, футбольного стадиона. Я прошла по деревянному настилу мимо пруда с золотыми рыбками и оказалась внутри.
Женщина, открывшая дверь, сразу поняла, кого я ищу:
— Он здесь. Проводить вас?
Я застыла. Посмотрела на закрытую дверь, странно похожую на дверь флигеля Уилла, у которой я стояла много месяцев назад, и перевела дыхание. И кивнула.
Я увидела кровать, прежде чем увидела его. Красное дерево главенствовало в комнате, старомодное одеяло и подушки в цветочек казались странно неуместными. На одной стороне кровати сидел мистер Трейнор, на другой — миссис Трейнор.
Она была бледной как привидение и встала при виде меня:
— Луиза.
Джорджина сидела в деревянном кресле в углу, согнувшись пополам и стиснув руки, словно в молитве. Она подняла взгляд, когда я вошла. Ее глаза покраснели от горя, под ними залегли тени, и мое сердце сжалось от сочувствия к ней.
Как бы я поступила, если бы Катрина настаивала на своем праве сделать то же самое?
Комната была просторной и воздушной, как в загородном доме высшего класса. На плиточном полу лежали дорогие ковры, в дальнем конце стоял диван, с которого был виден маленький сад. Я не знала, что сказать. Это было настолько нелепое, обыденное зрелище — они сидели втроем на кровати, словно решали, какие достопримечательности посмотреть сегодня.
Я повернулась к кровати.
— Ну что, — спросила я, не снимая сумки с плеча. — Полагаю, обслуживание номеров здесь паршивое?
Наши с Уиллом взгляды встретились, и, несмотря ни на что, несмотря на все мои страхи, на то, что меня дважды стошнило, на то, что я словно год не спала, внезапно я испытала радость. Нет, не радость, облегчение. Как будто я вырезала болезненную, ноющую часть себя и выбросила.
И тогда он улыбнулся. Его улыбка была чарующей — медленной, полной узнавания.
Поразительно, но я улыбнулась в ответ.
— Красивая комната, — сообщила я и немедленно осознала идиотизм своего замечания.
Джорджина Трейнор закрыла глаза, и я покраснела.
— Я хочу поговорить с Лу. — Уилл повернулся к матери. — Вы не против?
Миссис Трейнор попыталась улыбнуться. В ее взгляде читалось столько чувств — облегчение, благодарность, легкое возмущение, оттого что ее выгоняют на несколько минут, возможно, даже слабая надежда, что мое появление что-нибудь означает и судьба ее сына еще может свернуть с проторенной колеи.
— Конечно.
Миссис Трейнор прошла мимо меня в коридор и, когда я шагнула в сторону, чтобы пропустить ее, протянула руку и легонько коснулась моего плеча. Наши взгляды встретились, и ее взгляд смягчился, так что на мгновение она стала выглядеть совсем другим человеком, а затем она отвернулась.
— Идем, Джорджина, — сказала она, когда ее дочь даже не пошевелилась.
Джорджина медленно встала и молча вышла, всей спиной выражая протест.
И мы остались вдвоем.
Уилл полусидел в кровати, благодаря чему мог смотреть в окно слева от себя, где фонтанчик в маленьком саду весело пускал под настил струйку прозрачной воды. На стене висела репродукция георгинов в уродливой рамке. Помню, я подумала, что это не самое достойное зрелище для последних часов жизни.
— Итак…
— Ты не будешь…
— Я не буду уговаривать тебя передумать.
— Если ты здесь, значит принимаешь мой выбор. Впервые после несчастного случая я контролирую происходящее.
— Знаю.
Вот и все. Он это знал, и я знала. Мне больше нечего было делать.
До чего же сложно ничего не говорить. Когда каждый атом вашего тела молит об обратном. Я всю дорогу из аэропорта тренировалась молчать, и все равно это было невыносимо. Я кивнула. Когда я наконец заговорила, мой голос был тихим и сломленным. Я сказала единственное, что казалось безопасным:
— Я скучала по тебе.
Уилл заметно расслабился.
— Подойди ко мне. — Я помедлила, и он добавил: — Пожалуйста. Подойди. Сядь на кровать. Рядом со мной.
Я осознала, что на его лице написано неподдельное облегчение. Он так рад меня видеть, что не в силах выразить словами. И я сказала себе, что этого должно быть достаточно. Я сделаю то, о чем он меня просил. Этого должно быть достаточно.
Я легла на кровать и обняла его. Положила голову ему на грудь, впитывая ее движения всем телом. Я ощущала слабое прикосновение пальцев Уилла к спине, его теплое дыхание в своих волосах. Я закрыла глаза, вдыхая его запах, все тот же дорогой запах кедра, несмотря на безликую свежесть комнаты со слабым тревожным привкусом дезинфицирующего средства. Я пыталась ни о чем не думать, просто быть, пыталась раствориться в любимом человеке, навсегда запечатлеть в себе оставшиеся минуты. И молчала. А затем он заговорил. Мы были так близко, что его голос словно завибрировал во мне.
