Ева Модиньяни - Миланская роза
Рауль Летициа стоял, прислонившись к колонне. Встретившись глазами с Сильвано, юноша едва заметно кивнул ему. Безукоризненно скроенный смокинг подчеркивал совершенство фигуры Рауля. Сильвано залюбовался тонко очерченным профилем молодого человека, и сильное волнение охватило его. Он припомнил слова Риккардо Летициа, сказанные по телефону:
— Вы больше никогда не должны с ним видеться. Я его отправлю подальше на какое-то время. Ни в коем случае не ищите встреч с Раулем.
Риккардо выразился ясно, ясней некуда. Пока Сильвано соблюдал договор, то ли из уважения к семье Летициа, то ли из осторожности. Риккардо вмешался лично, поскольку это касалось его сына. К тому же стоило кому-нибудь в подходящий момент намекнуть на эту историю, и честь семьи погибла бы безвозвратно. Но сегодня Рауль вместе с гостями был в ложе и, не скрываясь, поздоровался с Санджорджо. Какого черта мальчишка явился в театр?
Лилиан, наблюдавшая за Сильвано, также заметила Рауля.
— Мальчик — само очарование, — сказала она.
— Больше, чем очарование, — откликнулся Сильвано.
— Пожалуй, — согласилась женщина, не сумев скрыть нотку зависти. — А я тебе не говорила, что бабушка Рауля в двадцатые годы работала продавщицей у моего прадеда?
— Неужели?
— Говорят, лучшей продавщицы женского белья в универмагах «Купер и Тейлор» не было.
— Стало быть, мы с легендарной старухой начинали одинаково, — улыбнулся Сильвано.
— Подумать только, она приплыла в Америку с эмигрантским пароходом в поисках счастья.
Лилиан заговорила легким светским тоном, пытаясь отвлечь внимание своего спутника.
— Невероятно, — устало откликнулся он.
Сильвано смотрел на Рауля, слушал Лилиан, думал о восхождении Розы Летициа и вспоминал собственную карьеру. Он прошел путь от неприметного провинциала до звезды мировой величины, его фото красовалось даже на обложке «Лайфа». Но семья Летициа, конечно, была могущественней, и Сильвано приходилось лишь издали любоваться своей мечтой — Раулем.
Установилась тишина, потускнели, потом медленно погасли люстры. Санджорджо в полумраке не сводил глаз с Рауля. Дьявольское наваждение притягивало его к юноше. Неожиданно прославленный модельер встал и сказал Лилиан, приглашая последовать за ним:
— Пойдем отсюда!
Лилиан слишком сильно любила Сильвано и не осмеливалась возражать. Она прекрасно понимала, что он сейчас чувствовал. Сильвано сильно нервничал, гадая, как примет публика его работу. А когда он увидел совсем рядом Рауля, к напряженному ожиданию прибавилось сильное волнение. Юноша был совсем близко, но так далеко. Сильвано умирал от жажды у источника.
Они покинули ложу в ту самую минуту, когда поднялся занавес и прозвучали первые такты «Богемы».
Глава 8
В одиннадцать вечера Риккардо Летициа распахнул стеклянные двери клиники Пресвятой Девы. Ночной швейцар, выйдя из-за стойки, встретил посетителя в полутемном вестибюле.
— Добрый вечер, синьор, — поздоровался швейцар и проводил Риккардо вверх по коридору. Все члены клана Летициа привыкли получать не спрашивая; им повиновались, прежде чем они приказывали; и тем более им не нужно было предъявлять документы, чтобы их признали. Риккардо ничего не спросил, а швейцар поспешил сообщить, распахнув дверь лифта: — Вам на третий этаж.
Наверху навстречу ему бросилась медсестра, осознававшая деликатность порученной ей миссии.
— Как она? — произнес Риккардо.
— Опасности для жизни нет! — авторитетным тоном заверила сестра.
Она проводила гостя по коридору направо и открыла дверь в маленькую прихожую, залитую голубоватым светом:
— Сюда!
— Благодарю! — произнес он.
— Но она отдыхает, — с беспокойством заметила сестра.
— Вы можете идти, — оборвал ее Риккардо.
Медсестра удалилась.
Он прошел через гостиную и заглянул в смежную комнату. Светильник также освещал ее каким-то звездным светом, придавая тревожные очертания скудной мебели: кровати, ночному столику, телевизору, паре кресел. У изголовья стоял стул для медсестры, на который и сел Риккардо.
— Привет, — слабым голосом произнесла Глория.
Ее большие светло-карие глаза неотрывно смотрели на него. В голубоватом ночном свете ее огромные, чуть приподнятые к вискам глаза казались волшебными. Они были больше и нежней, чем у Мелани Монро, ее матери-американки, выразительней, чем у отца, Альберто Летициа.
— Здравствуй, чудо мое! — улыбнулся Риккардо. — Говорят, с тобой все в порядке…
— Я чувствую себя полной развалиной, — чуть слышно произнесла Глория, не сводя с него печальных глаз.
— Тебе повезло, считай, падая, приземлилась на обе ноги.
— Это не моя заслуга, просто ничего у меня не получается, — вздохнула она.
— Ну что ты… — прошептал он, стараясь казаться спокойным.
Но какой-то комок подступил к горлу, и неодолимое желание разрыдаться охватило Риккардо. Довольно странное чувство для человека, легко справлявшегося с житейскими невзгодами.
— Ты откуда? — спросила она.
— Из Сент-Морица.
Риккардо совершил перелет сквозь снежную бурю и десять раз рисковал жизнью.
— Собачья погода, командир! — попыталась пошутить Глория.
— Тебе нельзя утомляться, — заботливо напомнил Риккардо.
— Да я тут целый день отдыхаю…
Риккардо захотелось обнять и поцеловать ее, как целовал он когда-то маленькую девочку.
— Рад, что тебе лучше.
— Не надо об этом, — попросила его Глория.
Риккардо не выдержал и спросил прямо:
— Зачем? Зачем ты так поступила?
Он спросил, но тут же понял: не стоило задавать Глории вопросы.
— И ты еще спрашиваешь? — вскрикнула Глория, а потом отвернулась к стене.
На левом виске у Риккардо забилась жилка — только так и проявилось охватившее его напряжение. Оба молчали, а он вспомнил их первую встречу в сосновой рощице на вилле Летициа в Форте-деи-Марми. Роза в тот день устроила праздник, собрала друзей и родных. Молодежь танцевала под оркестр, игравший первые песни «Битлз» и модный в те годы танец твист. Безупречные, как гардемарины, официанты обслуживали важных гостей: известных политиков, финансистов, высокопоставленных военных, чиновников и предпринимателей.
Риккардо только что получил диплом инженера-авиастроителя в одном из самых престижных университетов мира, в Бостоне. Он явился в Форте-деи-Марми морем, с Лазурного берега, где усиленно ухаживал за кинозвездой-француженкой. Их «нежная дружба» закончилась после одной сумасшедшей ночи, когда подгулявшая молодежь передралась и разнесла в щепки увеселительное заведение в Кап-Ферра. Риккардо уже несколько лет не показывался дома. Братьям он изредка звонил, а с матерью виделся пару раз. Он предпочитал университет и своих приятелей жизни в семье, где всем заправляли братья гораздо старше его. Мать смотрела снисходительно на его многочисленные романы и не представляла, что младший сын — человек способный и образованный. В семье Риккардо считали плейбоем, законодателем вкусов в мире золотой молодежи.
