Натали Митчелл - Раздвоение чувств
Мне вдруг стало не по себе, как будто на моих глазах оскверняли картину Леонардо.
— Нельзя бросаться такими словами, Том.
— Я и не бросаюсь, — обиженно заспорил он. — Я говорю как есть. Я же тебе говорил, что всегда выкладываю все как есть. Почему ты не веришь?
— Потому что мы встретились два часа назад!
Поглядев на часы, он поправил:
— Уже три.
— Ну, три! Разве это меняет суть дела?
— Нет?
— Любовь с первого взгляда бывает только в кино, Том. Или в книгах моего отца.
Он покачал головой:
— Не только. Моя сестра именно так и влюбилась — с первого взгляда.
— Неужели?
— Она даже не знала, кто он.
Я буркнула:
— Смело. И кем же он оказался?
Ответил Том не сразу и как-то не очень уверенно, как мне показалось:
— Учителем.
— Она была его ученицей?
— Нет. Это было всего полтора года назад, она уже закончила школу.
Я прикинула в уме:
— Полтора года? Когда же она, интересно, успела родить двоих детей?
Мне показалось, что на какой-то миг он смешался, и хотела уцепиться за это, но Том уже пояснил:
— Она… Они… У нее близнецы. Мальчик и девочка. И оба похожи на нее.
— Здорово, — отозвалась я с сомнением.
На самом деле это казалось мне сущим адом: два младенца одновременно, да еще похожих, да еще разного пола… Меня едва не передернуло.
— И что этот учитель ее бросил?
Том неопределенно заметил:
— Бывает.
— Почему же ты не знаешь точно, где она?
Что-то не состыковывалось… Их бесконечная преданность друг другу и это ее отбытие в неизвестность. Если уж к кому она и должна была броситься в трудную минуту, так это к брату. Хотя бы позвонить. Если только… Если он не достал ее так, что она кинулась в это замужество, как в омут. И только потом поняла, что это действительно омут.
— У меня нет телефона.
— Как это — нет телефона?
Вот уж не думала, что столкнусь в жизни с человеком, у которого нет телефона! Минуту назад я считала, что телефон теперь есть у каждого жителя земли, начиная с трехлеток. Ну может, только в африканских племенах по одному сотовому на всех. У вождя.
— Том, ты и впрямь вышел из прерий…
— У меня никогда не было лишних денег, — сухо пояснил он.
— Телефон в наше время — это предмет первой необходимости, — назидательно произнесла я. — Я вообще не представляю, как без него жить?
Том пожал плечами:
— Ничего. Живу как-то.
— А что, если, например, ты попадешь в беду? Как ты позовешь на помощь?
— Никак. Я постараюсь сам выпутаться.
— Но легче же…
— Если кто-то помчится тебя спасать, рискуя своей жизнью?
В груди у меня похолодело от этих слов. Дождливый вечер, темнота, отцовский «мустанг» мчится по невидимой дороге к тому проклятому месту, где заглохла моя машина. Если б у меня не было с собой телефона…
— Откуда ты знаешь? — вырвалось у меня.
Еще несколько секунд он смотрел на меня с холодным презрением (мне это не почудилось, так и было!), потом опустил глаза.
— Я просто сказал, что можно обойтись и без телефона. Только и всего.
Но мне не показалось, что «только и всего». И почему-то захотелось поскорее уйти отсюда. Из самого любимого уголка этого мира, где без моего разрешения поселилось нечто неприятное. Даже страшноватое. Куда я собиралась направиться? Где мне могло полегчать? Не было такого места на этой земле.
Я знала это, и все же встала и пошла прочь, не пригласив Тома последовать за собой.
— Куда ты? — крикнул он мне вслед. — Эшли! Я тебя чем-то обидел?
Я даже не отозвалась. И ни разу не оглянулась. Больше всего мне сейчас хотелось, чтобы Том не догонял меня. Чтобы он остался в отобранном у нас раю, в этом потерянном дне, в который мне не хотелось возвращаться. Не хотелось вспоминать.
И вместе с тем было что-то пугающее в том, что он не пойдет за мной следом. Точно, если я выпускала его из внимания, Том становился еще опаснее для той жизни, которую я выбрала. Нет, которая сама выбрала меня. Для моего одиночества.
5
Я не пошла домой, чтобы Том не обхитрил меня и не встретил у ограды своей полудетской, полумужской улыбкой, против которой трудно устоять. Если разобраться беспристрастно, ничего плохого он мне не сделал, ничем не обидел, а если и всколыхнул чувство вины, не дающее мне покоя, то это ведь произошло случайно.
В газетах ничего не писали о том, что Джеффри Халс помчался в дождь выручать свою непутевую доченьку, которая в очередной раз поссорилась с его молодой женой, потом сломала машину и так далее и так далее… Удивительно, конечно, что Джун не раскрыла рта и упустила возможность выставить меня на всеобщее осуждение. Но так было. Она не дала ни одного интервью за эти три месяца. Не вылезла на телевидение, не пригласила газетчиков. Уж не знаю почему. Только не потому, что горевала по моему отцу. Чтобы горевать, надо, по крайней мере, иметь сердце.
Свернув в другую сторону от дома, я прошла мимо здания школы, которую окончила, когда отца уже похоронили. На бал я, конечно, не пошла, но не думаю, что кто-нибудь из одноклассников заметил мое отсутствие. Когда мы только переехали в этот убогий городишко и я впервые пришла в школу, директрису сразу черт дернул объявить, что отныне здесь будет учиться дочь известного писателя Джеффри Халса. И тут же кто-то выкрикнул: «Кому известного?» И все заржали. А следом прозвучало: «А чем известного?»
Так и пошло. Стоило мне появиться на вечеринке, кто-нибудь обязательно начинал ехидничать по поводу моей известности. Точнее, неизвестности, ведь никто из этих примитивных существ с жующими челюстями вообще не читал книг. Большее, на что они были способны, — в выпускном классе осилить «Гарри Поттера»…
Мою не прекращающуюся детскую битву за место под солнцем учителя считали отъявленным хулиганством. Но я продолжала кулаками доказывать свое право называться Эшли Халс и никак иначе. Костяшки пальцев у меня вечно были сбиты в кровь, а ноги темнели от синяков, потому что мои противники предпочитали пинаться. Однако я упорно продолжала ходить в эту школу, директриса которой все норовила вызвать моего отца, якобы для того, чтобы он помог им справиться с этим «исчадием ада».
Но я подозреваю, что ее просто разбирало любопытство. И жутко хотелось похвастаться потом в кругу пресмыкающихся, к которым она принадлежала, что видела Джеффри Халса: «Вот, как вас!» Ей было невдомек, что никогда, как бы близко отец ни подошел к ней, он не уподобится одному из них…
Заходить в бывшую школу я, естественно, не стала. Думаю, такое желание не возникнет у меня даже у последней черты. Если только я не получу Нобелевскую премию и не захочу насладиться зрелищем ползающих у моих ног пресмыкающихся. Но, надеюсь, я никогда не опущусь до такого. Конечно, я не Нобелевскую премию имею в виду…
