Джули Хаймор - Кружок любителей чтения
Они заказали себе по блюду из незатейливого меню, и пока Росс рассказывал о предстоящем ему завтра выступлении на какой-то конференции, Зоуи наполовину опустошила бутылку слишком дорогого на ее взгляд мерло. Наконец принесли еду, но, как часто бывало с ней в присутствии Росса, а может, из-за того сандвича с курицей, есть она не хотела.
Когда они вернулись в гостиницу, Росс разделся до рубашки и трусов, насыпал на стеклянный туалетный столик две полоски белого порошка и свернул двадцатифунтовую банкноту трубочкой.
— А как же твоя завтрашняя речь? — спросила Зоуи и сама поняла, как скучно это прозвучало.
— Ты слышала, чтобы я хоть раз плохо выступил? Ну же, давай немного развлечемся.
Зоуи устала. Вчера она допоздна работала, утром в девять уже была в парикмахерской, да еще эта кошмарная дорога. Она выдавила из себя улыбку:
— Давай.
Она уже сжимала кончик носа пальцами, с наслаждением ощущая прилив адреналина, когда раздался стук в дверь.
— Ага, — сказал, подмигнув, Росс.
У Зоуи внутри все сжалось. Росс пошел к двери, открыл ее, пробормотал несколько слов и потом вернулся со стройной и симпатичной темноволосой девушкой лет девятнадцати с длинными ногами в черных шелковых чулках и красных туфлях на высоком каблуке.
— Это… э-э… Как вы сказали…
— Хло, — сказала девушка и сняла свой отороченный искусственным мехом жакетик, под которым обнаружились крохотное алое платье, остроконечные грудки и двенадцатидюймовая талия. На шее у нее была черная бархотка, а на левом предплечье — маленькая татуировка. Росс оглядел ее сверху донизу, одобрительно сказал: «Прекрасно» и за руку подвел ее к Зоуи, которая торопливо наливала себе еще вина.
— Зоуи, познакомься с Хло. Хло, это Зоуи. Чудненько! — засмеялся он и спустил с плеча Хло бретельку, одновременно проводя рукой по бедру Зоуи. — А вот теперь можно как следует повеселиться.
Зоуи невидяще уставилась на мужчину, которого обожала, а потом постаралась сосредоточиться на одном из более приземленных и нормальных аспектов своей жизни — она всегда так делала, коротая подобные мучительные встречи. И в течение следующего получаса, под аккомпанемент содроганий, стонов и многократных «О, боже, как хорошо», она вспоминала литературный кружок, улыбаясь время от времени замечаниям Гидеона, абсолютно не понятым группой (вроде «Несомненно, Деррида оспорил бы данное утверждение»), или удивительной неосведомленности Боба в компьютерах. А однажды Боб предположил, будто Джеймс Джойс не мог писать правильными предложениями из-за того, что был тупым ирландцем. И тут же рассказал шутку о том, как заставить ирландца обжечь себе ухо: «Позвони ему, когда он гладит!» Бронуин протестовала, но Боба было не остановить. «И наверняка вы все слышали про Мика и его машину? Как он открывал дверцу, когда ему говорили отпустить сцепление?»
Неожиданно для себя Зоуи громко рассмеялась, и Росс, которого в этот момент Хло обслуживала в стиле Моники Левински, пробормотал:
— Ммм, да ты действительно веселишься, дорогая.
Пока Зоуи была в отъезде, Гидеон разбрасывал по полу ее гостиной крошки от пирожных, чипсы и кошмарные сочинения. «Вся проблема в том, что нет нормальных стульев», — думал он, перекатываясь через большую красную напольную подушку и опрокидывая чашку с остатками кофе. Он проставил «40 %» под сочинением, достойным пера четырехлетнего ребенка, бросил его в дальнюю кипу бумаг и со вздохом взялся за следующее. Не один, а целых два студента писали «Джейн Остин» от начала сочинения до конца, а еще один ставил запятые, где надо и не надо: «Спустя, две недели, Элизабет с сестрой…»
«Откуда они берутся? — недоумевал Гидеон. — Жертвы фронтальной лоботомии? Или просто забывали ходить в школу на протяжении тринадцати лет подряд? А теперь приехали получать степень в Моулфилде!»
И тем не менее, это был шаг вперед по сравнению со школой в Тайнсайде, где он не мог понять ни слова из того, что говорили остальные. Месяцами он жалел учителя рисования за то, что его звали Мартин Борманн. Пока не увидел на родительском собрании табличку с его именем: «Мартин Боуман».
Проверив последнее сочинение, Гидеон переключился на эротический фильм в ночной программе пятого канала. И снова затосковал о Пенелопе, о супружестве и о времени, когда не надо было думать о том, каким образом добыть еду, когда захочется есть.
Бернис сердилась, если я позволял нашей дочери долго спать днем, потому что в таком случае Джорджию было не уложить до поздней ночи и приходилось заниматься с ней весь вечер. И это страшно раздражало Бернис. Она в таких случаях говорила: «Мне надо работать, Эд, ты же знаешь». После чего произносила свою любимую фразу: «Кто-то же должен оплачивать счета».
Я шлепнулся на диван и подумал: «К черту все, я на ногах с половины шестого, я измотан и к тому же еще выгладил эти ужасные блузки, которые Бернис стала носить из карьерных соображений». Джорджия спала без задних ног в своей спальне наверху, и я намеревался задернуть занавески и часок-другой подремать перед телевизором. Я пробежался по каналам в поисках самой усыпляющей программы. Ага, вот… конференция лейбористской партии. Я вытянулся (насколько возможно вытянуться на двухместном диванчике), пару раз ткнул кулаком подушку и опустил на нее голову. Рай. «Пожалуйста, Джорджия, не просыпайся до половины пятого, — молил я, а мои веки тем временем становились все тяжелее. Кто-то бубнил насчет недостаточного финансирования политической деятельности. — А еще лучше — до пяти часов…»
Звонок в дверь заставил меня подскочить. Черт. Я спал? Непонятно. Пошатываясь, я добрел до окна и отдернул занавеску. У двери стояла Кейт. И это меня обрадовало.
Похоже, Кейт разбудила его. На одной стороне его лица отпечатались следы от подушки.
— Ой, извини, — сказала она. — Может, я зайду как-нибудь потом?
Эд распахнул дверь пошире:
— Нет-нет, проходи. Я просто… э-э… — он поскреб свою взлохмаченную голову и зевнул. — На самом деле я дрых. Мы, неработающие лодыри, только этим и занимаемся.
Кейт зашла в дом.
— Чай? — спросил он.
— Чудесно.
— Это наше второе любимое занятие — чаепитие. Пьем чай, спим. Пьем чай, спим. Ах да, и еще встаем по четыре раза за ночь, начинаем день в шесть утра, меняем бессчетное количество подгузников, ищем экологически чистые (и только такие!) овощи и фрукты, делаем из них тошнотворное пюре, потом часами запихиваем вышеупомянутое пюре в ребенка. Убираем последствия приступа тошноты. Стираем, потом стираем еще. Молоко, сахар?
