Эдна Ли - В паутине дней
Мои наставления самой себе были прерваны Марго, постучавшей в дверь и объявившей, что мой завтрак готов и что Руперт уже за столом. Я последовала за ней вниз по лестнице и по нижнему залу к двери, которая выходила на заднее крыльцо, соединяя главную часть дома с кухней. В кухне за небольшим столиком возле низенького окошка сидел юный Руперт, уплетая свой завтрак. Я увидела, что второе место было приготовлено для меня.
– Мистер Руперт, – Марго положила темную руку ему на плечо, – это ваша новая учительница, миз Сноу.
Мальчик хмуро взглянул на меня, не говоря ни слова, и я, пожелав ему доброго утра, села и развернула салфетку, ожидая, пока тощая старуха наполняла миску кукурузной кашей и подавала ее мне.
Я осматривала огромную кухню и приходила в восторг от увиденного. Огромный камин, в котором на перекладине висели пузатые котелки над огнем, был огорожен голландскими плитами – духовками для жаренья и копчения мяса. На стенах отсвечивали румянцем медные сковородки и кастрюльки, а с балок, поддерживающих потолок, свешивались, кружась, длинные косички стручков красного перца. В горшках уже что-то кипело и булькало, а на вертеле вращалась туша молодого поросенка, и восхитительный запах, смешанный с ароматами трав и пряностей, наполнял всю кухню.
Маум Люси, кухарка, принесла мне тарелку с толстыми кусочками ветчины, с розовой и поджаристой корочкой по краям, с щедрой порцией кукурузной каши, да еще жареного картофеля. Я с тревогой посмотрела на это изобилие. Мне бы хватило и кусочка белого хлеба с чашкой горячего чая. Но я понимала, что не время и не место привередничать с едой, так что отъела немного ветчины и по настоянию Маум Люси попробовала еще горячего печенья.
Во время еды я наблюдала за Рупертом, но осторожно, так, чтобы он не заметил. Я нашла, что на вид он не совсем обычный ребенок, маловат для своих девяти или десяти лет, но изящно сложен и гибок в движениях. Глаза его смотрели настороженно и вдумчиво из-под шапки пепельных волос.
Он ел свою кашу торопливо, метая в меня такие взгляды, словно подзадоривал меня обратится к нему. Я поняла, что передо мной ребенок, которому нужна строгая дисциплина. За столом он вести себя не умел, и я подозревала, что он привык не церемониться с теми, кто шел против его воли. Однако он был неглуп. Он сразу почувствовал во мне противника, который не сдастся ему, и в каждой линии его тела чувствовался воинственный вызов.
Моя задача вдруг предстала передо мной во всей своей сложности. Я знала, что не пожертвую ни каплей своего авторитета, но подружиться с ним я должна, так как поняла, что это весьма чувствительный ребенок, дружбу которого очень трудно завоевать и очень легко потерять.
Перед тем как он добежал до двери, я позвала его:
– Руперт.
Он обернулся, его хрупкие плечи ссутулились.
– Вернись, пожалуйста, подбери салфетку и извинись.
Он взглянул на меня, глаза его сузились и смотрели холодно, как у его отца. Я заметила, как его худенькая грудь поднимается и опускается от нарастающего в нем гнева.
Затем он заговорил, и я в жизни не видела столько презрения в детских глазах и не слышала его столько в детском голосе:
– Ты мне не нравишься, ты, проклятая янки!
Я продолжала пить свой кофе с нарочитым спокойствием.
– Ты мне тоже не нравишься, – призналась я, – но это не имеет значения. Я думаю, что ты будешь вести себя как джентльмен.
Я чувствовала, что не пробила пока ни единой дырочки в стене его недружелюбия, поэтому спокойно продолжала пить кофе, обдумывая в голове, чем бы пронять этого мальчика.
– Даже если мы и враги, Руперт, мы можем вести себя как рыцари в старинные времена, когда объявлялось перемирие…
Он продолжал гневно сверкать на меня глазами, но мне показалось, что во взгляде его промелькнул интерес. Немного погодя он заговорил, и слова звучали так, будто говорит он их против своей воли:
– Что делали рыцари в старинные времена?
– Хочешь послушать одну историю?
Он был заинтригован и почти уступил. Но затем его лицо ожесточилось.
– Ты проклятая янки. А все янки грязные подонки.
У печи ахнула Маум Люси:
– Господи помилуй!
А Марго бросила сковородку и поспешно схватила Руперта за плечо:
– Мистер Руперт! – увещевала она. – Как вам не стыдно.
Я коротко перебила ее:
– Не обращай внимания, Марго. Руперт не совсем понимает, о чем говорит.
– Нет, понимаю, – упрямо процедил он.
– Да нет, Руперт, – спокойно возразила я, – потому что только очень глупый человек может так думать. А ты выглядишь совсем не дураком.
Он продолжал сверлить меня глазами, сжав маленькие кулачки.
Я прочертила ножом на столе линию:
– Поди сюда, Руперт. Я хочу тебе кое-что показать.
Он колебался, но любопытство пересилило, и он с дерзким видом неохотно, но подошел ко мне.
– Что? – спросил он.
– Видишь эту линию?
– Конечно. Я не слепой. – Он произнес это нетерпеливым тоном, как взрослый разговаривает с ребенком. Я уже поняла, что в этом девятилетнем ребенке есть и зрелость, и способность размышлять, но неуправляемая и требующая дисциплины и контроля. Я знала, что угрозами его не направишь в нужное русло – только убедительными доводами.
Я прочертила полоску поглубже.
– Руперт, – сказала я, – если ты живешь по эту сторону полоски, а другой мальчик – по другую, это значит, что ты хороший, а он плохой?
– Что за глупый вопрос.
– Вот именно, это глупо, правда? Но всего лишь такая же черта отделяет нас с тобой друг от друга. Вот ты называешь меня янки, а сам называешься южанином.
– Но янки отняли папины деньги и сожгли наш хлопок на пристани в Дэриене.
– Но ведь это была война. На войне люди должны делать то, что им приказывают.
Он подумал.
– Хотите сказать, – спросил он, – что им пришлось это сделать?
– Конечно, так же как вашим солдатам-южанам приказывали убивать наших людей.
Его глаза задумчиво сузились:
– И вы ненавидите южан?
– Разумеется, нет. Я знаю, что южане делали так потому, что считали, что это правильно, так же как и солдаты Севера.
– Но и те и другие не могли быть правы одновременно.
– Верно, не могли, но каждый считал правым себя. Поэтому, как видишь, никого из них нельзя винить больше, чем другого.
Я сложила свою салфетку.
– А теперь я хочу посмотреть, что это за Семь Очагов. – Я сказала это очень обыденным тоном. – Не покажешь мне ваши окрестности?
Я не спеша направилась к двери, чувствуя, что Маум Люси и Марго смотрят, как поступит он. Минуту он стоял неподвижно, но, когда я взялась за ручку двери, была вознаграждена, увидев, как он нагнулся, слегка покраснев, и поднял свою салфетку. Он положил ее на стол и, засунув руки в карманы, зашагал за мной.
