Мария Чепурина - Куда приводят мечты
Так случилось, что и Майя, и тот незнакомец, кому был адресован сей приказ, включили фонари одновременно. Два пучка лучей столкнулись и смешались в темноте, сломав всю маскировку девочек одним концом и высветив вторым испуганные лица траншейщика и мусорщиков.
– Это вы, что ль? – кисло выдавил один из пацанов. – А призраки где?
– Да сам ты призрак, блин! – сказал ему товарищ и отвесил сочный подзатыльник.
Третий – парень с родинкой под глазом – промолчал. Он просто глупо уставился на девчонок, так, как будто они правда были привидениями.
Немного успокоившись, Юля сообщила:
– Так и знала, что всё это – одни сказки!
По пути обратно Майя, чуть разочарованная, вспомнила:
– Хараре!
– Что? – спросила Юля. – Это ты кому?
– Хараре. Зимбабвийская столица.
5
День несправедливости
С утра шёл дождь – злой враг всех археологов. Раскоп – то есть та яма, где все ковырялись – стал похож на ванну. В чёрной жиже плавали ошмётки бересты, какой-то мусор и оставленная с вечера скамеечка. Траншейщик изловчился и поймал её. Два мусорщика бегали, вычерпывая воду и бурча себе под нос ругательства: для них, обычно праздных, наконец пришла пора работать. Остальные все сидели под навесом. Ждали солнца.
Важные студенты снова обсуждали свою заумь, изредка хихикая над тем товарищем, который вместе с Майей продолжал искать обломок гусляра: ведь им-то дождик не мешал. Носилки с той землёй, где, вероятно, могла находиться голова, втащили под навес – и парочка работала.
Студенты посмеялись, позевывали, обсудили свою «историографию» и явно заскучали.
– Миша! – предложил вдруг кто-то. – Спой нам песню!
И пошёл концерт...
Усадьба Б просыпается с дождем,
А боярин Волк совсем усоп,
Он разложился на кожу, кости и навоз,
А раскоп всё идет и идет по плану.
И земля превращается в грязь,
И все идет по плану, Все по нивелиру.
Еще на первом курсе сказал я себе
Не участвовать больше в раскопках любых,
Но в руках моих штык-лопата и совок,
Как это трогательно – штык-лопата и совок,
И вот носилки уж полны,
И все идет по плану, Все идут к отвалу.
Нас подняли ночью, прямо в раскоп,
Мы все думали, что это будет расстрел,
Но нам дали в руки лопаты-совки,
И сказали, чтоб завтра был материк!
Мы копаем среди ночи и знаем,
Что все идет по плану, Грамоты по плану.[2]
Майя романтически вздохнула.
– А между прочим, – вылезла Олеся, как только песня кончилась, – сегодня по раскопу призраки гуляли! Я сама их видела.
– Ой, ладно гнать-то! – грубо заявил в ответ один из мусорщиков: видимо, боялся, что сейчас всем скажут, как смешно он потащился ночью «на охоту» и кого «поймал».
– Молчал бы! Сам дурак! – отрезала Олеся. – Я ж живу в соседнем доме. Около двенадцати в окно-то посмотрела: а там – эти! Всякие огни горят! Такой кошмар, вообще...
– Та-а-ак! Мракобесие – отставить! – возле спорщиков возникла Анна Александровна. – Здесь призраков не водится и впредь не заведётся! Всем понятно? Смотрите лучше, что я принесла вам.
У начальницы участка был в руках вчерашний кусок грамоты – очищенный и влажный.
– Ну и кто сможет прочитать теперь? – спросила она с вызовом.
Студенты собрались вокруг, задумались. Первая же буква озадачивала многих. Но не всех, к счастью:
– От Улиты ко Дмитр... – прочёл певец.
– Водати... Офоносу... – продолжал его товарищ.
– Плакахся зело иже гор... – крикнул кто-то.
– Вылази в пяток ко...! – радостно закончили студенты.
– Что, вкусили, какова интрига? – весело спросила Анна Александровна.
– Да... злобный Офонос!
– Вот вам – традиционная мораль!
Девчонки ничего не понимали. Разве то, что кто-то плакал, кто-то вылез. И что грамота написана Улитой – дочерью боярина. Но Анна Александровна всё быстро объяснила:
– От Улиты к Дмитрию. Смотрите, в то время как Волк пытается сосватать свою дочку за большую шишку Афанасия, девчонка закрутила роман с местным парнем. Тут она как раз об этом: «вдать мя Офоносу» – то есть «выдать меня замуж». Ей он явно не по вкусу: очень плакала. А тут – вот смелая девчонка! – Димку на свидание приглашает. «Вылази» – по-древнерусски «выйди», «появись». «Выйди в пятницу». Эх, жаль, у нас только обрывок! Хорошо бы отыскать вторую часть...
Конечно же, открыв такой любовный треугольник, все работники раскопа оживились, стали рассуждать, что было дальше. Кто-то полагал, что Волк раздобрится и выдаст дочь за Дмитрия. Олеся заявила, что на месте древней девушки сбежала бы с любимым. Мусорщик сказал, что дочь боярина, конечно, всех замочит: Офонаса, папика и князя заодно. Наверно, любил боевики.
Вот так, за обсуждением чужих судеб, минул час. Потом ещё полчаса. Дождь давно закончился, осталось подождать лишь, чтобы яма высохла. Беды, как говорят, ничто не предвещало, разве только Николай Сергеевич где-то пропадал.
Когда он появился, начался сплошной кошмар.
Дунаев пришёл мрачный – сёстры никогда его таким не видели. В руках профессор нёс тот самый образок со святой Ольгой.
– Так! Юля! – с ходу начал он. – Скажи мне честно. Эта вещь лежала в ящике?
– Конечно, – отвечала Белкина, внезапно задрожав и понимая: на неё сейчас все смотрят.
– Из квадрата Г-4?
Так и было.
– Девочки! Скажите, чей квадрат?
– Наш... – вышли две студентки.
– Почему вы положили это в ящик, мне не отдали?
– Мы... мы... – заблеяли девчонки. – Мы не находили.
– Как не находили? – удивилась Анна Александровна.
Дунаев помрачнел ещё сильнее:
– Значит, этой вещи вы не видели? И в ящик свой не клали? Что ж... Не удивлён. Это подделка. Да-да, я сейчас вернулся с экспертизы. Ваша, – почему-то он теперь смотрел на Юлю, – якобы старинная икона изготовлена на днях...
Конечно, все заахали.
– ...Теперь ты, Юля, может быть, мне скажешь, кто был автором?
– Не я! – нелепо вырвалось у девочки.
А дальше... Всё понятно.
Подложить подделку в ящик Юле было всех удобней. Даже если б и нашёлся злоумышленник, который это сделал, то какая ему выгода? Ведь премия досталась переборщице. В раскопе сёстры были новичками, толком их никто не знал, работа у них шла не очень-то... Так Юля оказалась главным и единственным подозреваемым. Никаких доказательств своей невиновности девочка дать не могла.
Дунаев между тем затеял следствие, спросил у мусорщиков:
– Может, что-то знаете? Вы же всё время крутились вокруг переборщиц.
– Нет, нет... Мы не крутились... Мы не видели... – смущённо забубнили было парни. Но вдруг вспомнили: – А! Этой ночью Юлька с Майкой тут бродили! По раскопу! Мы их сами видели! Как раз возле навеса тусовались, где все ящики!
