Савански Анна - Английский сад. 2. Тернистая дорога
- Как она?
- Она у себя, мы послали за хирургом в город, - ответил Бруно, Артур достиг его одним прыжком, хватая за рубашку, глядя в его серые глаза, отчасти спрятанные русыми волосами.
- А я кто, по-вашему? А? – он тряс его, с каждой минутой его все больше захлестывала волна гнева, он почувствовал, как ему не хватает воздуха, и отпустил юношу.
Белый как мел, но с глазами налитыми кровью, пнув ногой дверь спальни, Артур зашел к жене, вокруг нее суетилось множество людей. Он быстро отправил Чарльза в свою спальню, десятилетнему мальчику незачем смотреть на это. Артур посмотрел на дочь, та протягивала ему вымытые с мылом руки.
- Энди, ты должна выйти, - ласково он попросил дочь.
- Нет, папочка, - вдруг сказала она.
- Это зрелище не для девочки, - настаивал он.
- Папа, - он заглянул ей в глаза, - я знаю, как называются все твои инструменты, - это признание потрясло его. Чарльза никогда не интересовало, что он делает, что такое медицина, но Энди вечно его донимала расспросами, как ему казалось неподходящими для девочки. Урсула постоянно ругалась за сломанные куклы, в последствие оказалось, дочь их пыталась лечить.
- Хорошо, мне нужен ассистент, доктор из Лондона будет не скоро, - он не понимал сам себя, как мог пойти на поводу девчонки, которой еще и не исполнилось семи лет.
- Мой братик мертв, а мама без сознания, - и откуда в ней столько зрелости?
- А ты как определила?
- Слушала животик мамы твоим стетоскопом, - да она еще холоднокровнее его, в такой ситуации и смогла взять себя в руки не то, что он размазня.
- Энди, кости вроде целы, что ж будем извлекать плод. Ты справишься? – с опаской задал он вопрос.
- Да, - это короткое слово прозвучало так твердо, что у него не осталось сомнений, у него росла достойная смена.
Когда они извлекали мертвый плод, они не смогли сдержать слез. Энди плакала беззвучно, ей не хотелось, чтобы отец считал ее маленькой девочкой, малышкой. Она боялась, что отец выгонит ее, она опасалась оставить его одного. А вдруг у него дрогнет рука, и он не сможет зашить шов аккуратно? Покинув Урсулу, отец и дочь вышли из комнаты, он отвел ее в свой кабинет. Артур налил ей немного вишневой настойки, чтобы успокоить нервы. Они долго молчали, Артур собирался с силами, чтобы кое-что рассказать ей. Его мать прекрасная англичанка Венеция тоже имела столь скверный характер, она с детства имела привычку совершать сумасбродные поступки, и Тревор надеялся, что увезя ее в Антрим, избавит ее от тлетворного влияния Лондона. Но и это не смогло изменить ее, она бросалась во все авантюры в омут с головой, не думая о последствиях. Так она убила себя, подарив ему жизнь. И сейчас он боялся, что все повториться вновь, что Урсула оставит его одного с детьми, и когда с годами память об этой любви изрядно потускнеет, он найдет себя спутницу, и дай Бог, верную и честную, а не такую, как его мачеху.
Урсула осталась жить, но ее внутренний мир пошатнулся. Он знал, нужно много времени, чтобы все, это пережить, и он приложит все усилия для этого.
₪
Весна 1932
Пришла новая весна, с каждым годом все сильнее становилось предчувствие приближающейся беды. Ее будто приносил ветер из каких-то далеких миров, или сама искала себе новое пристанище, она мечтала принести всем хлопот. Маховик был запущен, его привели в действие много лет назад. Но что значат беды целой страны, по сравнению с несчастьем одной семьи. События эпохи лишь фон, на котором разворачиваются мелкие ничего не значившие драмы людей, они стираются, когда вперед выступает словосочетание – целый мир.
После происшествия с Урсулой, их семью настигла новая беда. Эта весна казалась, вдохнула новое дыхание, словно отвела от них все ненастья. В апреле пышным цветом цвели сады во всем Лондоне, нежная пелена напоминала белые облака, плывущие по чистому весеннему небу. Только недавно родилась изумрудная трава, и распустились тугие почки. Весна была, как всегда восхитительна и благоуханна. Только в это время приходило какое-то необъяснимое состояние души, когда тело и разум совсем не понимают друг друга. Когда душа просит покоя, а тело – бунта. Ветер приносит будоражащие нотки, чувственные звуки, опаляя своим еще не жарким дыханием, но уже обещающий многое. Уже почти не текут ручейки, от земли идет теплая волна, она жадно поглощает в себя тепло, а крестьяне спешат быстро засеять поля, чтобы получит от нее все, на что она способна. Стволы и ветки такие гибкие, будто готовы выдержат самую тяжелую ношу для них. Ночью еще отдает прохладцей в распахнутые окно, и слышно как поутру, купаясь в легких солнечных лучах, щебечут птицы о любви. Ах, весна…
- Бежим к нашему дереву? – крикнула на ходу Теа, поднимая выше колена саржевую пышную крестьянскую юбку.
- Быстрей, - смеясь, ответила Кесси.
Теа уже была взрослой, она давно выросла из детских платьиц. В свои шестнадцать Теа по-своему была восхитительна, не смотря на некоторую моральную несостоятельность, как казалось ее родителям. Им нравился ее артистизм, ее скромный талант актрисы, ангельский голос, но никто из них даже и не хотел, чтобы Теа занялась столь не серьезным ремеслом. С появлением Голливуда многое изменилось по отношению к актрисам, еще недавнем прошлом их считали ветряными и непостоянными, изменяющими и продажными, но эти ангелы, а иногда и демоны, с экрана, изменили представление о себе. Но все же профессия актрисы не для их дочери, и вряд ли оно станет таковым. Теа мечтала, она знала о своей обаятельности и привлекательности. Она часами перед занятиями в школе для девушек укладывала непослушные темно-русые локоны, подражая знаменитой Грете Гарбо, может из-за такой прически так маняще блестели ее стальные глаза. Ей вообще порой казалось, что на нее из зеркала смотрит настоящая кинозвезда, или, по крайней мере, восходящая звездочка Венди Барри, блиставшая в спектакле «Нити»[2]. Одни мечты, и станут ли они явью? Теа постоянно предавалась им, она садилась под их любимое дерево и пока Кесси лазила по ним, она живо представляла себя в роли похожей на Лолу[3] или похожую на Мэри Колверер[4]. Внешностью ей больше нравилась, Грета Гарбо, манерой поведения Марлен Дитрих. Она часто видела во снах, как стоит рядом с ними, как кто-то из них вручает ей Оскар, и она счастливая улыбается репортером.
- Теа, - позвала ее Кесси. Теа очнулась от своих мыслей и образов, поднимаясь на ноги, - смотри, что я умею!
Она, как обезьянка лазила по могучей раскидистой липе, залазив все выше и выше. Она легла на одну из широких веток, потом стала раскачиваться как на брусьях, Теа засмотрелась на золотистый закат, считая предполагаемые мили до встречи земли и неба. С одной стороны виднелся город тронутый легкой позолотой, с другой живописные рощицы опаленные, словно в пожаре. Теа залюбовалась, она уже представляла себя бегущей на встречу к закату, словно юному возлюбленному, уже воображала свои реплики, играя глазами и телом, и овации восторженной публики. Теа услышала какой-то странный вскрик, она не сразу ничего не поняла, в глубине сознания забилась паническая мысль. Она обернулась, и, подбежав к сестре, ее маленькое хрупкое тельце лежало на земле. Теа со страхом смотрела сквозь пальцы, даже боясь подумать о том, что только что произошло. «Нужно бежать за помощью», - решила она, судорожно вздохнув, она бросилась к дому. У дома был дядя Виктор и дядя Артур, в эту минуты в ней все смешалось от волнения, она даже не знала, как сказать.
