Юлия Климова - Принцев много не бывает
– Глеб Уфимцев, – равнодушно бросил он и уверенным движением разрезал кусок мяса пополам. – Но, кажется, мы это уже выяснили.
– Александра Кожаева, – ответила она так же тихо и, не обращая внимания на хозяина дома, сделала пять шагов к лестнице.
– А знаете, – бодро произнес Уфимцев, – я, пожалуй провожу вас до калитки. – Торопливо вытерев руки полотенцем, он преодолел небольшое расстояние между ними и сделал пригласительный жест в сторону двери. – Пойдемте, Александра. Дело в том, что я чертовски занят, а так как мы с вами уже выяснили, что от наследства остались рожки да ножки, то... – Он осекся, помолчал и добавил: – Но если мне где-нибудь когда-нибудь попадется костяной гребень, я обязательно вас разыщу.
Александра смотрела на Уфимцева. Заторможенность прошла, запахи больше не тревожили ее: одни притупились, другие исчезли. Последняя фраза «медведя» прозвучала как хруст сухих веток. Совершенно не получалось понять – поиздевался он немного или сказал серьезно. На его висках выступили мелкие капельки пота, дыхание было тяжелым, болезненным, обветренные губы немного шелушились, а седина на висках и небритых щеках бросалась в глаза. «Перевалило за сорок», – промелькнула мысль о возрасте «медведя».
– Я бы хотела убедиться в том, что вы говорите правду, – услышала Александра собственный голос.
– В своем доме вы можете убеждаться в чем угодно, а с меня этой комедии хватит. – Уфимцев сверкнул глазами, широко распахнул дверь и сердито добавил: – До свидания. А вернее – прощайте, очень жаль, что не смог вам помочь.
Александра поправила ремешок сумочки на плече, тоже сверкнула глазами и вышла из дома. «Медведь» действительно проводил ее до калитки и без промедления лязгнул щеколдой. Буркнул напоследок второе «прощайте» и направился обратно к дому, мимо трех клумб-сковородок, дряхлой бочки, малины, крапивы и покосившейся скамейки. Глядя ему в след, Александра старательно сдерживала рвущуюся на свободу волну праведного гнева, но удушливое отчаяние уже подбиралось к горлу, а потом запели скрипки, виолончели и тромбоны.
– Да, мама, уже побывала... Возвращаюсь... Каков результат? Только что твою дочь выставили за дверь. Нет, даже гребень мне не удалось раздобыть... Нет, нет и нет... Ни за что на свете. Если хочешь, ты можешь теперь сама поехать к Глебу Уфимцеву. – Александра подошла к машине и переложила телефон в другую руку. – Он медведь, понимаешь? Разговаривать с ним совершенно бесполезно, я, во всяком случае, больше этого делать не стану.
Почувствовав новый приступ отчаяния, она быстро закончила разговор, обернулась и в последний раз посмотрел на дом. Маленькое окошко чердака звало и манило ее... Нахмурившись, Александра прокрутила в голове разговор с Уфимцевым, села в машину и захлопнула дверцу. Глупо. Все глупо. И зачем она только приехала сюда?! Хорошо хоть письмо не показала Уфимцеву, не доставила дополнительного удовольствия и повода для издевок этому «медведю». Надеялась... Но теперь надежды нет. Нужно взять себя в руки, забыть раз и навсегда о Пьере, достать свои старые записи, покопаться в них и...
– Я придумаю что-нибудь, – твердо произнесла Александра, выделяя каждое слово, но где-то далеко настойчиво повторялось: «Все пропало, все пропало, все пропало...»
Англия, давно позабытый год«...Кэролайн, Ваше письмо явилось для меня приятной неожиданностью. Я бесконечно рад и признателен Вам за каждую строку, за каждое слово.
Я тоже отметил, что погода стоит замечательная, и, если прошлый сентябрь измучил всех дождями, то в этом году осадки редки и не слишком докучают.
Очень надеюсь увидеть Вас у Кеннетов, и, прошу, не забывайте, что первые два танца обещаны мне. Надеюсь, Вы не обидитесь за мое настойчивое напоминание об этом...»
Кэри опустила листок на колени, но тут же приподняла его и перечитала ответ в пятый раз. Лестон вновь называл ее лишь по имени, и в этом было что-то томительное и тайное, что укрепляло надежду и переполняло счастьем.
– Ну что, Сьюзан Бакер? Ну что, Эллис Кеннет? – Кэри наклонила голову набок и хитро улыбнулась. – Осмелились бы вы написать письмо Чарльзу Лестону? Точно, нет. – Она бросила игривый взгляд на окно, и, не переставая улыбаться, закружилась посреди комнаты.
«О, как можно обидеться на подобные настойчивые напоминания! И уж, конечно, невозможно забыть, кому отданы первые два танца!»
– Извини, Сьюзан, извини, Эллис, – Кэри остановилась и, тяжело дыша, приложила ладонь ко лбу и бухнулась в кресло. Нужно срочно написать ответ! Но нельзя же так скоро! И мальчуган, ее почтальон, сказал, что если понадобится, то его можно будет найти завтра на том же месте приблизительно в тоже время. С утра из-за наплыва покупателей он помогает отцу продавать хлеб, а потом до обеда слоняется по улицам.
Аккуратно сложив письмо, Кэри задумалась над текстом ответа. Если бы она окончательно позабыла правила приличия или бы знала Лестона побольше, она бы с удовольствием написала, что Дафна измучила ее нравоучениями, а в них совершенно нет смысла. Все равно же не получится воспринимать окружающий мир так, как воспринимает его мачеха. И чтобы жить по ее правилам, нужно быть...
– М-м-м... не живой, – закончила мысль Кэри. – То есть... – Она приподняла брови. – То есть Дафна хочет того, чего не может быть. Понимаете, мистер Лестон?
Оставив эти умозаключения при себе, вытерпев до вечера, она написала следующее письмо, в котором заверила, что помнит о первых двух танцах и мечтает поскорее оказаться у Кеннетов чтобы... полюбоваться их картинами.
– Глупые, ненавистные правила приличия, – ворчала Кэри, запечатывая конверт, – меньше всего на свете меня интересуют эти картины.
На следующий день добродушный мальчуган вновь отнес Лестону письмо, но ответа, к великому огорчению, не последовало.
– Я встретил его около дома, он садился в экипаж. До чего же красивые лошади, мисс! – добросовестно рассказывал мальчуган, постоянно шмыгая носом.
– Не отвлекайся, прошу тебя, – ругала и умоляла Кэри.
– Он взял конверт, и все. Я спросил, будет ли ответ, но мистер лишь махнул рукой.
– Он торопился? – подыскивала оправдание Кэри.
– Наверное, мисс, откуда мне знать.
Ответ так и не пришел, и к Кеннетам она поехала чуть недовольная, чуть огорченная, но увлеченная Лестоном еще больше. «Возможно, он и прав, – размышляла она, поднимаясь по ступенькам. – Есть же эти невыносимые правила приличия...»
Глава 4
Димка Бобриков ей не очень-то нравился. То есть она испытывала к нему положительные чувства и даже некоторую нежность, но это не имело никакого отношения к сердечному трепету, воздушной влюбленности и вдохновенным мечтам. Не имело и все тут. У Димки были лопоухие уши, конопатое лицо и ярко-рыжие волосы, и Настя буквально млела от этого сочетания. «Ну почему же ты – Бобриков? Ты должен быть Лисичкин, – думала она, улыбаясь, – или Солнышкин. И только не смотри на меня так... Я своего принца еще не встретила». Она то проносилась мимо, то притормаживала, то приходила на тренировку и сидела на жестком пластиковом кресле в зрительном зале – наблюдала. Насте вообще нравилось наблюдать.
