Татьяна Осипцова - Больше, чем любовь
Он достал из машины ярко-синюю ветровку и заботливо накинул ей на плечи. Затем ловко переложил хворост домиком, подсунул под него несколько кусочков бересты и с одной спички разжег костер.
– Учысь, жэнщина! – произнес он комически-грозным тоном и рассмеялся. – Пойду, помогу твоему супругу дров напилить, а то он уже взмок, а толку чуть.
Пахомов скинул мохнатый свитер и в одной фланелевой рубашке перепилил все дрова, а потом и наколол их.
Через несколько минут они уже сидели у костра, наблюдая за разгорающимся пламенем. Боре было жарко, и он расстегнул еще пару пуговиц на рубашке, открывая покрытую курчавыми волосами грудь. Наташа смущенно отвернулась, чтобы не пялиться на этого разгоряченного работой мужчину.
– Ну что, поплыли? – нетерпеливо заерзал Сашка.
– Да надо бы… – задумчиво посмотрел на озеро Борис, – только боюсь, что наша хранительница очага проворонит момент, когда угли будут готовы. Мой богатый жизненный опыт показывает, что ни одна женщина не способна приготовить настоящий шашлык. Может, после?
– Ну, нет! У меня уже руки чешутся, один пойду.
Прихватив удочки, Соловьев спустился к воде, и через минуту надувная лодочка уже удалялась от берега.
Было тихо, только какие-то птицы перекликались в лесу. Наташа с Борей молча прислушивались.
– Жаль, для соловьев рановато, их здесь несколько.
– Откуда ты знаешь? Может, в этом году не прилетят.
– Соловьи гнездятся на одном месте, а здесь их спугнуть некому.
Они посидели так еще несколько минут, затем Пахомов включил магнитофон в автомобиле. Нежная музыка не нарушила спокойствия тихого вечера.
– Приятная мелодия, – заметила Наташа.
– Ты ее никогда не слышала? – не поверил Боря и слегка усмехнулся.
Несильный женский голосок и мужской баритон по очереди тянули незатейливую мелодию, часто повторяя по-французски: «Je t'aimer». Затем голоса смолкли, соло вел саксофон, и только женщина иногда вздыхала.
– Тебе нравится?
– Да, – кивнула Наташа. И вдруг поняла, что означают эти вздохи.
– Это записали два любовника, – невозмутимо заговорил Боря, при этом в глазах плясали веселые чертики. – Она красавица, фотомодель, а он невысокий уродец. Но он заставил ее так полюбить себя, что она стала его рабой, исполняла все фантазии… Например, он приказывал ей ползать на коленях за специально разбросанными по полу шахматами. Представляешь картинку: обнаженная красотка на карачках смотрит на своего господина в ожидании его очередного каприза…
Пока он говорил, мелодия и сопровождающие ее вздохи достигли апогея.
– Какая мерзость! – вскочила Наташа.
– Это ты о чем? – изобразил удивление Пахомов. – О музыке или… Э, да ты еще совсем девчонка! – он громко расхохотался. – Пардон. Я не собирался заниматься растлением малолетних, представлял, что ты уже женщина, и имеешь некоторый опыт. Но, похоже, этот опыт не отличается разнообразием.
Резко отвернувшись от него, Наташка быстро пошла к воде. «Так хорошо было, а этот пошляк все испортил», – думала она со злостью.
– Неужели тебе не понравилось? – Боря подошел так тихо, что она вздрогнула. – Ведь эта вещь – настоящее олицетворение страсти, произведение искусства, которому суждена долгая жизнь. Ну, посмотри на меня. Какая злючка! А глазки-то сверкают! Карие глаза у блондинки – большая редкость. Или ты красишь волосы? – он дотронулся до кончиков ее золотистых локонов.
Наташа непроизвольно отшатнулась.
– Не бойся, я не кусаюсь. Но ты, при безусловной стройности – очень и очень аппетитная, так бы и съел! Ну вот, опять рассердилась… Хватит дуться, больше не буду тебя развращать, подожду, пока повзрослеешь. Ну, посмотри на меня. Мир?
Его глаза искрились весельем, и она сама едва сдерживала улыбку. Демонстративно надув губки, отвернулась и пошла к костру, Боря последовал за ней.
– Ого! Надо срочно нанизывать мясо на шампуры, а то угли прогорят. Я научу тебя, как это делать.
Шашлыки подоспели как раз к возвращению Сашки. Муж с гордостью вручил Наташе двух подлещиков и окуня.
– Ну вот, одним все, другим – ничего! – нарочито несчастным тоном заметил Боря. – Молодец, братишка, уху уже обеспечил! Но уха завтра, а сейчас прошу к столу. Наташа, ты что будешь, водку или вино?
– Только не водку!
– А ты, Саш?
– Только водку!
Шашлыки удались на славу, Саша с Наташей признали, что никогда таких вкусных не ели. Пахомов вел себя как хозяин, потчующий гостей, подкладывал в тарелки, наполнял стаканчики, сам же после первой порции ни одну не допил. Зато Сашка старался за двоих и пьянел на глазах, Наташе даже стыдно стало. То он лез обниматься к Боре, то целоваться к ней. Наконец, опустил голову на колени и заснул прямо у костра. Наталья растерялась, а Пахомов ухмыльнулся:
– Этого следовало ожидать. Ничего, дело житейское. Давай его со мной уложим, а то боюсь, как бы с ним чего в машине не случилось.
Сашка немного посопротивлялся, но Боря все-таки поднял его и дотащил до палатки.
– Посидим еще? – спросил он, когда вернулся. – Ночь-то какая!
Стемнело совсем недавно. Освещенная луной гладь озера, казалось, сама испускает свет. В лесу – ни звука. Такой красотой можно наслаждаться бесконечно, но Наташа покачала головой.
– Нет, пойду спать.
Пахомов послушно разложил сиденья в машине, расправил спальный мешок, и пожелал ей доброй ночи.
Разбудил Наташу щебет птиц. Потирая глаза, она выглянула из машины, пытаясь сообразить, который час. Солнце уже поднялось высоко и радостно светило на безоблачном голубом небе, обещая теплый погожий день.
На берегу в одних плавках стоял Пахомов, и вдруг, словно только что решившись, глубоко вдохнул и бросился в воду. Наташа так и ахнула. Ведь начало мая! Проплыв метров тридцать, он повернул обратно и, выскочив на берег, принялся яростно растираться полотенцем. Увидев, что Наталья проснулась, крикнул:
– Доброе утро, соня! Вставай скорее, погода чудесная!
– Оденься, а то простудишься, – забеспокоилась Наташа.
– Слушаюсь и повинуюсь, – склонился он в шутливом поклоне и направился к палатке.
«До неприличия хорошо сложен», – отметила она, против воли провожая его глазами.
Спустя несколько минут они сошлись возле кострища.
– Не хочешь покататься на лодке, пока твой муженек будет отсыпаться? – предложил Боря, и она согласилась.
У берегов в неподвижной воде с фотографической точностью отражались золотистые стволы сосен, середина озера голубизной соперничала с небом. Утреннюю тишину нарушали только крики чаек, низко летавших над водой. Лодка тихо скользила по зеркальной глади.
