После развода. Хочу тебя вернуть (СИ) - Мэра Панна
– Я больше не намерена прикрывать твою задницу, Ильдар, – говорю я, делая шаг к нему. – И если ты думаешь, что после всего можешь прийти и сказать: «улыбнись, посиди рядом, пусть мэр думает, что я всё ещё приличный человек», то ты глубоко ошибаешься.
Он качает головой.
– Надя, не усложняй. Просто один вечер. Я тебе уже сказал: ты получаешь дом. Это много. Учитывая, что по бумагам ты вообще нигде не числилась. Ты не работала. Ты жила за мой счёт.
– Потому что ты сам просил меня не работать! – я не выдерживаю, голос срывается. – Потому что я была тебе нужна!
– И я это ценю, – он поднимает ладони, как будто пытается меня успокоить. – Но давай не будем вдаваться в эмоциональные подробности. Мы говорим сейчас про реальность. Про то, как всё выглядит снаружи.
Я оборачиваюсь, чувствую, как грудь поднимается от тяжёлого дыхания. Он и правда не понимает. Или делает вид, что не понимает.
– Мне нет никакого толка идти на эту встречу, – говорю я уже тише, сквозь стиснутые зубы. – Ты мне ничего не оставляешь. Машины, студия, счета – всё на тебе. А мне «дом», который я, по-твоему, должна продать, чтобы дожить до конца своих дней. А теперь я ещё и в спектакле должна участвовать?
Он подходит ближе. В его лице появляется жёсткость. Вот теперь настоящий Ильдар. Без прикрас.
– Это и есть твоя сделка, Надя. Ты получаешь не только дом, ты получаешь выход без шума, без суда, без грязи. Всё чисто. Всё молча. Я тебе оставляю лицо. А если ты решишь всё усложнять – поверь, я могу легко выставить тебя как женщину, которая просто… сидела у меня на шее. И поверь, у меня есть люди, которые это подтвердят.
У меня внутри будто что-то обрывается.
– Ты угрожаешь мне? – спрашиваю я медленно. Он не отвечает сразу. Только смотрит. Потом чуть пожимает плечами:
– Я тебя предупреждаю. Один ужин, и ты получаешь то, что обещано. Ты же не хочешь скандалов, правда?
Он делает ещё один предупреждающий шаг. Слишком близко.
Так, что я уже чувствую, как меня качает. Не от страха. От ярости. От отчаяния. От чувства, что он реально верит, будто я до сих пор его тень. Что я ничего без него.
Я медленно выпрямляюсь.
– Нет, Ильдар. Я не хочу скандалов. Но ещё меньше я хочу сидеть в углу, пока ты целуешься с девочкой, которой в два раза меньше лет, чем твоему браку. И если ты правда думаешь, что я проглочу всё это, то ты плохо меня знаешь. Даже после тридцати лет.
Он отводит взгляд. Сжимает губы.
Я стою, будто вся в огне. Глаза сухие, но внутри кипит. Не от боли уже, нет. От унижения. От отвращения.
От того, что он правда считал, будто можно прийти сюда, в мой дом, после всего, и потребовать услугу.
– Уходи, – говорю тихо, но в голосе сталь. – Уходи, Ильдар.
Он вздрагивает. Смотрит на меня, как на неуправляемую часть плана.
– Надя, не драматизируй. Один вечер – и всё. Просто…
– Нет, – перебиваю я, делая шаг ближе. – Я сказала: уходи. Я не буду участвовать в твоём фарсе. Не буду сидеть за одним столом с тобой и девчонкой, с которой ты изменял мне в день своей награды. Которой, между прочим, я когда-то заплетала косы.
Он хмурится, хочет что-то сказать, но я уже стою у двери и резко открываю её. Сквозняк ударяет в прихожую.
– Вон, – указываю на выход. – Это не просьба, Ильдар. Это последняя граница, которую ты перешёл. Ни ужина. Ни разговоров. Ни лица для общественности. Тебе нужна чистая история? Пиши сказку сам. Без меня.
Я захлопываю дверь. Так громко, что даже сама вздрагиваю. Прислоняюсь лбом к деревянной поверхности.
И дышу. Глубоко. Резко. Как будто только что оторвала от себя пластырь, что въелся в кожу на тридцать лет.
Глава 16
Едва опускаюсь на край дивана и позволяю себе вдохнуть, как вдруг очередной стук в дверь заставляет меня вздрогнуть.
Неужели вернулся?
Стук повторяется. Глухой, однако весьма настойчивый.
Я замираю, потому что хорошо знаю эти паузы, акценты и расстановки. Только один человек обычно так стучит в дверь.
Я снова тянусь к дверной ручке, потому что знаю, что если не открою, то он войдет сам.
Открываю дверь и вижу за ней Ильдара. Он стоит на пороге. На этот раз лицо сдержанно, губы сжаты.
Словно он пришел говорить то, что ему совсем не хочется говорить.
– Надя, – говорит ровно. – Я подумал. Если ты всё же пойдёшь со мной на ужин… я готов подписать допсоглашение. Тридцать процентов от всех наших совместных накоплений. Всё официально. Всё честно.
Я молчу. Потому что знаю: подвох будет обязательно.
– А если нет? – спрашиваю, не двигаясь с места. – Если я не пойду?
Он смотрит на меня. Холодно. Расчётливо.
– Тогда я буду бороться. Он делает паузу и добавляет: – И ты не получишь ничего. Ни дома. Ни денег. Ни спокойствия. У меня сильные юристы. Докажем, что ты всю жизнь была иждивенкой. И живи тогда с воспоминаниями, Надя.
Сжимаю пальцы в кулаки. В груди растет знакомая тяжесть. Он пришёл не ради мира. Он пришёл меня шантажировать.
Опять.
– Знаешь, Ильдар, – говорю медленно. – Ты, по-моему, перепутал семью с инвестиционным проектом. Вклады, выгоды, проценты. Только проблема в том, что я была человеком, а не вкладом.
Он молчит. Наверное, думает, что я сейчас соглашусь. Пойду на поводу. Как всегда.
– Ты сам выбрал уйти, и я тебя не держу, – говорю твёрдо. – А теперь хочешь, чтобы я отыграла для тебя одну последнюю сцену, чтобы не испортить твою репутацию. Чтобы твоя девочка смогла сесть за один стол с мэром, а я притворилась женой, которой всё по-прежнему нормально.
Я делаю шаг ближе, глядя ему в глаза:
– Я не хочу этого, Ильдар. Я не хочу продавать свою гордость ни за тридцать процентов. Ни за сто.
Он сжимает челюсть. Но не отвечает. Просто смотрит. Я уже почти захлопываю дверь, но он, как всегда, в последний момент вставляет ногу в проем.
Спокойно, точно знал, что я не закрою достаточно резко.
Стоит, глядит на меня с этим ледяным спокойствием, в котором сейчас только яд.
– Надя, – говорит тихо. – Смирись.
Пауза. Его голос ровный, почти ласковый, но в нем слышится сталь.
Он делает шаг ближе, заглядывает мне в глаза.
– Я прошу один ужин. Один. Как мужчина, который провёл с тобой жизнь.
Он ухмыляется краешком губ.
– Но если ты решишь, что можешь меня шантажировать, Надя, – голос понижается, становится опасным, – ты очень быстро поймёшь, как далеко я готов зайти, чтобы защитить свою новую жизнь. Я не потерплю давления. Ни в какой форме. Ты хочешь войну? Ты её не выдержишь.
Я сглатываю. Внутри всё снова клокочет. Страх, гнев, боль, унижение. Но я стою.
Молча. Потому что знаю, он хочет реакции. И не получит.
– Завтра в семь, – говорит он спокойно, как будто назначает встречу подчинённой. – За тобой приедет машина.
Я молчу. Просто смотрю на него. На чужого мужчину в теле моего мужа.
– И надень что-нибудь приличное, – добавляет, не глядя. – Без этих своих мрачных платьев. И прошу тебя, не надо портить вечер.
У меня начинает пульсировать висок. Медленно, но всё громче.
Он подходит ближе, и мне как никогда хочется отстраниться, но я стою на месте. Пусть видит, что я не боюсь его угроз.
– Если ты вздумаешь устроить сцену: срывать ужин, выставлять себя жертвой или кого-то из нас врагами, – голос его становится тише, но звонче, как хруст снега под сапогом, – ты об этом сильно пожалеешь, Надя.
– Это угроза? – спрашиваю я.
Ровно. Даже удивляюсь, как спокойно звучит мой голос.
Он смотрит на меня с усталой усмешкой.
– Нет. Это предупреждение.
Ильдар поворачивается к выходу. Я понимаю, что он сказал все, что хотел.
Подходит к двери и уже стоя на пороге буднично, хладнокровно, без эмоций бросает:
– И ещё. Не смей выбрасывать мои вещи. Я пришлю тебе адрес, куда их направить, - делает паузу, а затем язвительно добавляет: – ну или мы с Алесей за ними заедем.