Гримстоун (ЛП) - Ларк Софи

Что я действительно ищу, так это любой намек на женское прикосновение. Как давно умерла его жена? Встречается ли он сейчас с кем-нибудь?

Еще больше глупых мыслей, потому что не имеет значения, встречается ли Дейн с кем-нибудь. Он не будет встречаться со мной, потому что ему, вероятно, это неинтересно. Потенциальный убийца, определенно склонный к принуждению, и если этого недостаточно, у нас нет ничего общего. Книги на полках и картины на стенах говорят мне, что Дейн чертовски более высоколобый, чем я. Мне нравится наливать водку в коктейль и напиваться, наблюдая за «Риком и Морти» с Джудом.

Теперь, когда я решила, что мы никогда не будем встречаться и он, вероятно, не убьет меня, я чувствую себя намного спокойнее. Достаточно, чтобы поставить пустую тарелку и начать копаться в ней.

— Ты все это прочитал? — я провожу пальцем по корешкам его книг.

Прикосновение к его вещам заставляет Дейна чувствовать себя неуютно. Он наблюдает за мной, куда бы я ни двигалась.

Мне нравится, когда он смотрит на меня, хотя я едва могу это выносить.

— Все, — сухо отвечает он.

Когда я была его пациентом, он полностью контролировал ситуацию. Он не совсем уверен, как вести себя со мной, как с нежеланным гостем в его гостиной.

Это первый раз, когда у меня было что-то вроде преимущества, и я не могу не затянуть это немного точно так же, как это сделал Дейн за железными воротами. Возможно, это как-то связано с уколом в руку, который он мне сделал, что делает это еще большей его виной — я плыву на волне злобного ликования без малейшего представления о последствиях. Я даже не чувствую под собой свою раненую ногу.

У него на полке много странных книг — вещи, которые выглядят мистическими и оккультными рядом с научной литературой.

— Это твои старые учебники? — я достаю с полки потрепанный экземпляр «Анатомии Грея» в кожаном переплете.

— Нет, — Дейн едва удерживается, чтобы не выхватить ее у меня из рук. — Это первое издание 1858 года, и оно стоит около шестнадцати тысяч, так что, если ты не хочешь драить мои туалеты до скончания веков...

— Слава богу, — я смеюсь. — Я боялась, что это то, что они раздавали, когда ты учился в колледже.

— Я не настолько стар, — его губы приподнимаются, хотя выражение его лица становится печальным. — Хотя, черт возьми, иногда мне так хочется.

— Мне тоже, — говорю я слишком честно.

Мы долго смотрим друг на друга.

Дейну кажется, что он смотрит на меня впервые, по-настоящему смотрит на меня, как на личность, а не как на препятствие. И я отвечаю ему тем же — я перестаю пялиться на его тело сквозь одежду и возиться с его вещами и по-настоящему смотрю ему в лицо, ощущая тот момент единения, когда эмоции одинаковы, даже если все обстоятельства разные.

— Что случилось с твоим братом? — он резко спрашивает. — Почему ты его опекун?

Момент испорчен. Я смущенно отвожу взгляд.

— Потому что наши родители умерли.

Дейн не задает следующий очевидный вопрос: «Как они умерли?» и я благодарна ему за это, потому что терпеть не могу, когда знакомые небрежно просят меня пережить худшую ночь в моей жизни.

Большинство людей не могут устоять перед своим любопытством.

Если бы у Дейна действительно была жена, которая умерла, я бы предположила, что он не задает этот вопрос, потому что это именно тот вопрос, который он ненавидит задавать самому себе.

Вместо этого он спрашивает:

— Сколько лет было твоему брату?

— Десять. Но на вид ему было около шести, — я улыбаюсь, вспоминая, каким маленьким и хрупким был Джуд, какими огромными были его темные глаза на крошечном заостренном личике. — В детстве он был таким милым. Он часами лежал в изножье моей кровати, пока я занималась. Он рисовал, читал или писал в своем дневнике, но никогда сам не делал домашнюю работу.

Дейн фыркает.

— Похоже на моего брата. Только последняя часть — ничего хорошего.

— У тебя есть брат?

Приятно знать, что у Дейна есть родственники, которые все еще живы.

— Ему принадлежит «Монарх» в Гримстоуне. Он получил это в наследство, а я забрал дом.

— Кому досталась более выгодная сделка?

— Мы оба получили то, что хотели. По крайней мере, так мы думали в то время.

Монарх — красивый старый отель на Мейн-стрит, единственный в городе. Его конкурентом является отвратительно роскошный отель Onyx resort, построенный на противоположном конце пляжа, ненавистный местными жителям, но, возможно, спасение для меня в том смысле, что это должно резко повысить стоимость моей недвижимости. У Дейна тоже, хотя, похоже, ему это не нужно.

— Итак, ты богат, — говорю я. — Я так и думала. Это бархатный халат — в наши дни большинство людей носят флис, не знаю, знаешь ли вы об этом.

Когда я отпускаю шутку, которую Дейн не хочет признавать, ему приходится сделать паузу и разжать челюсти. Это становится моим любимым зрелищем.

— Коветты были одной из семей-основателей Гримстоуна, — говорит Дейн, как будто он в чем-то признается, а не хвастается.

— Это вы дали ему название? Потому что, возможно, ты захочешь переосмыслить свой маркетинг... это точно не вызывает в воображении образы солнечного неба и песчаных пляжей.

Дейн приподнимает бровь.

— Ты видела наши пляжи?

— Вообще-то, нет.

Дядя Эрни ненавидел океан. Он возил нас в город, но никогда не спускался к воде.

— Давай просто скажем, что это был единственный раз, когда мои предки были честны.

— Не может быть так уж плохо, если вокруг него построили целый курорт.

Дейн странно смотрит на меня.

— Люди приезжают сюда погостить, но не остаются.

Почему нет?

— Потому что они могут почувствовать, что с этим местом что-то не так. Особенно там, внизу.

Он кивает в сторону города с его пещерами и пляжами, хотя мы уже давно не видим даже деревьев в его собственном дворе. На улице уже совсем темно, а в доме Дейна освещение лишь немного лучше. Единственная лампа в комнате больше не давала достаточно света, чтобы наложить швы на мою ногу.

Я и не осознавала, сколько света мы потеряли. Глаза Дейна из медовых стали каменными, его кожа — как мрамор. Самые темные пряди его волос черны как смоль, самые светлые — чистое серебро. В нем больше металла, чем человека.

Мне следует уйти…

Вместо этого я спрашиваю:

— Что не так с Гримстоуном?

Дейн смотрит на меня, склонив голову набок.

— Почему любое место такое, какое оно есть? Почему в Амазонии все ядовито? Люди, которые здесь растут, нехорошие люди.

— Включая тебя?

— Особенно я.

Внезапно я вспоминаю, что нахожусь в доме совершенно незнакомого человека. С ужасной репутацией.

Я облизываю губы.

— Что это значит?

— Что?

— Что ты нехороший человек?

Тишина между нами гладкая, как озерная вода — по ней можно заметить мельчайшую рябь.

Лицо Дейна ничего не выражает, в то время как тысячи мыслей мелькают в его глазах.

Если бы я могла читать их, как книгу... открыла бы я ее?

Да. Каждый гребаный раз.

— Как ты думаешь, что это значит? — говорит Дейн. — Быть плохим человеком.

— Это значит, что ты причиняешь боль людям.

Он слегка улыбается, его легкое дыхание щекочет мне руку.

— Реми... все причиняют людям боль.

— Я имею в виду намеренно. Получая от этого удовольствие.

— Имеет ли значение, сделал ли человек, который причинил тебе боль, это намеренно?

Гидеон вспыхивает у меня в голове.

— Да, — говорю я яростно.

— Я так не думаю, — Дейн стоит рядом со мной в темноте. — Я не думаю, что это вообще имеет значение, когда ты истекаешь кровью на полу.

Его слова угрожающие, его присутствие пугает, но в его глазах пляшет мрачное веселье, которое непреодолимо притягивает меня внутрь, вместо того чтобы броситься к двери.

Я вздергиваю подбородок.

— Я истекала кровью на твоем диване. Ты наложил мне швы. Мне не кажется, что это поступок плохого парня.