Доверься мне (ЛП) - Сквайерс Мэган

Днём я так много вертела визитку в руках, что теперь та лежала вся скомканная и потрёпанная по краям, с рассыпающимися ворсинками, как любимейшая книга.

— Думаю, он уже много чего из этого делает. Я навела справки, их винная марка очень популярна в Италии. Я бы сказала, что он на ежедневной основе получает удовольствие от прекрасного.

— Изысканное вино и изысканные женщины — это две разные вещи, хотя, полагаю, ими нужно наслаждаться в одно и то же время.

— Когда ты в последний раз наслаждался женщиной, Йен? — поддразнила я, отвечая на его раннюю издёвку.

— Я наслаждаюсь вином с тобой, Джулс. Ты — женщина. — Я всегда могла рассчитывать на получение от Йена ежедневной порции хорошего настроения. Собственно, я перестала пить витамины после того, как съехалась с ним. По всей видимости, это полезно для здоровья — находиться с тем, кто одаривает тебя комплиментами и безусловной любовью. В детстве мне такого не перепадало. Это могло стать причиной довольно провальной взрослой жизни, но я никогда не позволяла этому помешать мне. — Но сегодня я планирую пить вино с Джошуа. Очень много. Может, напьюсь настолько, что, вернувшись, устрою рок — концерт. Я ощущаю потребность высвободить свою внутреннюю Police.

Обхватив пальцами мобильный, он приложил его ко рту как микрофон и пропел:

— Роксана! — как минимум на четыре октавы выше, чем его обычный баритон.

Я съёжилась и плюхнулась обратно на его кровать.

— Если ты пытаешься впечатлить этого парня, то лучше держись подальше от алкоголя. И караоке.

— Принято к сведению. — Прежде чем положить бумажник в один карман, а телефон в другой, Йен ещё раз провел рукой по своим золотистым волосам. — Не жди меня.

Он покинул комнату, оставив дверь открытой нараспашку, и помахал через плечо, направляясь к выходу.

— Не буду.

— И не рисуй больше Давидов. Хочешь верь, хочешь нет, но меня уже утомляет смотреть на это идеально высеченное тело.

— Принято, — отозвалась я эхом, махая визитной карточкой Лео, просунутой между пальцев, этакий ткацкий станок из плоти и бумаги. Я разглядывала костяшки, чувствуя призрачное прикосновение его губ, как тогда в Италии восемь месяцев назад.

Лео Кардуччи, вице — президент.

Вина Кардуччи

Сиенна, Италия и Нью — Йорк.

Лео. Как лев. А может Да Винчи. Я предпочитала этот вариант и гадала, действительно ли он назван в чью — то честь. Мне нравилась идея, что он получил имя в честь Да Винчи, потому что это каким — то образом создавало между нами связь, какой бы деланной и надуманной она ни была. На данный момент я не видела больше ничего общего.

Он — бизнесмен на Нижнем Манхэттене.

Я — студентка, репетитор и попутно бариста в местной кофейне, хотя не уверена, после сегодняшнего водного инцидента. Мне сказали не возвращаться, пока машина не заработает. Я поняла намёк и принесла неловкие извинения.

Мы с Лео шли по двум совершенно разным жизненным путям, но они пересеклись уже не единожды, причём на двух противоположных континентах.

И это случится ещё раз. Столкновение.

Вставая с кровати Йена, я опустила ноги на пол и побрела по коридору в свою комнату. Мы уже несколько дней не убирались, поэтому неудивительно, что мои розовые пушистые тапочки — кролики собирали заплутавшие пыльные комки, собравшиеся вдоль плинтуса. Я рассмеялась про себя над этой глупой мыслью. И ещё сделала мысленную пометку устроить на этих выходных тщательную уборку. Давно пора этим заняться, и если Йен хотел кого — нибудь впечатлить, приведя сюда, то скопление паутины и пыли, вероятно, не поможет в этом.

Я прошла через коридор к своей комнате. Она небольшая. Только двуспальная кровать, тумбочка и высокий комод, но даже они соприкасались друг с другом, как будто спаянные в один огромный предмет мебели из — за вынужденного соседства. Сунула руку под матрас, чтобы вытащить большой альбом для рисования, а затем достала коробку карандашей из ящика прикроватной тумбочки. Все они остро заточены, и я знала, что за это должна поблагодарить Йена. Он — один из тех, кто проповедует, что вещам нужно придавать лучшую форму, чем они имели ранее. Даже несмотря на то, что я любила рисовать затупившимся кончиком, мне не оставалось ничего другого, кроме как улыбнуться этому знаку внимания.

Я забрала всё с собой в постель и закинула ногу на ногу, положив альбом на колени, как поднос. Йен прав. Больше никаких воспроизведений скульптуры. По правде говоря, я немного устала от своего искусства подражания искусству. Вот почему стремилась тратить время в студии с живыми моделями. Это подпитывало. Карандаш изображал то, что было передо мной, а не то, что кто — то другой уже претворил в жизнь. Никакого посредничества. Только я и объект рисования. Тогда я чувствовала себя истинным художником, а не воровкой. По — моему, украсть чужое творение — это как залезть кому — то в душу. Вам никогда не удастся повторить его, только запечатлеть тень того, что освоил кто — то другой, излив себя.

Существовало так много художников, которых я боготворила, но у нас не было душевного единения. Где же моя родственная душа, о которой все так много говорят?

К сожалению, на данный момент мне никто не позирует. Конечно, на прикроватной тумбочке стоит лампа, которую я могла бы нарисовать. Или увядающая цветочная композиция на комоде, которую мама с папой прислали две недели назад на мой день рождения. Но неодушевлённые предметы не вдохновляли, и это отражалось в работе. Ты лучший в том, что больше всего любишь — это действительно так. Мне нравилась хрупкость и в то же время физическая выносливость человеческого тела, и у меня хорошо получалось передать это на бумаге. Я хотела, чтобы моё искусство отражало жизнь, но для этого нужно живое, дышащее существо.

Под этот критерий в квартире подходила только я, хотя часть с дыханием под вопросом, потому что, вспоминая промокшего в кофейне Лео, с облепившей его как гипс белой рубашкой, я начинала чувствовать перенасыщение кислородом. Меня не очень легко разгорячить и возбудить, но этот его образ определённо справился и с тем, и с другим. Ладно, возможно, этому способствовала вода обжигающей температуры, залившая мою кожу и стекавшая с волос, но не стоит отрицать, насколько невероятно выглядел этот мужчина.

Я бегло взглянула на отражение в зеркале, висевшем над комодом, и решила, что если всё же собираюсь рисовать сегодня вечером, то придётся стать своей собственной натурщицей. Я уже давно не делала автопортретов и подумала, что, возможно, это станет следующим заданием для детей на групповом занятии. Это хорошее упражнение, особенно для подростков. Я обнаружила, что, когда ты по — настоящему изучаешь предмет, который изображаешь, я имею в виду, действительно исследуешь его, ты приобретаешь более глубокое понимание деталей и красоты, скрытой в изгибах, тенях и очертаниях. В повседневной рутине это упускалось из виду. Хотя нам с Евой не удалось встретиться после всей этой истории с кофемашиной, я надеялась, что, возможно, что — то подобное поможет ей справиться с тем, что её гложет. Самовосприятие иногда тяжело даётся, особенно для подростка.

Убрав альбом с колен, приблизилась к зеркалу.

Я хорошенькая. Это то, что повторяли мои родители, пока я росла. Но они обязаны говорить такое. Ну правда ведь, если ваш ребенок неприглядный, вы не станете ему в этом признаваться.

— Извини, Джимми, ты страшен, как смертный грех. Я серьезно, твоё лицо отвратительно! Передай, пожалуйста, картофельное пюре. — Не самый приятный разговор во время ужина.

Вы скорее скажете, что ваше дитя симпатичное, или придумаете другое прилагательное, которое сможет описать ребёнка и не будет иметь отношения к внешнему виду. Вы бы искали хоть что — то отдалённо правдивое. Выши чада могут быть умными или забавными, а может, лёгкими на подъём или щедрыми. Дети обладают замечательными качествами и особенностями, которые стоят того, чтобы их отметили, и задача родителей — подчеркнуть это.