Любовь на краю света - Крамер Ирмгард

— Что с тобой? — спросил он, ощупывая мои ноги. Он исследовал мои лодыжки, как под микроскопом.

— Ничего, — соврала я.

Как будто бы поняв, в чем дело, он испуганно отстранил руки.

— Ты боишься, — отметил он. — Меня?

Я покачала головой. О, ужас.

— Нет.

— Тогда чего же?

— Я думаю, для начала ты должен изучить движения ног, — сказала я и крепко уцепилась за лестницу. Хорошо бы, если бы мне удалось ограничиться чем-то тривиальным, вроде порядка движений.

— Что ты имеешь в виду?

Он вздохнул, словно предчувствуя катастрофу. Я смогла удержаться на краю бассейна и еще раз попробовала объяснить. На этот раз у меня было больше терпения и мой тон был более понимающим, однако то, что делал Ной, имело с плаванием примерно столько же общего, сколько с ездой на велосипеде.

— Очень хорошо. Уже лучше, — соврала я, и мне стало стыдно своего сладковатого голоса.

— Не обманывай, — сказал он и, разочарованный, вышел из воды. — Уже восемь.

— Откуда ты знаешь?

Он показал наверх:

— Напольные часы в коридоре этажом выше.

Я не слышала часы.

Мы оба были разочарованы. Я уже собиралась покинуть бассейн, как вдруг он взял меня за руку, потащил за собой в раздевалку и закрыл за нами дверь. Там было тесно. Почувствовав близость его волос и кожи, я захотела отойти, однако для этого просто не было места.

— Послушай меня, — сказал он. Капля воды повисла на его длинной реснице. Я не могла поверить, что эти большие глаза цвета голубого сапфира ничего не видят. — Я не знаю, кто ты и как ты здесь оказалась, но я дам тебе добрый совет — уходи из этого проклятого места. Лучше всего сегодня. Чем быстрее, тем лучше. Ты окажешь нам обоим большую услугу.

— Я думала, ты хочешь научиться плавать.

— Сестра Фиделис хочет, чтобы я научился плавать.

— А ты нет?

— Я тоже, но ты видишь, насколько это хлопотно. Я бы давно бросил, если бы ты не настаивала на еще одной попытке.

Я ошибаюсь или он понюхал мои волосы?

— Что мы делаем здесь, в раздевалке?

— Ты ничего не понимаешь! — сказал он в отчаянии. — Попроси Виктора, а если он не отвезет тебя обратно, придумай что-нибудь необыкновенное, что-нибудь… послушай, уходи подальше отсюда, и чем быстрее, тем лучше! И никому не говори о том, что не знала о моей слепоте. А сейчас пойдем. Нам нужно на завтрак.

Он вышел из раздевалки, спешно зашагал и оставил меня в полном замешательстве.

7

Когда я вошла в столовую, Ной уже сидел у своей тарелки. На нем была наглаженная темно-синяя футболка и джинсы.

— Привет, — тихо сказала я.

Никакой реакции. Я снова стала для него пустым местом. Ну что же, мне так даже лучше, ведь тем самым он избавлял меня от печальной необходимости обучать его. Я не знала, что сделать, чтобы выйти из неловкого положения. Стол для завтрака был накрыт на четыре персоны, и мне стало интересно, придет ли еще кто-то, кого я не видела. Я подумала о том, что, находясь долгое время в бассейне с Ноем, так и не спросила его, почему он был слеп, что он делает в этом отдаленном месте, где его семья и друзья. Возможно, четвертая тарелка даст ответ.

Я посмотрела вокруг. Эта восьмиугольная комната была удивительна. Вчера она была залита чудесным светом вечернего солнца, а сегодня утром солнечный свет пробивался уже через другие окна. Свежие розы стояли в серебряных вазах. Из угла доносилась скрипичная музыка — там играла пластинка, и я вспомнила передачу «Ты, нежное искусство», которую слушали мои родители по радио по воскресеньям во время приготовления завтрака. Дух эпохи феодализма витал в комнате. Неожиданно передо мной возник яркий образ наследного принца и его жены Цецилии, сидящих в столовой и беседующих о предстоящей войне. Вошла сестра Фиделис. Она выглядела пугающе свежо и бодро.

— Доброе утро.

Она коснулась спины Ноя.

— Доброе утро, — сказал он сухо и вяло.

— Доброе утро, Ирина. Как прошло первое занятие?

— У нас было несколько… эээ… начальных трудностей, — вылетело у меня. — Но мы что-нибудь придумаем.

Я действительно сказала это?

— Да, я знаю, мы пробовали уже не раз. Этому непросто научиться, если человек никогда не видел. Поэтому мы думали, как профессионал вы поможете нам. Садитесь, пожалуйста.

Дверь открылась снова. С любопытством я подняла голову, однако вошли лишь Ансельм и Виктор. У Ансельма в руках были две серебряные фляги. При утреннем свете он выглядел еще дряхлее, чем накануне вечером. Виктор, напротив, был свеж и энергичен, как будто уже провел несколько часов в лесу. Его грубая клетчатая рубашка была потной, елочные иголки торчали в его волосах. С шумом он занял свое место и спросил меня, как дела.

— Отлично, — сказала я, хотя не понимала, как все обстоит на самом деле. У меня снова возникло ощущение, что это уже не я.

Все в этом месте было так странно, и дом, и его окрестности буквально излучали какую-то энергию, и я поймала себя на мыслях о том, что я не хотела бы покидать это место, что я желала любым образом остаться здесь, хотя Ной просил меня об обратном. Видимо, он не переносил меня, но это не очень беспокоило меня: по правде говоря, я не могла себе представить ничего более волнующего, чем пробыть пару недель в этом волшебном доме в роли Ирины Павловой. Хотя, конечно, это была всего лишь красивая мечта.

Итак, здесь нет никаких обитателей особняка, которых я еще не знала. Сестра Фиделис спросила Ансельма, не хочет ли он присесть. На столе уже стояло все, чего только мог пожелать человек: клубника в хрустальной вазе, гора взбитых сливок, лосось, омлет, бекон, ветчина, сыр, серебряный кувшин с молоком, мед в сотах, варенье, хрустящие круассаны и свежий фермерский хлеб. У меня потекли слюнки. Однако Ансельм отказался: деловито обходя стол кругом, он думал о том, чем еще может быть полезен.

Я пыталась понять выражение лица Ноя, однако он казался подобным черепахе, спрятавшейся в панцире.

— Пожалуйста, Ной! — сказала сестра Фиделис и сложила руки. Ансельм сел. Он и Виктор опустили свои глаза.

«Мы посвящаем Тебе, Господи, этот начинающийся день…» [5]

Я не участвовала в этом. Как Ной терпит эту болтовню перед каждым приемом пищи? Ведь он не ребенок, которого можно принудить к молитве под страхом наказания.

Он монотонно повторял слова, напоминая автомат, который выдает молитву, как только вы опускаете в него монету. Я наблюдала за ним и была уверена, что он думал о чем-то совершенно другом.

Звучание его голоса было наполнено волшебством. Хрустальная люстра над столом отражала его. Окна были открыты. Ветер трепал шторы и раскачивал створки окна. Всеми цветами радуги играли солнечные лучи, отбрасывая яркие пятна на стены и потолок, подобно вращающемуся диско-шару.

«Я прошу Тебя, поддерживай меня всюду, здесь и везде. Аминь».

Сестра Фиделис улыбнулась:

— Спасибо, это было очень красиво.

— Мед или джем? — спросил Ансельм, который еще не встал после молитвы.

— Мед, — ответил Ной.

С некоторым смущением я наблюдала за тем, как Ансельм разрезал булку, толстым слоем масла и меда намазал обе ее половины и протянул тарелку сестре Фиделис, которая поставила ее перед Ноем.

Виктор засмеялся, когда увидел мое лицо.

— Тебе лучше не видеть, как сам Ной намазывает мед, — сказал он без обиняков.

Ной никак не отреагировал. Усмехнувшись, он принялся за хрустящую булочку.

— Я обучала его на протяжении долгих лет, — сказала сестра Фиделис.

Я прислушалась. Долгих лет? Значит, она была кем-то вроде воспитательницы слепого? Или же учительницей, как я подумала еще вчера? И все же теперь я узнала, почему он не ходил в обычную школу.

Сестра Фиделис продолжала:

— С маргарином было бы определенно лучше.

Она бросила укоризненный взгляд на Ансельма.

— Маргарин?.. Только через мой труп, — сказал Ансельм и затем налил в мою фарфоровую чашку кофе из серебряного кувшина.