Татьяна Корсакова - Миллионер из подворотни
– Да так просто, – Вован довольно улыбнулся, – харизму проверял. Ты мне лучше объясни вот какую вещь: ладно, тебя совесть замучила, а что двигало ею?
– Кем? – спросил Илья рассеянно.
– Да дэвушкой умненькой. Если она такая умненькая, чего ж она тогда с бомжем связалась?
– Может, он ей понравился?
– Кто «он»?
– Бомж. То есть я. – Илья поднял свой бокал.
– Не ве-рю! – сказал Вован убежденно.
– Во что ты не веришь? – Северин пригубил вино.
– Не верю, что женщине может понравиться опустившийся, вонючий мужик. Она сама, часом, не того, не бомж?
– Она нормальная! – Илью начал раздражать этот разговор. – Она нормальная, и я ей понравился.
– Насколько сильно? – не унимался друг.
– Настолько, что она села со мной за один стол.
– Эка невидаль! Вот если бы она легла с тобой в одну постель…
– И легла бы, если бы я захотел. – Илья сердито покосился на друга.
– Да ну?
– Точно.
– Спорим?
– Спорим!
– Вот и чудненько! – Вован потер руки. – Спорим по-крупному?
– Десять тысяч.
– Ого! Круто! Значит, так, ты должен уложить ее в постель в срок… ну, скажем, в трехмесячный срок. Идет?
– Идет.
– При этом для нее ты должен оставаться бомжем, – поспешно уточнил друг.
– А доказательства? – спросил Илья.
– Какие доказательства?
– Доказательства, что я с ней переспал.
– Да, это проблема… – Вован поскреб подбородок. – На слово я тебе не поверю, и не надейся. Но ты обязательно придумаешь, как познакомить свою дэвушку с лучшим другом, а там я уже сам разберусь, что к чему. По рукам?
– По рукам.
– Эх, за такое пари не грех и выпить! – Вован поднял бокал. – «За полное погружение»!
– Готовь денежки! – Вопреки собственным правилам, Илья выпил вино залпом.
Илья проснулся от телефонного звонка. Голова раскалывалась.
– Алло! – рявкнул он в трубку.
– Хватит спать, соня! – послышался бодрый голос Вована.
– Пошел к черту!
После французского ресторана они, по настоянию Данченко, посетили еще чуть ли не десяток злачных мест. Начавшийся так пристойно вечер закончился самой заурядной попойкой.
– Помираешь? – поинтересовался друг.
– А ты как думаешь? Чего надо?
– Да вот, про пари решил напомнить.
– Про какое пари?
– Ну, ты даешь! Забыл уже про проект «Полное погружение»?
Илья замотал башкой. От встряски шум в ней только усилился, а вот мыслей никак не прибавилось. Кажется, было какое-то дурацкое пари…
– Так наш договор в силе?
– В силе. Только дай мне выспаться, ирод! – взмолился Илья. – У меня еще интервью сегодня.
– Какое издание решил осчастливить?
– «Хозяин жизни».
– О! Высоко летаем! А меня вот не зовут. Составишь протекцию?
– Составлю, если ты положишь трубку. Немедленно!
– Слушаюсь! – В трубке послышались короткие гудки.
Илья отшвырнул телефон и рухнул в постель.
5
В дверь настойчиво позвонили.
Ну кого еще принесло в такую рань?! Что за невезение! В кои-то веки она решила выспаться, и нате вам – гости!
Сима выползла из-под одеяла, накинула халат и прошлепала к двери.
– Кто там?
– Открывайте, ФСБ! – послышался бодрый голос.
– Угу, я уже трепещу! – Сима распахнула дверь.
На пороге стоял долговязый парень. В руках он держал огромную коробку конфет.
– Заходи, ФСБ, – Сима посторонилась.
Парень ввалился в прихожую, сунул ей в руки коробку.
– На.
– Давай. – Она забрала конфеты.
Парень неспешно сбросил кроссовки, пригладил взъерошенные русые волосы и жалобно посмотрел на Симу:
– Дашь похавать чего-нибудь?
– Яичница устроит?
– Устроит, – милостиво согласился гость, – только она должна быть очень большой. А мясо есть?
– Есть колбаса «Докторская».
– Тогда мне яичницу с колбаской, будь так любезна. Конфеты можешь оставить себе.
– Да что ты говоришь?! И как это я сама не догадалась?! Иди мой руки.
– Ну, что у тебя стряслось, Вадик? – Сима сидела за столом, подперев кулаком щеку, и наблюдала, как сводный брат расправляется с ее недельным запасом яиц и колбасы.
– С мамулей нашей поругался, – с набитым ртом пробубнил тот. – Не сошелся характером с ее новым хахалем. Слушай, можно я у тебя до завтра перекантуюсь?
– А что изменится завтра? – поинтересовалась Сима.
– Завтра я к кому-нибудь другому переберусь, – отмахнулся Вадик.
– И долго ты так кочевать собираешься?
– Надеюсь, что недолго. Может, маман одумается и начнет меня искать.
Сима вздохнула. Ей бы очень не хотелось, чтобы «маман» стала искать своего блудного сына в ее квартире, но отказать любимому братцу она не могла…
Вадик ворвался в ее жизнь как сквозняк, легко и бесцеремонно. На следующий день после памятного разговора с мамой в дверь позвонили.
– Привет, сеструха!
– Привет!
Она с любопытством рассматривала стоящего на пороге молодого человека. Кожаные штаны, кожаная куртка, ботинки на «тракторной» подошве и черный мотоциклетный шлем под мышкой.
– Я Вадик. – Парень широко улыбнулся, на заросших редкой щетиной щеках появились ямочки.
– Проходи, Вадик, – Сима посторонилась.
Эти застенчивые ямочки на щеках как-то плохо сочетались с общим агрессивно-независимым видом. Брат еще раз улыбнулся и вошел в квартиру.
Они не виделись несколько лет. Сима запомнила его долговязым, нескладным подростком с колючим взглядом и пресыщенным выражением на прыщавом лице. Такое выражение почему-то бывает именно в подростковом возрасте. Тогда они не произвели друг на друга никакого впечатления. Бабушка уже тяжело болела, и Симе не было дела до подростковых комплексов сводного братца – своих забот хватало. А Вадика мало интересовала какая-то двадцатилетняя старуха.
На сей раз все оказалось по-другому. Не было колючих взглядов и саркастических усмешек. Был довольно симпатичный молодой человек с открытым лицом и ямочками на небритых щеках.
– А ты изменилась, – сказал тогда Вадик. – Тебе говорили, что у тебя кошачьи глаза?
Сима утвердительно кивнула. Всю свою сознательную жизнь она слышала подобные высказывания. Обычно люди приходили в легкое замешательство, когда впервые заглядывали ей в глаза. Особо суеверные даже осеняли себя крестом.
Она привыкла. Она привыкла даже к тому, что с детства почти всех интересовала ее национальность. И к насмешкам, и к расистским высказываниям тоже привыкла.
Ну родилась она такой желтоглазой уродиной! И что с того?
– Очень эффектно! Просто улет! Мне бы такие глазищи! – Вадик снял косуху и пристроил ее в углу. – Вешать не рекомендуется, слишком тяжелая, – объяснил он.
