Не было бы счастья - Лагутина Елена

Елена Лагутина

Не было бы счастья…

— Знаешь, Люська, я только двух вещей понять не могу — Лариса резала колбасу непривычно острым ножом, поэтому говорила, не глядя на подругу. — Во-первых, зачем ты все это затеяла и, во-вторых, почему я согласилась.

— Что касается меня, то все просто. Подай соль, пожалуйста. — Людмила помешала салат. — Я давно не собирала гостей, вот и захотелось устроить праздник. А тут Восьмое марта, прекрасный повод. Проверь ты, нормально или еще подсолить? Я уже никакого вкуса не чувствую.

Лариса вытерла руки, взяла ложку, попробовала.

— Нормально. Кому не хватит, солонка на столе. Ты прекрасно понимаешь, что я спрашиваю не про сегодняшнюю гулянку в целом, а про одного конкретного человека. Почему ты решила, что мою жизнь украсит знакомство с этим… облезлым казановой?

— Прямо сразу и облезлым? Мне лично он кажется очень милым. И потом, он здесь вовсе не ради тебя. Это старый Володькин приятель, и мы…

— Люся, я еще не разучилась считать. Если в компании собираются три семейные пары и одинокая женщина, то надо быть полной идиоткой, чтобы не понять, с какой целью приглашен одинокий мужчина.

— Ой, как ты красиво говоришь, Ларочка! Все-таки гуманитарное образование сказывается, не иначе.

— Люська!

— Да ладно, ладно. Хорошо, признаю, была у меня такая мысль. А в чем, собственно, дело? С твоего развода прошел уже год…

— Девочки, — на кухню заглянул Володя, высокий, атлетически сложенный блондин с бледно-розовой кожей, вам помощь не нужна? А то гости сидят за полунакрытым столом и сейчас начнут грызть тарелки.

— На, отнеси. — Люда сунула в руки мужу салатницу. — Мы сейчас, только хлеб нарезать осталось.

Володя пожал плечами и удалился.

— Так на чем я остановилась? — Людмила размахивала ножом, кромсая батон. — Ага, год прошел, юбилей ты отметила, пора уже перестать чувствовать себя оскорбленной добродетелью и вспомнить, что ты еще и женщина. Причем довольно привлекательная, и возраст самый подходящий, двадцать восемь. Уже не сопливая девчонка, но и до настоящих морщин далеко. Это, конечно, если ты не будешь мне такие свирепые рожи корчить. А то что твой Толик оказался неспособен к размножению…

— Люся!

— Не перебивай меня, я дело говорю. Чтобы ты сама на этот счет ни думала, отсутствие детей только увеличивает твою привлекательность для мужчин.

— Люся, о чем ты говоришь, какие мужчины! В жизни больше замуж не выйду!

— Милая, а кто об этом сказал хоть полслова? Ты не собираешься замуж, у Ярослава, поверь мне, даже в страшном сне не возникнет мысль о женитьбе, так что вы прекрасно друг другу подходите, идеальная пара!

— Ты что, хочешь сказать, что действительно имела в виду то, что ты хочешь сказать? — Лариса почувствовала, что краснеет, и, расстроившись, заговорила еще более бессвязно: — То есть я и он? Ты имеешь в виду, чтобы мы…

— Боже, как мы шокированы и скандализированы! Когда взрослая свободная женщина и взрослый свободный мужчина позволяют себе… назовем это, из уважения к твоей скромности, «встречаться», то неужели ты думаешь, что хоть кого-то это заинтересует? Ты не заметила, что на дворе двадцать первый век? Дура! В конце концов, такие встречи элементарно полезны для здоровья, пусть хоть это тебя утешит. Так что вали колбасу на тарелку и пошли к гостям.

Поскольку Лариса не пошевелилась, Люда сама сгребла колбасу с разделочной доски.

— Подожди, я хоть разложу аккуратно…

Был в арсенале Людмилы один — абсолютно уничтожающий, высокомерный — взгляд. Именно таким она и одарила сейчас подругу.

— Последние веяния моды в искусстве сервировки стола, — холодно заявила она, — когда колбаса располагается на тарелке аппетитной горкой в художественном беспорядке. — И встряхнула тарелку, чтобы художественный беспорядок стал еще более изысканным. — Бери хлеб, и пошли.

В общем-то, если бы не некоторая неловкость, от которой так и не смогла избавиться Лариса, можно было бы сказать, что вечер удался. С одной парой, дальними родственниками Володи, она была знакома давно, хотя встречалась редко, не чаще одного-двух раз в году, и достаточно случайно. Светлана работала секретарем-референтом в какой-то совместной фирме, а Коля инженерил там же. Был он не то программистом, не то электронщиком, Лариса не вникала, знала только, что его работа связана с вычислительной техникой.

Вторая пара была знакома, так сказать, наполовину. На прекрасную половину. Она несколько раз уже встречала Валюшу здесь, у Люды, когда забегала к подружке выпить чаю и пожаловаться на жизнь. Валюшка не работала: муж не разрешал. Сидела дома и воспитывала дочку. А так как девочке шел уже шестой год, то говорить она могла сейчас только на одну тему: «Подготовка ребенка к школе». Супруг ее, Георгий, с которым Лариса познакомилась только сегодня, как несколько туманно сообщила ей Люда, занимался коммерцией.

И естественно, Людмила с Володей. Ну, с Люськой она еще в школе дружила, а ее муж… Сколько лет они женаты, семь? Вот месяца за три до свадьбы Лариса с ним и познакомилась. Детей у них было двое, но Люська на них особо не зацикливалась: сыты, здоровы, родителей более-менее слушаются, ну и слава Богу. На праздники их благополучно сплавили к бабушке, чтобы под ногами не пугались.

— Кстати, Люся, а что Наташки нет?

Наташка — это была третья подруга из их школьной компании. Собственно, Лариса была даже рада, что ее сегодня нет. И дело здесь не в жестоком времени, которое развело подруг, или в чем-то подобном. Просто Наталья, филолог по образованию и редактор издательства по профессии, последнее время занялась еще и сочинением дамских романов. После выхода в свет первой ее книги Лариса каждый раз, ловя на себе задумчивый взгляд подруги, испытывала крайне неприятные ощущения. Все время казалось, что Наташка все вокруг нее происходящее оценивает только с точки зрения того, годится это для сюжета очередного ее опуса или нет. Хотя Лариса прекрасно понимала, что все ее подозрения абсолютно несправедливы: в многочисленных уже, а писала она со скоростью просто фантастической, Наташкиных книгах, кроме нескольких бродивших в их компании анекдотов и шуток, ни одна история из ее или Люськиной жизни не использовалась. Сейчас, когда Лариса уже попривыкла к тому, что подруга довольно известная писательница, она уже не боялась стать «начинкой для очередного романа», но все равно то, что сегодня Наташа не пришла, было хорошо.

— А… — Людмила невежливо махнула вилкой, с которой едва не сорвался кружок колбасы. — Игорь в командировку уехал, так она теперь сидит дома, изображает из себя Пенелопу. Я ее и не звала особенно, сама знаешь, когда Наташка в таком лирическом настроении, от нее в компании толку нет.

Сказав это, Люська метнула в подругу такой взгляд, который яснее ясного говорил, что от нее, Ларисы, тоже пользы сегодня не слишком много. В общем, она была права. На последнего, специально для нее приглашенного гостя Лариса старалась не смотреть. По целому ряду причин.

Во-первых, арифметику знали все присутствующие: Валюшка со Светланой следили за ней с большим интересом, а Коля с Георгием ухмылялись так многозначительно, что руки чесались надавать им по физиономиям. Люську пожалела, не хотелось ей прием портить, хотя стоило бы. «А что, устроить скандал и уйти, хлопнув дверью, пусть думает в следующий раз, прежде чем в мои дела полезет. Она, видите ли, о моем здоровье заботится!» Лариса покачала головой и автоматически улыбнулась какой-то шутке Ярослава. Улыбнулась просто потому, что засмеялись все остальные; чтобы не оставаться в одиночестве.

Господи, и имя какое дурацкое, Ярослав! А отчество — Германович. Ярослав Германович. Натощак и не выговоришь. Внешне он, впрочем, ничего, смотрится не хуже Володьки. Может быть, не такой накачанный, но если учесть, что белобрысые мужики Ларисе никогда не нравились, то его загорелое, с правильными чертами, лицо и густая каштановая шевелюра производят впечатление вполне благоприятное. Ну, может быть, только нос чуть-чуть длинноват. Вот только бабник, это у него, можно сказать, на лбу крупными буквами написано. Впрочем, чего еще ждать от Володиного приятеля? Это только Люська, наивное создание, не подозревает о том, сколько романов умудряется крутить ее благоверный. Слава Богу еще, что не нашлась пока добрая душа, не просветила ее на этот счет.