Ричард Хилдрет - Белый раб
Молоток опустился.
— Продана за пятьсот долларов, совсем по дешёвке, мистеру Чарлзу Паркеру.
И тут же из толпы выступил моложавый господин, хорошо упитанный и добродушного вида. Чернокожая девушка внимательно посмотрела на него. Покупатель, видимо, понравился ей, и она доверчиво ему улыбнулась.
— Мистер Паркер, разумеется, возьмёт и ребёнка, — громко произнёс аукционист, обращаясь к своему писцу. — Добавьте тридцать пять долларов за ребёнка: но доллару за фунт.
— Да что вы! Ни в коем случае! — воскликнул покупатель, и при этом молодая мать сразу переменилась в лице. — Мне нужна кормилица! Мальчишка мне не нужен, я его и даром не возьму.
Я увидел, как несчастная мать судорожным движением прижала к себе ребёнка. Я ожидал трагической сцены. Но косоглазый субъект, о котором я уже упоминал, подойдя вплотную к покупателю, склонился к его уху.
— Возьмите его, — проговорил он вполголоса. — Я потом куплю его у вас и доллар прибавлю.
Покупатель, в нерешительности, ответил не сразу.
— О, не бойтесь! — крикнули ему из толпы. — Это старина Стаббингс, он чернокожими ребятами торгует. Это дело верное!
Мистер Паркер согласился на предложение косоглазого и купил ребёнка, за что несчастная мать, которая решила, что теперь их уже не разлучат, стала благодарить его, снова улыбаясь и повторяя: «Да благословит вас бог». Ей ничего не было известно о сделке, заключённой между её новым хозяином и торговцем детьми. Косоглазый шёпотом заверил Паркера, что завтра придёт за своей покупкой и так незаметно унесёт ребёнка, что мать не успеет поднять шум.
— А теперь, джентльмены, — снова послышался голос аукциониста, который, по-видимому, был очень доволен мирным исходом дела, — я предложу вам нечто замечательное — изумительную экономку. Ставится на продажу Каоси, — воскликнул он, заглядывая в свой список. — Знает во всех тонкостях домашнее хозяйство, абсолютно честная. С ручательством — член церковной общины методистов! Не стану утверждать, джентльмены, что она молоденькая, но она прекрасно сохранилась. Англичане про таких женщин говорят: видная… Не смейтесь, джентльмены. Она почти белая, и, повторяю, это как раз то, что англичане называют: видная, дородная, в самом соку, Подымись-ка сама, Касси, милая, и покажись всем!
О боже! Сколько всего я пережил за эту минуту! Но мне приходилось сохранять спокойствие.
Касси вывели из группы женщин, среди которых она до сих пор стояла, и подвели к помосту. Но, вместо того чтобы подняться наверх, как этого от неё требовали, она осталась стоять внизу около помоста. Я услышал её нежный, но вместе с тем твёрдый и решительный голос. До чего он мне был знаком! Казалось, что все эти двадцать лет я слышал его каждый день. Как он проникал мне в сердце!
— Я свободная женщина! — сказала она. — Кто вам дал право меня продавать?
Слова эти, как и можно было предполагать, вызвали замешательство среди торгующихся. Когда я бегло оглядел толпу, я заметил, что на многих лицах появилось выражение сочувствия, и от аукциониста со всех сторон стали громко требовать объяснений.
— Самая обычная история, джентльмены! Самая обычная история! — ответил аукционист. — Женщина эта считала себя свободной. Она в последние годы жила совсем как свободная. Но всё это только благодаря доброте и снисходительности её хозяина. А теперь он умер, она перешла в собственность наследников, и те хотят продать её. Вот и всё! Ну, давай, Касаи, подымайся на помост. Ничего не поделаешь! Итак, джентльмены, кто первый?
— Подождите минутку, — произнёс вдруг Колтер; он стоял рядом со мной, по теперь вышел вперёд. — Не очень-то торопитесь, сэр! Я явился сюда как друг этой женщины и заявляю вам, что она свободна! Учтите это, джентльмены! Кто её купит, тому придётся иметь дело с судом.
Решительный тон, которым было сделано это заявление, сразу охладил пыл покупателей. Ни один из них не предложил никакой цены. Аукционист же, стараясь защититься от обвинения в том, что собирался продать свободную женщину, счёл нужным пуститься в дальнейшие разъяснения.
Он сказал, что эта женщина раньше принадлежала мистеру Джеймсу Кертису — человеку весьма почтенному и хорошо известному большинству присутствующих. Мистер Джеймс Кертис недавно скончался. Уже несколько лет, как мистер Кертис разрешил Касси жить на положении свободной женщины, и, несомненно, этот джентльмен — тут он кивнул в сторону Колтера — имел все основания считать её таковой. Но дело в том, что никаких бумаг выдано ей не было, во всяком случае законного акта об освобождении не составляли. Так как мистер Джеймс Кертис умер скоропостижно, не оставив завещания, его брат, мистер Агриппа Кертис, совладелец широко известной фирмы «Кертис, Соуин, Берн и К0 в Бостоне», унаследовал всё его состояние и, считая своё право собственности на Касси не подлежащим сомнению, прислал её аукционисту, с тем чтобы тот поставил её на продажу.
— Да вот и сам владелец! — заявил вдруг аукционист. — А с ним и его поверенный в делах из Бостона… Они-то уж докажут свои права.
Двое мужчин в это время действительно показались в дверях аукционного зала. Один из них был очень маленького роста; голова у него была не больше, чем у крупного кота; глаза беспокойно блуждали, а губы были тоже как-то по-особенному поджаты; как раз такое выражение бывает у кота, когда он вылакал сливки и потом, в ожидании, что его выдерут, поспешно долизывает блюдце: как всё краденое, сливки эти кажутся ему удивительно вкусными. Как я узнал потом, это был Томас Литтлбоди, эсквайр, из Бостона, адвокат и поверенный в делах мистера Агриппы Кертиса, или Грила Кертиса, как его запросто называли, главного заинтересованного лица в этом деле. Сам Кертис был человек лет сорока, лысый. Его неподвижное, флегматичное лицо выражало полнейшую невозмутимость, и по нему ничего нельзя было сказать о характере этого человека, кроме того разве, что чрезмерной чувствительностью он, во всяком случае, не отличался.
— Нечего сказать, хорошенькая история! — произнёс Колтер, подойдя вплотную к этим почтенным джентльменам и бросив на мистера Грипа Кертиса и его советника такой взгляд, от которого им сразу должно было сделаться не по себе. — Все хорошо понимают, как это случилось, — громко продолжал он. — Я рад тому, что ни один луизианец не замешан в таком грязном деле. Эта женщина — такая же свободная гражданка, как вы или я. Вся эта история с документами — просто чепуха. Это самое обыкновенное мошенничество, на которое эти хитрые янки такие мастера, и придумано оно для того, чтобы в карман какого-то плута добавить сотню-другую долларов… Впрочем, во избежание шума я готов заплатить сто долларов, чтобы избавиться от явно выдуманного права наследников на эту женщину. Господин аукционист, начинайте! Предлагаю сто долларов!
— Сто долларов! — машинально повторил растерявшийся аукционист. — Сто долларов, джентльмены! Предложено сто долларов!
— Я предложил сто долларов, — гордо окинув взглядом присутствующих, продолжал Колтер, — чтобы отделаться от этих северных кровопийц и вернуть свободной женщине её свободу. Посмотрим, кто в этом зале станет оспаривать у меня покупку при подобных обстоятельствах. Полагаю, что на это не решится никто из почтенных господ южан, и не осмелится, — тут он взглянул на Кертиса и его спутника с такой злобой, какой я ни разу ещё не видел на его красивом лице, — даже какой-нибудь прибывший с Севера жулик.
Томас Литтлбоди, эсквайр, адвокат из Бостона, при этих словах счёл благоразумным отступить на три-четыре шага, и всем стало ясно, что удар попал прямо в цель. Зато мистер Кертис, который никогда не расставался с важностью и хладнокровием, проявил большую выдержку.
— Надеюсь, вы не собирались вашим замечанием задеть мою честь? — произнёс он тягучим голосом, широко раскрыв свои большие совиные глаза.
— Я именно так и сделаю, — резко возразил Колтер, — если вы осмелитесь предложить хоть малейшую надбавку. Довольно уже и того, что вы поместили в эту компанию свободную женщину!
— Сто долларов, джентльмены! Сто долларов! — повторил аукционист. — Предложена цена — сто долларов!
Никто ничего не прибавил.
Косоглазый торговец детьми, жадным взором следивший за всеми подробностями этой сцены с явной надеждой хоть чем-нибудь поживиться на этом деле, попытался было раскрыть рот и предложить надбавку. Но Колтер так взглянул на него, как будто всадил ему в язык нож. Да, кажется, Колтер и в самом деле показал ему, словно невзначай, скрытый у него под жилетом охотничий нож. Так или иначе, слова замерли у него на губах, и он пробормотал что-то совершенно нечленораздельное.
— Ввиду того, что охотников торговаться явно нет, — заявил тогда мистер Грип Кертис, став рядом с аукционистом, — я снимаю женщину с продажи!
