Генри Хаггард - Она и Аллан
Во мне теплилась слабая надежда, что они хотя бы приостановят свои попытки захватить наш плацдарм. Увы, наверное, они были решительными ребятами, потому как через пять минут опять напали, причем действовали весьма быстро. И снова мы ответили ружейными залпами и убили нескольких разбойников, остальные побросали в нас все свои копья. В меня копье не попало, угодив в бруствер возле шеи. Один из зулусов был убит, а двое ранены. Я был рад тому, что они все запустили свои копья. Дело в том, что у каждого каннибала было всего по одному копью, и я знал, что у них для нападения остались только длинные ножи.
После смены оружия, которая заняла некоторое время, они снова ринулись в бой, и тут завязалось великое сражение. Зулусы, отбросив в сторону свои ружья, поднялись на ноги и, держа свои маленькие щиты в левой руке, подняли топоры в правой. Однако у Умслопогааса, который стоял в центре, не было щита, он держал над головой обеими руками свой огромный топор. Я впервые видел его в бою, и, надо признать, зрелище было потрясающее. Снова и снова топор падал вниз, принося смерть, пока наконец рядом с ним не осталось ни одного амахаггера.
Между тем Робертсон, Ханс и я, стоя позади на одном из камней, вели постоянный огонь, стреляя поверх голов зулусов, которые бились, как настоящие мужчины. Да, их становилось все меньше, а тела их товарищей устилали вокруг всю землю.
Затем вождь дикарей попытался собрать свой отряд для новой атаки, и снова уцелевшие враги ринулись вперед. Я убил вождя выстрелом из револьвера, потому что мой штуцер[37] перегрелся. После смерти вождя людоеды бросили оружие и отступили в маленькое ущелье, где наши пули уже не могли их достать.
Пока что мы отбили атаку, но трое зулусов были мертвы, еще трое ранены, один из них тяжело, двое других — несерьезно. Вместе с Умслопогаасом остались в живых четверо зулусов, и нас было трое, таким образом, в строю оставались семь человек. Что толку в том, что мы убили так много амахаггеров, если нас было всего семеро? Как может такая горстка людей противостоять очередному нападению?
В свете наступающего утра обрисовались наши бледные лица.
— Итак, — сказал Умслопогаас, опираясь на свой красный от крови топор, — враги нашли свою смерть, битва была великая. Мы должны либо бороться до конца, либо удирать... — И он посмотрел на раненых.
— Не думай о нас, отец, — пробормотал один из зулусов, тот, кто был смертельно ранен. — Если так лучше для дела, убей нас и уходи, чтобы и дальше с честью нести свой топор.
— Хорошо сказано! — сказал Умслопогаас, сделал паузу и добавил: — Теперь твое слово, Макумазан, ты здесь командуешь.
Обрисовав ситуацию Робертсону и Хансу так кратко, как только мог, я сделал вывод, что у нас есть шанс выжить, если мы уйдем, и никаких надежд на благополучный исход, если останемся.
— Уходи, если хочешь, Квотермейн, — ответил капитан, — но я останусь здесь и буду биться до конца, потому что, пока моей девочки нет со мной, для меня лучше такой конец.
Я предложил высказаться Хансу.
— Баас, — сказал он мне, — с нами Великий талисман и ваш благословенный отец на небе, поэтому я думаю, что нам лучше остаться здесь и сделать все, что в наших силах, тем более что мне бы не хотелось снова пробираться через заросли и болота.
— Так и сделаем, — сказал я, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.
Итак мы начали готовиться к отражению следующей атаки, которая, как мы сознавали, будет наверняка последней. Мы стали укреплять нашу маленькую стену и укладывать штабелями убитых амахаггеров в качестве дополнительной защиты. Пока мы делали все это, взошло солнце, и в его первых лучах в нескольких милях от нас на противоположном конце склона мы увидели группу пробирающихся вперед людей, которые выглядели маленькими на фоне огромной черной пропасти. Взяв бинокль, я рассмотрел эту группу и убедился, что в середине группы движутся люди с носилками.
— Там находится твоя дочь, — сказал я Робертсону и протянул ему бинокль.
— О Господи, — ответил он, — эти негодяи перехитрили нас.
Через минуту носилки или кресло с эскортом исчезли в тени огромных валунов, возможно, следуя по дороге, которую мы не могли разглядеть.
В следующее мгновение наши мысли снова были прикованы к этим людям, потому что по некоторым признакам мы поняли, что атака вскоре возобновится. Копья, на которых отражались первые лучи солнца, появились на краю изгиба горы, он, как я заметил, с восточной стороны переходил в глубокий, поросший зарослями овраг. Кроме того, мы слышали голоса предводителей, призывающих своих людей к новому нападению.
— Они приближаются, — сказал я Робертсону.
— Да, — ответил он, — они идут, и мы идем. Странный конец того, что мы называем жизнью, не правда ли, Квотермейн, и Бог с ним! Я думаю о том, что же дальше. Я не боюсь, ведь едва ли это будет хуже, чем то, через что я уже прошел.
— Будем надеяться на лучшее. — Я ответил как можно веселее, потому что глубокая печаль этого человека подействовала и на меня.
— Все еще может быть, Квотермейн, потому что кто знает, что именно привело нас сюда? Моя старая мать обычно молилась о лучшем будущем, и я запомнил ее слова. И в нашем положении лучше до конца думать о победе, и уж если заснуть, то навсегда, потому что без любимой дочери жизнь для меня не имеет смысла. Посмотри, вот один из них. Попробуй вот это, черный дьявол! — И, вскинув ружье, он выстрелил в амахаггера, который оказался на краю ущелья. Воин взмахнул руками, согнулся и упал назад.
И снова началась охота, поскольку каннибалы (я думаю, что это были каннибалы, как и их собратья) выбрались из укрытия, продвигаясь ползком по камням, а иногда на четвереньках. Они тащили за собой длинные тонкие стволы, надеясь проломить ими нашу стену.
Конечно, я наблюдал за ними достаточно долго и внимательно и решил, что это последний шанс для меня потренироваться в стрельбе и я должен установить рекорд. Итак, я наметил себе мишени и собрался стрелять. Все это делалось машинально, и, как обычно, я думал о другом, о бедном капитане Робертсоне, о сегодняшних событиях и о том, что такое жизнь, которая в результате ни к чему хорошему не ведет. Пока эти мысли роем вились в голове, я должен быть убить как можно больше этих бандитов, и хотя бы это дело мне нужно было закончить.
Робертсон и Ханс тоже стреляли, с большим или меньшим успехом, но нападающих было слишком много, чтобы остановить нашими ружьями. Они шли прямо на нас, и их обозленные лица были в нескольких ярдах.
Умслопогаас поднял свой огромный топор, чтобы встретить их лицом к лицу. Тут у каннибалов вышла заминка, и это дало нам время перезарядить ружья.
— Умрем героями, Ханс, — сказал я, — и если ты сделаешь это первым, подожди меня на другой стороне.
— Да, баас, я всегда хотел так поступить, но не сейчас. Мы не умрем на этот раз, баас. Те, у кого есть Великий талисман, не погибают, умрут другие, такие, как он. — И он показал на амахаггера, который согнулся от пули винчестера Ханса, поскольку тот выстрелил в него в середине нашего разговора.
— Проклятие, я имею в виду, слава Богу, что у нас есть талисман! — сказал я, вскидывая ружье к плечу.
В этот момент все амахаггеры — их было около шестидесяти — вдруг пришли в волнение. Они стояли молча, глядя на ущелье, затем прокричали какие-то слова, смысла которых я не понял, а затем обратились в бегство.
Умслопогаас увидел это и, повинуясь инстинкту вождя, начал действовать. Перепрыгнув через бруствер, сопровождаемый остальными зулусами, он с ревом напал на них. Они падали под ударами топора Инкозикааса, как пшеница под серпом. Смотреть на это было одно удовольствие, зрелище было подобно броску леопарда, топор так и блестел в лучах солнца. Теперь здесь были только жертвы, потому что остальные зулусы присоединились к Умслопогаасу и без устали сеяли смерть вокруг себя. Ханс выстрелил по тем, кто остался, затем сел на камень, достал трубку и начал набивать ее.
— Великий талисман, баас, — начал он торжественно, — или ваш преподобный отец. — Здесь он замолчал и, с сомнением указывая трубкой на ущелье, добавил: — Все так и есть, но я думаю, что это ваш Отец, а не талисман, да, сам Отец спустился с небес!
Глядя в том направлении, на которое указывал Ханс, я никак не мог понять, что же он имеет в виду, думая, что от восторга он просто сошел с ума, но увидел пожилого мужчину с длинной белой бородой! который был одет в развевающиеся одежды, такие белые, что напомнил мне Санта-Клауса на детском празднике. Он шел по направлению к нам и, казалось, излучал саму доброту. Позади него я увидел целый лес копий. Представлялось, он знал с самого начала, что мы не сможем выстрелить в него, потому как решительно шел к нам, осторожно переступая через тела. Когда он оказался рядом, то остановился и произнес на арабском, который я понимал:
