Гылман Илькин - Восстание в крепости
Ашот шел к Бахраму, чтобы сообщить важную новость. Днем бы он не решился прийти к нему в дом, так как, по его собственному выражению, в это смутное время даже у стен появились глаза и уши.
Вот и ворота, знакомые Ашоту с детства. Он осторожно постучал.
Калитку открыл сам Бахрам. Увидя почтмейстера, он не мог скрыть удивления.
— Прошу вас! — приветствовал он гостя. — Очень рад видеть, редко вы к нам заходите!..
Ашот вошел. Бахрам пригласил его сесть на деревянную скамейку под ореховым деревом.
— Лучше пройдем в дом, — сказал почтмейстер.
Осторожность Ашота удивила Бахрама.
Миновав комнату, в которой лежала больная Айше, они вошли в комнату Бахрама. Здесь было темно, лишь слабая полоска света проникала сквозь приоткрытую дверь из соседней комнаты.
Бахрам хотел принести лампу, но Ашот запротестовал:
— Не трудись, Бахрам. Так будет лучше. Слушай меня внимательно. Я знаю Улухана гораздо лучше, чем тебя. Но ты, я вижу, тоже неплохой парень. Именно поэтому я и пришел к тебе. Надеюсь, весь наш разговор останется между нами.
— Можете не сомневаться в этом.
— Я хочу сказать тебе одну вещь.
— Не беспокойтесь, я умею хранить тайну, положитесь на меня.
— Бахрам, в нашем городе происходят странные вещи. Всеми уважаемых достойных людей начинают преследовать, и кто — недостойные, скверные людишки. Короче говоря, мне приказали передавать властям письма некоторых жителей нашего города. Этого нельзя ни перед кем обжаловать, об этом нельзя нигде говорить. Таково распоряжение властей. Я решил рассказать об этом тебе, чтобы ты был поосторожней.
— Кто же эти люди, чьи письма вы должны передавать властям? — тихо спросил Бахрам.
— Сейчас узнаешь.
Ашот извлек из-за пазухи свернутый вдвое листок бумаги, развернул его и хотел прочесть Бахраму, но почерк был такой мелкий, что ему пришлось надеть очки.
— Здесь у меня пятнадцать фамилий. Первым идешь ты. Спешу сказать тебе, что я еще не передал им ни одного письма. Тебе только что пришло письмо от брата. Я захвавил его с собой. Вот оно. — Он протянул Бахраму письмо. — Ты спросишь, почему я так обеспокоен? Скажу откровенно, я знаю, что Улухан участвует в стачках. Здешний пристав, надо думать, рад бы содрать с него кожу. Вот я и подумал: мало ли что Улухан может написать тебе в письме. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
— Как мне отблагодарить вас?! Большое спасибо! Но что будет с другими письмами, которые будут приходить на мое имя? Вы будете передавать их мне?
— Я думаю, надо поступить иначе. Ты должен сообщить в Баку, чтобы на твое имя больше не писали. Не забывай, сегодня я работаю на почте, завтра — нет.
Совет Ашота показался Бахраму разумным. Пожалуй, это был лучший выход из положения. Но главным было то, что Ашот принес ему очень важное письмо, которое он ждал с таким нетерпением.
— Я воспользуюсь вашим советом, Ашот-ами. Все будет, как вы сказали.
— Кроме тебя, здесь есть еще несколько человек. По-моему, ты должен дать понять им, чтобы они нашли иной способ переписки с друзьями и родными. Скажу прямо, мне неприятно видеть в этом списке всех тех, кого я считаю наиболее достойными людьми. Пусть меня уволят с работы, но я должен был сказать об этом. Я вижу, вы — справедливые люди. Когда я слушал твою речь у могилы Кара Насира, по моим щекам текли слезы. Разве это хорошо, что власти преследуют людей за благородные поступки?
— Кто еще значится в списке?
— Твой друг Аршак, учительница Лалезар-ханум… Увидев ее фамилию, я изумился! Ну допустим, власти преследуют вас, мужчин, но в чем провинились женщины? Как можно быть непочтительным по отношению к такой честной женщине?! Муж умер в Сибири — ну и что? — Ашот покачал головой. — Да, мы живем в трудное время… Бахрам, может, ты сам оповестишь этих людей? Я не хотел был заходить к каждому. Не дай бог об этом узнают — плохо мне придется!..
— Спасибо вам большое! Я скажу всем этим людям. А для них сейчас нет писем?
— Для них нет. Ну я пошел, уже поздно. Сейчас такое время, что и по улицам ходить опасно.
— Это почему же?
— Да как же! Шел я к тебе, вдруг слышу, за кустами какой-то хрип, подошел, раздвинул кусты, вижу: на земле лежит городовой Власов, наш сосед, руки-ноги связаны, во рту кляп. Я развязал беднягу, помог подняться. Говорит, какой-то солдат напал на него, отобрал револьвер, а сам бежать!..
— Он приметил солдата? — спросил Бахрам с беспокойством.
— Не знаю. А почему ты спрашиваешь?
— Да так, любопытно…
Отняв у городового револьвер, Демешко темными переулками спустился к церковной площади. Вечерняя служба окончилась, но свечи в церкви еще не погасили.
Солдат остановился перед деревьями, огляделся, а затем, пригнувшись, прошел вдоль церковной ограды за церковь. Здесь, у подножия горы, стояли три огромные чинары, которые как бы образовывали высокую зеленую изгородь между церковью и горным склоном, по которому вилась дорога в крепость.
Демешко залез на среднюю чинару, примостился на толстом суку и принялся ждать.
Скоро в церкви погасили свечи. Кто-то, очевидно церковный служитель, прошел под чинарами и запер заднюю дверь храма.
Демешко облегченно вздохнул: итак, его никто не заметил. С вершины дерева он хорошо видел освещенную фонарями дорогу, ведущую в крепость. Она была совсем рядом, он отлично видел часового, расхаживающего перед главными воротами крепости. Сам же он был надежно укрыт от людских взоров густой кроной чинары.
Солдат осмотрел револьвер: в барабане было всего две пули. "Если я промажу, — подумал он, — мне придется худо, да и не только мне — всем нам".
Демешко ждал подполковника Добровольского, который, как ему было известно, сидел в гостях у пристава Кукиева.
Было уже поздно. Церковная площадь опустела. Солдат не видел ее, но хорошо слышал каждый шорох внизу.
Да, товарищи и не подозревают, что сегодня произойдет. Конечно, убийство Добровольского доставит им немало хлопот, но избавление от палача-подполковника пойдет всем на пользу.
"Весь батальон обрадуется, — размышлял Демешко. — Расправимся с этим извергом — кое-кто сразу станет помягче. Пусть знают, сволочи, что зверства не остаются безнаказанными!" Тут мысли Демешко оборвались: на церковной площади послышались шаги. Солдат осторожно раздвинул ветки чинары, стараясь увидеть тех, кто шел по площади. Он уже узнал шаги: одним из идущих был подполковник Добровольский, вторым, очевидно, его адъютант.
Миновав площадь, двое начали подниматься по дороге к крепости.
Демешко взвел курок, приготовился. Спустя несколько минут он увидел Добровольского и его адъютанта. До них было метров пятнадцать.
Вдруг подполковник Добровольский остановился. Демешко затаил дыхание. "Уж не заметил ли меня этот дьявол?" — подумал он.
— Можешь идти спать, — сказал Добровольский адъютанту. — Я доберусь сам.
Адъютант откозырял и пошел назад. Добровольский продолжал медленно подниматься.
Выждав, пока адъютант скроется за поворотом, Демешко стал целиться, он целил между лопаток.
Один за другим прозвучали два выстрела. Демешко видел, как подполковник, взмахнув руками, откинулся навзничь. Затем он увидел бежавшего вверх по склону адъютанта.
Мешкать было нельзя. Демешко начал спускаться с дерева. Когда до земли оставалось несколько метров, с головы его прямо в кусты упала фуражка. Он не стал искать ее, обогнул церковь и исчез в темном переулке.
В крепости и в городских казармах начался переполох. Солдатам было приказано, не одеваясь, выйти во двор и построиться. У ворот поставили усиленную охрану.
Когда полковой врач прибежал к месту происшествии, подполковник Добровольский был уже мертв.
Караульная рота во главе с поручиком Варламовым, окружив район крепости, обшаривала каждый куст, каждую канавку.
На перекличке выяснилось отсутствие солдата седьмой роты Демешко.
Утром тридцать солдат, в их числе Виктор Бондарчук, Григорий Романов, Сырожкин и другие, были взяты под стражу. Теперь уже никто не сомневался, что подполковник убит солдатом Демешко.
Наступило утро. Солдаты поручика Варламова вместе с городовыми рыскали по городу, заглядывая во все дворы. Они искали убийцу в домах, хлевах, конюшнях, в стогах сена. Солдаты штыками расшвыривали соломенные скирды на задворках домов.
Обыскали все, даже лавки, даже правительственные учреждения, даже мечеть, однако Демешко нигде не было.
Особое рвение в розыске проявил господин Тайтс. С личным его участием были произведены обыски в домах неблагонадежных людей, значившихся в его списке. Прежде всего он "нанес визит" Бахраму, затем — Лалезар-ханум.