Аркадий Крупняков - Москва-матушка
Сокол и Ивашка лежат на траве. Василько сорвал сухую былинку, откусывает от нее по малой дольке, выбрасывает изо рта. Ивашка уперся локтями в землю, положил рыжую лохматую голову на кулаки.
Время клонится к полудню. Звуки говорливого ручья то прорываются, то замирают в траве.
— Вот и дожила ватага до осени,— говорит Иваша.— Зима скоро.
— Скоро,— соглашается Василько.— Из шалашей придется в пещеру перебираться, землянки обладить. Дровишек сухих заготовить бы надо. Пойдут дожди да снега, тогда и обогреться будет нечем.
— Не о том заботишься, атаман. В лесу от холода не пропадем. Нам о еде думать надо. Сейчас на подножном корму живем, а зимой такую ораву прокормить надо.
— Эх, каждому бы соху в руки да поле ровное! — мечтательно говорит Сокол.— Истосковались по работе.
— Скажи-ка, Василько, кто мы теперь есть? И не разбойники, вроде, да и не честной народ.
Долго молчал Сокол. И заговорил медленно, словно не Ивашке отвечая, а своим думам давним:
— Не удержим мы их, Иваша. Летом и то чего нам стоило от лихих дел людей отводить, а как холод да голод прижмут —начнутся грабежи, убийства...
— Эх, атаман, атаман. Да ведь человеку надо фту указать, чтобы он в нее целился. А ты и сам своей цели не знаешь.
— Ты, верно, знаешь?! — зло бросил Василько.
— И я не знаю. Все думаю. Вот порешили мы спервоначалу на Дон пробраться. Всем это по душе пришлось. Но что нас ждет на Дону, никто не знает и не думает. А мы должны знать. Приведешь ты полтыщи голов на Дон, а потом что?
— Только бы привести. Скажу тогда: «Вот вам, соколики, Дон, а вот дороги. Идите с богом, кто куда. Я обещал вам волю — вот она, воля!»
В прищуренных глазах Ивашки хитринка. Почесывая в затылке, он скрашивает:
— И куда же подадутся твои вольные соколики?
— Мало ли куда. Свет велик. Иди всюду.
— И всюду неволя. Притопают они под Москву, а там на тебе: мой князюшка, хромой дьявол. Придут в земли украинские, а там Данила князь, а то и почище его — пан Август. Куда еще прикажешь вольному человеку податься? Ну, говори. Молчишь? Эх, Василько, Василько, расскажу я тебе, какой сон я однажды видел. Давно, в первые дни, как пришли мы сюда. Приснилось мне, будто нашел я в безлюдной степи город. И живут в том городе люди без князей, без старост и без воевод. Вольные, как птицы. И построили они дворцы невиданной красоты. А люд там, Василько, разный: и русские, и армяне, и греки. Даже фряги есть, и живут все мирно. И не ссорятся, и не воюют...
— Как понимают друг друга? Чай, языки разные.
— На ватагу нашу посмотри. Тоже языки разные, а живем. Не в том соль. С тех пор этот сон из головы у меня не выходит. Все думаю, как они там живут? Главный у них кто есть или нет? И стал я, паря, кажинную ночь придумывать, как бы все правильнее в этом городе устроить. И многое уже раскумекал. Правят, я думаю, в том городе выборные люди, и все как есть работают. Никому поблажки нет. И потому каждый живет счастливо... И дальше думы идут... Вот перетащим ватагу на Дон — начнем строить вольный город. Разнесется о нем по земле слава, сила к нам придет неисчислимая...
— То в мечтах хорошо все, Иваша, а в жизни... В жизни оно все по-другому... А вот и дед с Андрейкой идут. — Василько вскочил, шагнул навстречу деду Славко: — Заждались мы вас.
— В шалашах ватажники задержали меня. Изголодались люди по доброму слову.
— Землянку мы тебе уладили сухую, а ты, говорят, в шалашах ночуешь. Сыро там, опять простудишься.
— Верно ты сказал, атаманушка, в шалашах сыро. И от той прости на душах у людей плесень. А я вот хожу, где словом, где песней души людские обчищаю. Простите, что вас сюда позвал,— на людях к тебе, атаман, доступа нет.
— Это ты нас прости,— сказал Василько,— давно бы надо за советом к тебе прийти.
— Выслушай меня, старика, и не сердись. Среди ватажников ты бываешь дало, разговариваешь с ними только на кругу, много- за не знаешь. А с народом неладное творится. Ватажники меж со- бвй разговоры ведут нехорошие, есть такие — к разбою тянутся. К Ионаше присмотрись. Шуткой да прибаутками умы людские подтачивает, алчность у людей разжигает, среди разных языков сеет рознь. Человек этот — не от добра... Чтобы с ватагой сладить, ясный путь ей указать надо и идти по нему неуклонно.
— Цель у нас одна — на Дон. Но как с этой земли вырваться?— спросил Ивашка, прижимая Андрейку к груди.
— Зима, дед, надвигается. Как ватагу продержать, как перебиться до весны, с людьми что делать?
— До весны...— Дед вздохнул и долго не отвечал атаману. Потом заговорил, словно бы о другом:—Пахарь весну ждет —ему надо в поле выехать, воин весной в поход ратный идет — ему тоже весна душу тешит, а вам-то пошто весну ждать? Не пахари вы и не воины. Вам зиму поджидать надо. Вот пойдут после крещения холода, ветры лютые, бураны, метели. В степь ни один человек носа не покажет. Дорога на Дон открыта. Рукав междуморский ледком затянет — только и время на ту сторону перейти...
— Подожди, подожди, дед,— перебил его Ивашка,— ты, браг, тут такое завернул, надо поразмыслить. О том, чтобы зимой ча Дон идти, мы и не думали!
— Нет, деда, совет твой негож,— твердо сказал Сокол.— До Корчева дорога дальняя, а за ним еще длинней. Зимой на этой дороге кормиться нечем. С голоду помрешь.
— Перемерзнем все в степи. Одеты мы, сам видишь, для прилику,— заметил Ивашка.— Не одолеть нам того пути.
— Осилить надо,— стоял на своем Славко.— Пусть один из вас, ну хоть ты, Иваша, с верными ватажниками на озера за солью идет. Тут не так уж и далече. Заготовьте солонинки впрок,— с голоду в дороге не умрете. Из шкур звериных одежду теплую пошейте, авось, в пургу от холода и не сгинете. Придет пора — трогайтесь с богом.
— Может, и правильный совет твой, дед, однако не мне одному это решать. Круг соберем, послушаем, что ватажники скажут.
...Утром ватага собралась на круг. Шуму много было, разговоров, но совет деда Славко приняли. Решили Ивашку послать за солью, а ватажникам подтянуть животы, чтобы большую часть добытой на охоте дичи готовить впрок. Одни посоветовали мясо не только солить, но и коптить, другие предложили собирать орехи и коренья всякие, которых в окрестных лесах было множество.
ИОНАША ВАРИТ КАШУ
Не узнать теперь места у Черного камня. Лес поредел, вокруг скалы понарыли ватажники землянок, разбросали свои шалаши по берегу реки, понастроили навесы, клетушки и коновязи. Как у князя в вотчине. Все есть: и кузня, и шорня, и швальня, и кладовые. Мельницы вот, правда, нету, да она, вроде бы, и не нужна. Редко появляется зерно в ватаге. Все больше на мясе живут, охотой промышляют.
От поляны во все стороны протоптаны тропинки, а на берегу речки стоят котлы, где хозяйничает новый кашевар Ионаша.
Ионаша прижился в ватаге прочно. Новый повар удивил всех уменьем жарить добытую на охоте дичь, знал съедобные травы, коренья. Появились щи со щавелем, потом похлебка, заправленная поджаренным диким луком.
Теперь под началом Ионаши стояло три десятка «кормежников», людей, на обязанности которых лежало приготовление пищи. Первое время почти всю еду ватажникам предоставлял лес. Но когда на обедах стали появляться сладкий перец, пареная тыква, всем стало ясно, что заготовки вышли за пределы леса.
Сокол сурово спросил Ионашу, где он взял перец и тыкву. Веселый повар ответил, не задумываясь:
— На земле, атаман. Прости мою слабость — без пареной тыквы жить не могу. Если грека не кормить тыквой и хамсой — он умрет через неделю, клянусь богом...
Так шуткой и отделался.
Вечерами Ионаша выходил к самому большому костру, где сразу же собиралось много людей. До полночи не утихали там взрывы смеха. Умел повеселить своими рассказами ватажников хитрый кашевар.
И сегодня Ионаша толчется среди ватажников. В стане оживленно. Из Сурожа пришли шестеро стражников — аргузиев. Были они худы, оборваны — ватагу искали долго. Ватажники встретили их недоверчиво. Но когда узнали на кругу о том, что люди бежали
из тюрьмы, решили принять.
* * *
Ионаша помнил наказ хана — приблизиться к Соколу. Только к атаману никак не допускал его Ивашка, и потому задуманное дело двигалось медленно. Сам Василько относился к Ионаше, как и ко всем, а Ивашка почему-то недолюбливал грека. Если повар пытался давать атаману советы, Ивашка грубо обрывал его:
— Атаман правит ватагой, Ионаша варит кашу. Не в свое дело не суйся.
Проведал как-то Ионаша, что Сокол любит дочь сурожского купца, обрадовался. Наконец-то нашлось слабое место и у атамана. Надо учесть. При случае сгодится.
