Клыч Кулиев - Суровые дни (книга первая)
Распорядительница вложила руку невесты в ладонь жениха и, поочередно похлопывая молодых по спинам, начала ритуальную приговорку:
В белое и синее ее не одевай,
Хлебом ячменным ее не питай,
Языкастому в обиду ее не давай,
Ногастому пинать ее не давай.
Цветет, как майская роза, пусть,
Родит, как дыня-туршен, пусть.
Правая рука в масле будет пусть,
Левая рука в муке будет пусть…
Закончив приговорку, женщина отбросила покрывающее молодых одеяло и обратилась уже лично к Бегенчу:
Гелин мы тебе вручили,
Тебя мы аллаху вручили.
Крикнув: «Да обретете вы светлое счастье!», она вырвала кольцо из руки Бегенча и выскочила из кибитки.
Бегенч схватил лежавшую рядом плеть и, стегая всех, подвернувшихся под руку, выбежал вслед за ней. Парни помчались вдогонку. Оставшиеся девушки и женщины посмеивались над теми, кому досталось от плети Бегенча.
— Вай-ей! — пожаловалась одна. — Стегнул так, словно змея по плечам проползла!
— Ничего, сестрица! — утешила ее молоденькая невысокая женщина, положив руку на плечо. — Мы каждый день терпим удары плети, а тебе досталось в шутку. Выйдешь замуж — тогда сегодняшняя боль покажется лаской.
Вернулись парни, ведя под руки Бегенча, усадили его опять рядом с невестой, начали подзадоривать:
— Заставь-ка ее снять сапоги!
— Куда ему! У него на это решимости не хватит!
— Хватит! Покажи, Бегенч, что ты настоящий мужчина!
Бегенч протянул одну ногу невесте, грозно приказал:
— Снимай!
Невеста безропотно схватилась обеими руками за сапог, потянула. Но парни постарались навертеть на ноги Бегенча столько портянок, что сапог не снимался. Сообразив в чем дело, девушка дернула резко и, не удержавшись, вместе с соскочившим сапогом опрокинулась на спину.
— Ай, молодец, гелин-джан! — со смехом дружно приветствовали ее парни. — Давай, второй тащи!
Бегенч протянул вторую ногу.
— Не расслабляй ступню! — толкнул его в бок большеносый Тархан. — Разве к лицу джигиту так быстро уступать!
Бегенч так и сделал. Сколько невеста ни дергала, сапог не снимался. Тогда девушка решительно вскочила на ноги и потащила жениха к двери.
Поднялся невообразимый шум. Женщины наперебой кричали:
— Отпусти ногу, парень!
— За порогом очутишься, отпусти!
Парни в свою очередь не сдавались:
— Не отпускай, Бегенч!
— Отпустишь — трусом будешь!
Но Бегенч все же сжалился над своей невестой и ослабил ногу. Девушка с силой сдернула сапог и отбросила его в сторону.
По толпе собравшихся прошел гул одобрения.
Теперь невеста должна была развязать у жениха кушак.
Бегенч поднялся во весь рост, сцепив над головой руки. Невеста принялась искать конец кушака, искусно запрятанный парнями. Это оказалось нелегким делом, и одна из девушек, та самая, которая жаловалась, что ее сильно ударил Бегенч, попыталась помочь. Но парни не разрешили: пусть сама невеста свою сноровку показывает.
Конец нашелся, но туго затянутый узел невозможно было развязать руками. Девушка вцепилась в него зубами.
Парни захохотали.
— Эй, гелин-джан, зубы не поломай!
— Беззубая жена кому нужна!
Невеста справилась с узлом и стала обвязывать кушак чалмой на голову Бегенча. И — снова смех:
— Ой-ей, осторожней, невеста! У него болячка на голове, не задень!
— У него голова паршивая, руку испачкаешь!
Почти завязанную чалму сшибли с головы Бегенча, но тут поднялся Тархан и сказал:
— Кончайте! Невеста, дай бог не сглазить, молодцом оказалась. Счастье Бегенча, если она не оседлает его, как скакового осла!
Женщины проворно постелили в глубине кибитки постель, усадили на нее молодых и накрыли их одеялом, Илли-хан взял плеть и принялся выгонять всех из кибитки, прикрикивая:
— Р-р-расходитесь п-п-по домам!.. Б-б-быстро!
Бегенч запер дверь за последним гостем, потушил одну лампу, а вторую, прикрутив фитиль, поставил на очаг. Когда он вернулся к жене, та, не шевелясь, покорно ожидала своего повелителя.
Бегенч в волнении замер перед ней. Он знал только ее имя. Когда она снимала с него сапоги и развязывала кушак, он обратил внимание на маленькие, почти детские руки и на гибкий тонкий стан, но лица, закрытого халатом, разглядеть не сумел. И вот сейчас… Но он не решился сорвать с нее покрывало.
— Джерен-джан, ты не сильно ушиблась, когда упала? — спросил он, взяв девушку за руку.
Рука дрогнула, но Джерен ничего не ответила.
— Почему молчишь, Джерен-джан?
Душевное волнение девушки было не меньше, чем у джигита. Она так же, как и он, горела желанием поскорее увидеть своего мужа, узнать, что преподнесла ей судьба. Когда она развязывала кушак Бегенча, то могла бы взглянуть на его лицо. Но так и не подняла ресницы.
Бегенч осторожно приподнял край халата, накинутого на голову Джерен. Она не сопротивлялась, только еще ниже опустила голову.
У Бегенча отлегло от сердца: тетка Дурсун не обманула; Джерен действительно была очень мила и красива.
Он взял ее за подбородок и приподнял опущенную головку. Большие прекрасные глаза глянули на него покорно и ласково, словно говорили: «Вот я вся перед тобой, — смотри. Не знаю, нравлюсь ли я тебе такая, а ты мне нравишься, джигит, ты оказался куда лучше, чем я ожидала».
Бегенч потянулся к ее губам, и они доверчиво раскрылись ему навстречу.
Перевалило за полночь.
Весь аул уже забылся глубоким сном. Только Бегенч и Джерен не спали, наслаждаясь неожиданно пришедшим счастьем. Редко бывает, когда:жёних и невеста, до свадьбы не знавшие друг друга, при первой же встрече испытывают чувство, если не любви еще, то взаимной симпатии и близости. Они радовались, что оба оказались молодыми, красивыми, здоровыми и благодарили судьбу. Особенно Джерен. Бегенчу хоть тетка на все лады расхваливала невесту: и пригожая, мол, она, и работящая, и род их плодовитый, А вот бедняжке Джерен не очень верилось, что ей выбрали молодого и приятного на вид, ласкового в обхождении мужа: достаточно наслышалась она, как бессовестно обманывают бедных девушек. И вот, к счастью, ее, кажется, не обманули. И она с радостью чувствовала, как в сердце просыпается любовь к Бегенчу.
Лаская ее, Бегенч вслух мечтал, как прекрасно заживут они, какое ладное хозяйство заведут. Джерен слушала его с легкой улыбкой на утомленном лице, веки ее медленно тяжелели и падали, чтобы сразу же испуганно взметнуться кверху.
— Спи, любимая! — прошептал Бегенч, жадно вдыхая волнующий запах ее щек, — Спи спокойно. Я буду охранять твой сон. Ни злой человек, ни злой дух не подойдут к твоему изголовью, пока я с тобой.
И вдруг Бегенч насторожился, прислушался. Неясный тревожный шум нарастал за стеной. Сначала был слышен лай осатаневших от ярости собак и неясные человеческие голоса, потом раздался отчетливый крик, от которого нашлось сердце: «Люди, вставайте! Кизылбаши напали! Вставайте!..»
Бегенч подскочил, как ужаленный змеею, кинулся к сапогам.
— Что за шум, милый? — спросила не успевшая толком уснуть Джерен. — Что случилось?
Бегенч торопливо — без портянок — обулся, схватил саблю.
— Не бойся, Джерен-джан! Только дверь запри изнутри и никому не открывай!
— Не оставляй меня одну, Бегенч! Я боюсь!
Уже с порога он вернулся к ней, обнял, близко заглядывая в глаза:
— Все будет хорошо, милая! Я не оставлю тебя одну…
Прибежала растерянная Сабыр — мать Бегенча. Она
заперла дверь за сыном, обняла плачущую невестку:
— Успокойся, дитя мое… Успокойся, Джерен-джан… Аллах милостив.
Шум, начавшийся на восточной окраине села, мгновенно перекинулся на западную. Плач женщин и детей, крики мужчин, ржание коней и лай собак, — вся эта волна ночного ужаса подкатывала все ближе. Несколько человек с криком пробежали мимо кибитки. Сабыр теснее прижала к себе Джерен, не в силах удержать слез, исступленно зашептала:
— О аллах пресветлый! Прояви милость свою…
Близкий лязг сталкивающихся сабель заставил ее оборвать молитву и прислушаться. Донесся задыхающийся голос Бегенча:
— Джерен!.. Мама!.. Выходите из кибитки!.. Бегите к оврагу!..
Джерен метнулась к двери и выскочила на улицу. вое что она увидела, был Бегенч, отступающий перед двумя здоровенными кизылбашами.
Не помня себя, Джерен схватила стоявший у порога узкогорлый кумган с водой и кинулась на выручку Бегенча. Но не приспособлены для схваток женские руки — кумган, которым она метилась в голову кизылбаша, не долетев, упал на землю. Второй кизылбаш, почти не глядя, махнул в ее сторону саблей. На волосок от лица тонко свистнул рассеченный воздух. Она отшатнулась.
— Джерен! — сердито закричал увидевший ее Бегенч, отмахиваясь саблей от наседающих врагов. — Уходи отсюда!.. Мама! Уведи ее!..
