Валерий Горбунов - Секреты для посвященных
Идти куда-то жаловаться, опровергать вздорные обвинения, доказывать, что он не верблюд? Нет. Увольте. Этого он делать не будет. У него опустились руки. Отец перестал работать. А это означало, что он перестал существовать.
Уезжая на полигон. Вячеслав оставлял отца в подавленном состоянии. Взгляд потухший, под глазами мешки. Ходит, с трудом передвигая ноги. «Приеду, обязательно сведу его к какому-нибудь профессору. Отправлю в санаторий». Подобными обещаниями он успокаивал свою совесть. А это было не так-то просто сделать. Болезненный удар отец получил от газетной братии, от того странного — всесильного и нередко безответственного — сообщества, к которому принадлежал его сын. От кого же отцу ждать помощи, как не от него? Но Вячеслав, хотевший поначалу вступиться за честь отца, даже предпринявший энергичные розыски, после долгих размышлений решил этого не делать. Ему показалось неэтичным использовать свое положение в журнале в целях, которые кое-кому могли бы показаться сугубо личными. Сработал неписаный кодекс поведения журналиста. И хотя отец немедленно согласился с ним («Конечно, сынок, я все понимаю»), у Вячеслава на душе кошки скребли.
Он ехал домой с чувством острого беспокойства за здоровье отца. Появление в их доме Леры могло означать только одно — отцу очень плохо. Но почему же так празднично сверкает квартира? А этот дразнящий запах из кухни? Что тут происходит?
Он поставил в угол кофр с фотоаппаратурой, сбросил куртку и быстрым шагом прошел в отцовский кабинет. Отец в новом халате (куплен он был давно, еще мамой, но отец его не надевал, предпочитал рабочую одежду — старые брюки и свитер) сидел в кресле, положив на подлокотники бледные руки с проступавшими на коже, как реки на контурных картах, голубыми венами. Его взгляд был устремлен на сына. Он выражал радостное ожидание встречи.
Вячеслав бросился вперед, опустился рядом с креслом на колени, обнял отца, прижался к нему. Волнение, подступившее к горлу, слезы мешали ему говорить. Он вдруг понял, что может потерять отца, как уже когда-то потерял мать. Острая боль кольнула в груди.
— Батя, дорогой… — всхлипывая, бормотал он. — Ты давай кончай болеть… Слышишь? Мы им всем покажем. Я это так не оставлю…
Слова его были лишены смысла, но отец понял: сын любит и жалеет его. Глаза старика тоже увлажнились.
— Ты приехал, Славик, теперь все будет хорошо, — тихо сказал он. И погладил сына по голове как маленького.
Легкий шелест шагов за спиной заставил Вячеслава оглянуться.
В дверях стояла Лера в мамином цветастом фартуке. Она посмотрела на коленопреклоненного Вячеслава, на старика, прижимавшего к груди голову сына, и ей самой захотелось разреветься. Но она сдержалась и сказала то, что и следовало сказать:
— С приездом! А теперь — всем мыть руки, и за стол! Обед готов.
— Эта девочка спасла меня, — с нежностью в голосе сказал отец. — Ее звонок раздался в критический момент. Меня прихватило. Я не мог даже дотянуться до лекарства. Хорошо, что телефон стоял прямо в постели. Я попросил ее приехать. И вот… Ты видел, что она сделала с нашей старой квартирой? И этот красивый халат — это тоже она заставила меня надеть. Я поселил ее в твоей комнате. Придется тебе, сын, разместиться здесь, в кабинете. А я — в спальне.
— Не надо беспокоиться. Вот покормлю вас и уеду.
Лицо старика выразило тревогу и огорчение:
— Уедешь? Куда? Домой тебе нельзя.
— К подруге.
— Никаких подруг! — заволновался старик, кровь прилила к голове, на щеках его появились красные пятна.
Лера подбежала к нему:
— Немедленно успокойтесь! Хорошо. Я никуда не уеду. Давайте я вам помогу встать.
— Я сам.
Вячеслав взирал на возникшую между отцом и Дюймовочкой перепалку с удивлением. Все это выглядело странным, очень странным. В свое время он целый год безуспешно пытался ввести в их дом Дину Ивановну, но у него ничего не вышло. Отец был с нею холодно вежлив, и только. А эта девчонка буквально за считанные дни очаровала его.
Выполняя Лерин приказ, они вымыли руки и уселись за стол. Тщательно выбритое лицо отца выглядело оживленным.
— Может, по рюмочке коньячку за встречу? — предложил он.
— А тебе можно?
— Двадцать граммов, чтобы расширить сосуды.
Лера поднялась с места, полезла в шкафчик и вынула из него бутылку армянского коньяка. Поставила на стол три хрустальных рюмочки на тонких ножках. «Да она тут распоряжается как у себя дома», — подумал Вячеслав. Он не знал — нравится ему это или нет.
— Ну как съездил, сынок?
Вячеслав коротко рассказал о своих впечатлениях от полигона. Спохватился:
— Да! Как я мог это забыть? Я рассказал генерал-лейтенанту Волкову о твоем вибробуре. Он говорит, что эта штука может заинтересовать военных. Обещал помочь.
Вячеслав думал, что отец обрадуется. Но он сказал:
— Когда-то я уже работал на войну. Это было в Северогорске.
— Да, да… Знаю, Луконников рассказывал. Что-то связанное с охраной кораблей от вражеских мин.
— Тогда была война. Враг ворвался в наш дом. Надо было защищаться. Победить. А сейчас… Речь идет о конверсии. Оборонные заводы начинают выпускать мирную продукцию. А ты предлагаешь поступить как раз наоборот: предназначенную для мирных целей технику отдать военным. Нет-нет…
Вячеслав во все глаза смотрел на отца. Они живут бок о бок более чем четверть века. И все же как мало он знает этого человека. И потому не устает удивляться его жизненным реакциям… А так ли уж они непредсказуемы, эти реакции? Внутри этого человека есть нечто, подобное устройству, которое движет ракету по четкой выверенной траектории. У этого «нечто» есть свое название: принципы…
— Но что же тогда будет с твоим вибробуром? — вырвалось у Вячеслава. — Он же может погибнуть!
Отец пожал плечами:
— Эта статья в газете, конечно, наделала бед…
— Вас оклеветали. Этого так оставлять нельзя! — с горячностью воскликнула Лера.
Отец посмотрел на нее с признательностью.
— Откуда тебе знать, егоза! — пошутил он. — А вдруг все написанное правда?
Вячеслав рассердился на Леру: «Могла бы и промолчать. Ей-то какое дело!»
— Ты побывал на ракетном полигоне, попал, так сказать, в святая святых. Тебе оказана большая честь, сынок, — сказал отец. — А теперь скажи: одностороннее разоружение, уничтожение ракет и все такое… Это не повредит нашей обороноспособности?
Вячеслав пересказал то, что услышал от Волкова.
— Конечно, нам трудно расстаться с представлением о том, что только военная сила может обеспечить нашу безопасность. Но ведь и для Востока, и для Запада война как средство решения существующих меж ними споров стала немыслимой. Значит, главным и для нас, и для них становится исключение возможности наступательных действий. А для этого нужны оборонные доктрины и паритет в вооружениях на возможно низком уровне. Этого надо добиваться прежде всего политическими средствами… А военные средства? Они у нас есть, можешь быть спокоен. Всего насмотрелся.
Пока Вячеслав говорил, Лера не сводила с него глаз. Внимательно слушал его и отец. С удовлетворением сказал:
— Ты сильно изменился за последнее время, сынок. Я рад этому.
6Вячеслав и Лера долго метались среди корпусов госпитального комплекса в Лефортове, молча, с думами о Дике, с чувством какой-то вины перед ним.
Наконец им удалось отыскать нужное им здание. То был небольшой, в два этажа, флигелек, сложенный из темно-красного кирпича, с белым орнаментом вокруг высоких овальных окон. Построен он был, должно быть, в начале века, а может, и раньше, но стоял крепкий, приземистый, неподвластный времени, плохому климату, людям. Правда, здесь хозяйничали люди военные, во всем любившие порядок (если и не любившие, то привыкшие к нему), поэтому дорожки были расчищены, клумбы цвели мелкими пестрыми цветами, здания выглядели почти новыми.
Они отыскали палату, где находился Дик. Он лежал похудевший, с темным на фоне белых простынь лицом. Но карие глаза его по-прежнему взирали на мир угрюмо и недоверчиво. Он поначалу обрадовался, увидев Леру, первой проскользнувшей в дверь, но появление вслед за нею Вячеслава согнало улыбку с его лица. Оно вновь приобрело выражение настороженности.
Чувство вины у гостей еще более усилилось.
Вячеслав поздравил Дика с предстоящей наградой:
— Медаль «За отвагу» тебе обеспечена, а может, еще и орден дадут.
Лера захлопотала, выкладывая из хозяйственной сумки обычные дары — фруктовые соки, апельсины, конфеты, печенье, банки со сгущеным молоком, бутылки с минералкой, а Дик все молчал, не сводя напряженного взгляда с Лериного лица. Вячеслав быстро почувствовал себя третьим лишним, но медлил, не уходил, он хотел расспросить Дика о состоянии здоровья, о дальнейших планах.
