Павел Багряк - Пять президентов
— В том-то и дело, комиссар, что из трёх миллионов жителей города такой грубой работой могли бы похвастать почти все.
— Худо, худо, — сказал Гард. — Вот что, Роберт, с меня хватит того, что есть, а на дачу пошли… ну, хоть бы Мартенса. Он у тебя под боком?
— В баре. Ты думаешь, справится?
— Если дело обстоит так, как ты говоришь, то у него не меньше шансов, чем у меня. Дай ему с собой собак и десяток агентов. Больше ничего нет?
— Слава Богу!
— Да, Роберт, а кто убит?
— Сейчас гляну. — Прошло секунд пять. — Какой-то Лео Лансэре, тридцать два года.
— Кто он?
— Сотрудник Института перспективных проблем.
— Да? — На этот раз паузу выдержал Гард. — Подожди, Роберт, это несколько меняет картину. Дай мне подумать.
Гард почесал трубкой затылок. Институт перспективных проблем был давно известен комиссару ещё по делу профессора Миллера, и по делу, связанному с пропажей Чвиза, и по убийству Кербера — короче говоря, если бы у Гарда спросили, какие люди или организации причиняли ему наибольшее количество хлопот, он, не задумываясь, ответил бы: притон госпожи Биренштайн, в котором периодически собирались все крупные гангстеры страны, и Институт перспективных проблем.
Гарду было уже не двадцать пять лет. Пора бы и утихомириться — такое решение подсказывало элементарное благоразумие, но там, где начиналось благоразумие, кончался комиссар Гард.
— Роберт, ты меня слышишь? Давай Мартенса сюда ко мне, здесь его встретит Джонстон и всё объяснит, а я сам поеду к этому, как его…
— Лео Лансэре, — подсказал Роберт.
— Ну и прекрасно. Высылай тогда собак, а количество агентов уменьши вдвое. Ясно?
— Как Божий день.
Гард выключил рацию.
Таратура уже был готов двигаться дальше, он всё понял и без специального разъяснения, и у него, как и у Гарда, забилось сердце и ноздри раздулись в предвкушении охоты. Таратура однажды чуть не лишился жизни из-за этого дурацкого Института перспективных проблем, не говоря уже о том, что по природе своей он был азартный игрок.
В течение трёх минут Гард отдал необходимые распоряжения и вышел, сопровождаемый Таратурой. Получасом позже чёрный «ягуар» комиссара уже тормозил у въезда в загородную дачу. Здесь царила атмосфера, характерная для подобных случаев, но она не способна была удивить Гарда или хоть как-нибудь возмутить его профессиональное спокойствие. Небольшой тёмный двор был освещён фарами полицейских машин, успевших прибыть чуть раньше комиссара. Слышался приглушённый говор множества людей, тот самый, который режиссёры кино называют «гур-гуром». Ходили полицейские в штатских костюмах, хлопали двери, работали видеокамеры, вероятно снимающие всё подозрительное, что бросалось в глаза. И между тем Гард знал, что где-то там, в доме, есть комната, в которую никто не входит — по крайней мере с тех пор, как туда вошёл убийца, а затем первый обнаруживший преступление человек.
Там покойник.
Всё разложено на столе в полном порядке, не сдвинута мебель, не перевёрнуты бумаги, нет никаких пятен крови — никаких следов борьбы. Гард тут же оценил это обстоятельство, стоя у порога, ещё не переступив его. Молодой человек, неестественно высоко закинув голову за спинку кресла и вытянув вперёд ноги, сидел перед своим рабочим столом. Глаза были открыты. Их стеклянный взгляд произвёл на комиссара неприятное впечатление: это были глаза самоубийцы, отлично знающего, на что он идёт, и принимающего смерть как должное. Но вот — открытое окно, порванная штора, грязные следы на подоконнике: через это окно ушёл убийца. Он действовал в перчатках, это видно по расплывшимся следам на шее у погибшего, но действовал грубо, прямолинейно, решительно. Лео Лансэре не успел, вероятно, даже привстать с кресла, к нему подошли сзади и без слов схватили за горло.
— В морг, на вскрытие, — коротко приказал Гард. — Кто из свидетелей есть в доме?
— Вас ждёт супруга убитого, — сообщил агент. — Она в соседней комнате. Говорит, что знакома с вами.
«Возможно, — подумал Гард, направляясь в указанную ему комнату. — Хотя, впрочем, чем выше занимаемый пост, тем меньше знакомых…»
На кушетке полулежала женщина, которой на вид можно было дать не менее сорока лет. Комиссар сразу узнал её и тут же понял, что час мучительных переживаний на целые годы состарил лицо этой миловидной дамы.
— Луиза? — сказал Гард, подходя и присаживаясь на край журнального столика. — Меньше всего ожидал встретиться с вами после дела Кербера… Ну успокойтесь, не надо плакать, теперь уж ничего не исправишь.
«Напрасно, напрасно я всё это говорю, — подумал про себя Гард. — Её ничто сейчас не успокоит. Бедняжка…»
С момента их последней встречи прошло не менее пяти лет. И — нате вам, такая неожиданность: Луиза — супруга Лео Лансэре! Н-да, человечек она не простой, быть может, несколько авантюрный. Но сейчас, в эту минуту. Гард был далёк от подозрения, видя распухшее от слёз лицо Луизы.
— Я пришла к нему в комнату… — начала было рассказывать женщина, но Гард остановил её:
— Не надо, Луиза, вам следует прийти в себя, успокоиться, потом поговорим.
Луиза несколько раз всхлипнула, тяжело вздохнула и вдруг резко села на кушетке:
— Комиссар, я, кажется, знаю, кто это сделал!
— Спокойно, спокойно, Луиза, я никуда не тороплюсь, — сказал Гард.
У него был неисчерпаемый запас доброжелательности. Другой полицейский, зная прошлое Луизы, немедленно «взял бы её на мушку», как говорил покойный Альфред-дав-Купер. Но за тем пределом доброжелательности, за которым у прочих людей начинается подозрительность, у Гарда ещё был кусочек терпения.
— Не надо, Луиза, я никуда не тороплюсь, — ещё раз сказал Гард.
2. ДНЕВНИК
Было за полночь. Чистое ночное небо заволокли тучи, и по стёклам застучал совсем не весенний дождь. Гард сидел за столом и молча рассматривал толстую тетрадь — записи Лео Лансэре, найденные в одном из ящиков стола среди бумаг.
Мягко светила неяркая лампочка под зелёным колпаком. В гостиной, обставленной с довольно наивной претензией на шик, затаилась тишина, и можно было подумать, что комиссар полиции проводит в этом уютном местечке свой очередной уик-энд, если бы не полицейский, стоящий неподвижно у окна, и ещё один — у двери, и ещё трое, сидевших в креслах, расставленных по тёмным углам. И ещё оцепеневшая Луиза, сжавшаяся в комочек на диване. Пожалуй, больше ничего не напоминало о трагедии, разыгравшейся здесь несколько часов назад.
Комиссар вновь попробовал представить себе, как это было. Неизвестный неслышно проник в кабинет, подкрался к сидевшему за письменным столом Лансэре и сомкнул на его горле пальцы в перчатках. Через какие-то мгновения Лансэре исчез, остался лишь труп, безразличная ко всему мёртвая оболочка. И в это время за дверью неизвестный услышал шаги — это были шаги Луизы. Что ещё успел сделать убийца за те секунды, которые понадобились Луизе, чтобы открыть дверь? Неизвестно. Во всяком случае, Луиза увидела только, как он выпрыгивал в окно и как его длинная тень скользнула по слабо освещённому двору. Долго ли преступник находился в кабинете? Три минуты, час, сутки? Пришёл, чтобы убить, или долго сидел, спрятавшись за портьерой, и терзался сомнениями?
К сожалению, обо всём этом Гард не мог знать. Следов убийцы не было. Никаких. Даже на клумбе, что была внизу под окном. Очевидно, убегая, он сумел сразу допрыгнуть до твёрдой каменистой дорожки. Ну что ж, довольно сложный прыжок уже можно расценивать как своеобразную улику, как чрезвычайно слабый, но всё же след!
И ещё одна загадка. Убийца ничего не взял: ни денег, что лежали в незапертом ящике письменного стола на самом верху, ни дорогого обручального кольца с пальца жертвы, ни даже крохотной гравюры кисти Реальда Кира. Впрочем, одну вещицу преступник всё же захватил с собой: старинные карманные часы, напоминающие по форме луковицу. Это была сущая безделушка, не имеющая никакой стоимости, — память о деде Лео Лансэре, который несколько десятков лет назад ещё пользовался этой серебряной луковицей. Пропажу часов довольно скоро обнаружила Луиза, после того как комиссар попросил её внимательно осмотреть все вещи и предметы, находящиеся в комнате. Она бы не заметила и этой ничтожной пропажи, если бы не знала о том, что покойный последние три-четыре месяца играл часами, как играют малые дети. Зачем убийце понадобилось это старьё? Возможно, часы просто попали ему под руку, а большее опустошение он не успел сделать, напуганный приходом Луизы? Или это был трюк, долженствующий своей алогичностью увести полицию на ложный путь расследования? Или, преследуя какие-то особые цели, личные или политические, преступник имитировал ограбление, — и такое бывало в практике Гарда.
Увы, обо всём этом можно только гадать без всякой надежды на успех. Вот только дневник Лео Лансэре, о существовании которого не знала даже Луиза, — быть может, он прольёт какой-нибудь свет на происшедшее?
