Александр Хьелланн - Праздник Иванова дня
Услышав слова «народный праздник», амтман подскочил на месте, готовый выполнить все, что от него потребуют. После того как его великий предшественник, амтман Хьерт, которого он всегда считал образцом, достойным всяческого подражания, возвысился до поста министра, а затем, вместе со всем кабинетом, вынужден был уйти в отставку, уступив место представителям оппозиции, то есть людям, которые в буквальном смысле слова поднялись из народных низов, — после того как нынешний амтман все это пережил, не было такого дела, на которое его нельзя было бы склонить, сказав, что оно «народное».
Поскольку же на сей раз слова эти были произнесены самим директором банка Кристиансеном — одним из тех немногих, кого по сей день можно было причислять к столпам общества, то рвению амтмана выполнить все, что от него потребуют, не было предела — будь то праздничная речь или первый танец на эстраде. Он даже охотно стал бы прыгать на виду у всех, по пояс завязанный в мешок, если бы ему сказали, что народ этого хочет.
Но амтман был крайне удивлен, узнав, что Кристиансен не входит в состав праздничного комитета, а является всего лишь, как он сам себя назвал, добровольцем. Такого положения амтман уж никак не мог ни понять, ни принять. Безусловно, не может быть никакого сомнения, что именно они оба должны участвовать в этом начинании. Ведь нельзя же организацию праздника, который обещает быть столь многолюдным, отдать на откуп тем молодым людям, которые его затеяли, быть может, по легкомыслию.
— Надо, чтобы в этот комитет вошел кто-нибудь от духовенства, — сказал Кристиансен.
— Да, кстати, как к этому относится пастор Крусе? — спросил амтман и вдруг как-то оробел. — Ведь он совсем упустил из виду эту сторону вопроса.
— Говорят, хорошо, — ответил Кристиансен.
— Да его сейчас и в городе нет. Он отправился в поездку, читать проповеди, — сказал амтман, и оба господина ухмыльнулись.
— Едва ли будет уместно привлечь к этому делу кого-нибудь из старших городских священников.
— Да! Давайте лучше остановимся на моем соседе, — предложил амтман. — Это очень живой молодой человек, как раз в меру набожный для такого дела.
Они посмеялись над тем, что, таким образом, сами ввели себя в праздничный комитет. Но ведь не мог же он в самом деле состоять из одних юнцов, не имеющих никакого общественного положения. Возглавить такое дело было просто их долгом.
Пастор Дуппе проживал через два дома от амтмана. В город он прибыл недавно и потому не успел еще бросить игру на скрипке. Музицировал он в столовой, чтобы не беспокоить жену, которая на днях родила. Супруги Дуппе были молоды, и пока у них было всего только четверо детей.
На стук никто не ответил, поэтому амтман и директор банка сами вошли в прихожую. Через приоткрытую дверь они увидели священника, который увлеченно, но под сурдинку играл в столовой на скрипке. Ноты он пристроил на буфете, где, кроме того, стояла тарелка с недоеденной кашей и чернильница, да лежала горсть медных монет. Молоденькая няня и трое малышей возились под столом.
Когда пастор, наконец, заметил, что кто-то вошел, а потом увидел, кто именно, он от стыда и смущения готов был разбить свою скрипку. И прошло немало времени, прежде чем он настолько пришел в себя, чтобы понять, что же, собственно, от него хотят. Но тогда он вновь пережил потрясение, на этот раз уже потому, что два самых влиятельных человека в городе обращаются к нему по такому поводу. Он все благодарил и благодарил, и его впалые щеки даже порозовели от волнения.
Они договорились встретиться в шесть часов вечера в клубе и в полушутливой форме предложить без обиняков свою помощь молодым людям.
После ухода важных гостей пастор влетел в комнату жены и рассказал ей о той чести, которой он удостоился, о том счастье, которое выпало на его долю. Это было для нее большой радостью, так как она все время опасалась, что ее муж не сумеет завоевать себе положение в городе, где так много священников.
Наверху, в уютном малом зале клуба, в шесть часов вечера собрались Гарман, Холк, Ивар Эллингсен и двое его друзей: владелец шапочной мастерской Серенсен и полицейский Иверсен.
Томас Рандульф явился последним, и едва он успел рассказать об утреннем разговоре в банке, как раздался стук в дверь, и на пороге появились амтман и пастор Дуппе.
Все поднялись со своих мест с несколько растерянным видом. На столе были бутылки с вином и сигары. Но амтман пребывал в этот день в особенно народолюбивом настроении.
Он откровенно признался, что пришел просить принять его в члены праздничного комитета. Его молодой друг, пастор Дуппе, тоже хотел бы войти в комитет. Быть может, они смогли бы способствовать успеху общей работы комитета… Во всяком случае оба были бы счастливы внести свой посильный вклад…
Инициаторы праздника отмалчивались, и директор банка Кристиансен, который в этот момент вошел в зал, сразу же почувствовал, что общий язык пока не найден.
Поэтому он не подхватил шутливого тона амтмана, а встал в позу и заговорил чрезвычайно торжественно и официально.
Сегодня с ним происходит нечто такое, чего никогда в жизни — он позволит себе это заметить — еще не случалось: он впервые намерен сам просить о принятий его в комитет. Он берет на себя смелость утверждать, что не имеет права попусту тратить свое время и свои силы, всем известно… и прочее… Но коль скоро дело идет о хорошем, полезном для всех деле, то… и далее в том же духе, словом, как он обычно выступает.
Говоря все это, Кристиансен то и дело обращался к Ивару Эллингсену и даже несколько раз назвал его «господин председатель», так что в конце концов тому пришлось «попросить разрешения заметить, что он не является председателем».
— Я считаю само собой разумеющимся, что господин коммерсант Эллингсен по праву должен быть председателем праздничного комитета, — сказал директор банка самым вкрадчивым голосом.
Амтман и священник поддержали это предложение. Шапочник и полицейский Иверсен, потрясенные тем, что находятся в обществе столь важных персон, только и могли что бормотать в ответ «да» и «конечно». А Кристиан Фредерик, солидно пощипывая едва пробивающиеся усики, сказал очень серьезно:
— Я также всегда полагал, что нашим председателем должен быть господин Эллингсен.
Ивар Эллингсен густо покраснел. С той минуты, как появился Кристиансен, он злился и думал только об одном — как бы послать Кристиансена ко всем чертям. Но предложение Кристиансена сбило Эллингсена с толку, да к тому же господин директор банка поминутно обращался именно к нему, причем обращался почтительно и вместе с тем по-товарищески: «Подумал ли господин председатель о приглашении муниципального оркестра? Не возражает ли господин председатель против фейерверка?» Все это привело Эллингсена в такое размягченное состояние, что он уже склонен был позабыть о своей ненависти к Кристиансену.
Молодой Гарман ухватился за слово «фейерверк» и тут же принялся во второй раз, специально для вновь прибывших, рассказывать, что он заказал по телеграфу в Гамбурге большую партию ракет. Но его расчетам, все необходимое для фейерверка успеют упаковать и погрузить на пароход, который должен прибыть сюда утром двадцать третьего июня. И теперь Гарман с нетерпением ждет парохода.
Директор банка долго расхваливал Гармана за распорядительность. А амтман, который в своем стремлении прослыть демократом не знал никакого удержу, приветливо спросил у шапочника, что такое он пьет. Это выглядит так аппетитно!
Шапочник был так потрясен, что выронил сигару изо рта. И Рандульфу пришлось ответить за него:
— Это, господин амтман, такая смесь…
Полицейский Иверсен со всех ног бросился за стаканами, Гарман заказал еще портера, и не прошло получаса, как весь комитет настолько сплотился, что не осталось никакого следа прежней неприязни между его старыми и новыми членами.
Рандульф все подливал из разных бутылок в стакан пастора Дуппе, глаза которого после каждого глотка становились все более и более нежными. Пастор сидел, блаженно улыбаясь и не выпуская изо рта огромной сигары, хотя, вообще говоря, он терпеть не мог сигары.
В разговоре Кристиансен упомянул, между прочим, имя редактора Левдала. Господин Левдал, говорят, тоже участвует в организации праздника?
На это Кристиансену ответили, что Левдал, в силу своего положения, не может, конечно, открыто войти в состав комитета. Но кандидат Холк, который с момента появления амтмана старался держаться в тени, включился здесь в общий разговор и рассказал, что Левдал намерен пропагандировать праздник, поместив о нем статью в газете.
— Вот это было бы очень хорошо, — заметил директор банка и многозначительно переглянулся с амтманом.
Теперь подготовка к празднику пошла полным ходом. А поскольку праздничный комитет был таким солидным и авторитетным, то все, что делалось в городе для праздника — и крупные мероприятия и мелочи, — тоже приобретало солидность и авторитет. В тот же вечер в собственной газете пастора Крусе появилась благожелательная статья о предстоящем народном празднике в «Парадизе». Это развеяло последние сомнения многих жителей города, в том числе и сомнения директора банка, который отдался подготовке праздника с таким энтузиазмом, словно готовилось празднование его именин.
