Александр Хьелланн - Праздник Иванова дня
Ларсен, компаньон Эллингсена, был холостяком и увлекался, если не считать торговли, только парусным спортом. Зато Эллингсен, как человек семейный, был не чужд честолюбия. Он вырос в этом городе и знал его как свои пять пальцев. Поэтому он прекрасно понимал, что в такие тяжелые времена успех дела решают не только хорошие товары и доступные цены. Обидится из-за пустяка какая-нибудь служанка или привлечет ее что-нибудь в другой лавке, и вот уже весь поток покупательниц устремляется по новому адресу. Сколько раз ему приходилось наблюдать, как весь город вдруг ни с того ни с сего кидается на какой-нибудь один сорт кофе, пренебрегая всеми остальными.
В такие времена, когда люди мало покупают и еще меньше платят, надо быть особенно начеку. Эллингсен и Ларсен были начеку. Они старались поддерживать добрые отношения со всеми, начиная с прислуги и кончая священниками, и уж, конечно, Мортен Крусе получал от них к праздникам увесистые корзины с продуктами.
Именно поэтому Ивару Эллингсену так захотелось позволить себе небольшой бунт против всесильного директора банка. Особенно опасных последствий это иметь не могло.
Вечером Эллингсен отправился в клуб, — его туда недавно приняли, — чтобы встретиться с Томасом Рандульфом.
— Так вы организуете праздник, Рандульф? — спросил он без обиняков, подойдя к Рандульфу, сидевшему у окна в клубной библиотеке.
— Да, — сухо ответил Рандульф; этот вопрос ему задавали весь день.
— Не справиться вам с этим делом без помощи опытных людей. Кандидат Холк еще не обжился в нашем городе, а Гарман слишком молод. Нужно, чтобы среди организаторов был кто-нибудь посолиднее, из коренных жителей.
Рандульф с любопытством взглянул на Эллингсена, а тот добродушно ухмыльнулся.
— Ну да, я предлагаю вам свои услуги.
— Милости просим! — радостно воскликнул Рандульф.
— Видите ли, — начал Эллингсен, пытаясь подражать тону, каким обычно говорил Кристиансен, — простому народу в самом деле невесело живется у нас в городе. Нужда, вызванная массовыми разорениями, заставила людей во всем себя ограничивать. Я сам не раз имел случай убедиться в этом, торгуя в своей лавке. Ни одного эре не тратится сверх самого необходимого. Но ведь нельзя, чтобы так продолжалось вечно. Не может же народ только и делать, что изнурять себя работой да копить деньги. Он должен иметь хотя бы небольшие радости и развлечения.
С этой мыслью Рандульф безоговорочно согласился, и тогда Эллингсен продолжил свои рассуждения — ему ведь так редко представлялся случай поораторствовать.
— Поэтому ваш замысел организовать праздник для бедноты, для так называемых простых людей мне кажется чрезвычайно правильным и даже превосходным.
— Мы бы хотели, чтобы в этом празднике принял участие весь город.
— Понятно. Но, надеюсь, мы обойдемся без знати? — испытующе спросил Эллингсен.
— Ну, они вряд ли придут. Главное, чтобы в празднике участвовал трудовой люд, бедняки и вообще все, вплоть до…
— …до уличных мальчишек, — горячо прервал Рандульфа Эллингсен. — Я сам был уличным мальчишкой. Да, да, господин Рандульф, еще каким отчаянным! Уж кто-кто, а я-то прекрасно знаю, что когда нам, уличным мальчишкам, запрещали участвовать в праздниках, — а ведь так почти всегда бывало, — мы устраивали черт знает что. Но стоило кому-нибудь оказаться настолько великодушным или разумным, чтобы пригласить такого сорванца повеселиться вместе со всеми, стоило приколоть к его груди праздничный бант или позвать его к столу, покрытому белой скатертью, да угостить куском пряника… О! Каким он становился тихим и послушным! Никто даже представить себе не мог, как он был счастлив!..
Тут Эллингсен вдруг густо покраснел, почувствовав, что слишком увлекся. Но когда он увидел, что на лице Рандульфа нет ни тени насмешки, он решился признаться, что мечтал пригласить всех уличных мальчишек на праздник.
— Ведь в таком большом торговом деле, как наше, вы небось сами знаете, в ящиках и ларях остается пропасть всякого залежалого товара; в продажу он не очень-то идет, а для ребятишек это настоящее лакомство. Вот мы и раздадим его детворе.
— Хорошо, — сказал Рандульф, — вы обеспечите сладости, а я сейчас зайду к мадам Бломгрен и договорюсь с ней об организации буфета.
— Да, да, о детворе я сам позабочусь! — воскликнул Ивар Эллингсен. — Но имейте в виду — угощение мадам Бломгрен тоже должно быть очень дешевым. Ей надо выдать дотацию от праздничного комитета.
— Дотацию? Ведь мы предполагали все сделать так просто и скромно.
— Нет, совершенно необходимо собрать деньги в фонд праздника, вы же сами понимаете, — сказал Эллингсен.
Рандульфу на мгновение показалось, что их затея связана со слишком большими хлопотами. Но тут Эллингсен с готовностью предложил свои услуги, а для такого дела, как сбор денег, он был в высшей степени подходящим человеком.
Затем Рандульф прошел через кухню в комнату мадам Бломгрен. Мадам Бломгрен сидела у окна и читала газету. Она привыкла к тому, что Томас Рандульф заходил к ним запросто — иногда, чтобы заказать какой-нибудь особый ужин в малом зале, — но в последнее время это случалось значительно реже, — иногда просто немного поболтать с ней или с Констансе.
Когда мадам Бломгрен уразумела, наконец, о чем идет речь, она выпятила свою толстую нижнюю губу и сказала: «Народный праздник, господин Рандульф?!»
Рандульф объяснил ей намерения устроителей, но она смотрела на их планы весьма скептически, пока он не сказал, что убытки, связанные с дешевыми ценами, будут ей возмещены из средств праздничного комитета.
Только тогда ее суровое лицо с крупными чертами немного смягчилось. А так как она испытывала большое доверие к господину Рандульфу, то в конце концов согласилась принять его предложение и тут же принялась подсчитывать, какая ей потребуется дотация, чтобы приготовить приличные бутерброды с мясом, с сыром и с копченой лососиной по пяти эре за штуку. Дело осложнялось и тем, что погода стояла теплая и закупать большое количество свежего мяса было рискованно.
— Но ведь на ваше гулянье соберется куча народу, что же они все будут пить?
— Сельтерскую воду, фруктовые соки и слабое пиво, — ответил Рандульф.
— Сельтерскую воду и слабое пиво?! Ах, дорогой господин Рандульф, какой у вас странный праздничный комитет! — воскликнула мадам Бломгрен и рассмеялась.
И вновь Рандульфу пришлось объяснять, каким должен быть этот праздник. Но нижняя губа мадам Бломгрен так и оставалась выпяченной. Вот уже четырнадцать лет, как мадам Бломгрен была хозяйкой местного клуба, и поэтому она не могла себе представить праздника с сельтерской водой, соками и слабым пивом. Нет, решительно не могла!
Тем временем домой вернулась Констансе, и Рандульф сразу же призвал ее на помощь. Констансе провела вечер со своими подругами и теперь только и думала, что о празднике; она не оставила мать в покое до тех пор, пока та не дала окончательного согласия взять на себя устройство буфета в «Парадизе» в Иванову ночь.
Но при этом мадам Бломгрен покорнейше просила господина Рандульфа не забывать о том, что она бедная вдова и взяла на себя все эти заботы единственно потому, что доверяет господину Рандульфу и уверена, что он будет защищать ее интересы и позаботится о том, чтобы она не понесла никакого убытка.
— Весь город соберется, мама, — убеждала ее Констансе, называя имена многих людей, которые намеревались отправиться в «Парадиз».
Она сняла свою соломенную шляпу, бережно повесила ее и, продолжая болтать с Рандульфом и смеяться, принялась поправлять волосы перед зеркалом, висевшим между окнами.
Констансе Бломгрен была такая же рослая, как и ее мать, но очень стройная, и движения ее были удивительно свободны. Она выглядела старше своих восемнадцати лет. Оттого, что с самого детства она помогала матери подавать в клубе, — правда, только днем, а не вечером, — она держалась увереннее своих сверстниц. Ее красота, достигшая уже полного расцвета, была, — во всяком случае так показалось сегодня Рандульфу, — почти вызывающей: особенно примечательны были пышные черные волосы и резкие брови над ясными ярко-голубыми глазами. А нежный румянец, сменивший обычную бледность, придавал в этот вечер ее лицу необычное выражение, поразившее Рандульфа, когда девушка вошла в комнату.
— А где же мне достать столько столов и скамеек? — спросила мадам Бломгрен.
— Возьмите нашу клубную мебель, — ответил Рандульф, который был председателем клуба.
— Нет, этого все равно не хватит. Знаете, у кого есть прекрасные столы? У пастора Крусе. Я их видела в молельном доме во время благотворительного базара.
— Мы пошлем к нему Констансе и попросим одолжить нам столы и скамейки, — предложил Рандульф. — Если вы его хорошенько попросите, Констансе, он не сможет вам отказать. Говорят, он неравнодушен к хорошеньким девушкам.
