Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая
«Нас спасла от гибели икона Умиления Божьей матери, которую мы при наших поездках в авто всегда возим с собой, — дополняет мужа Плевицкая. — И в день катастрофы я положила ее в карман левой дверцы. Удар пришелся как раз с той стороны. Как же после этого не верить в чудо!.. Интересно еще то, что, когда мы недавно посетили с мужем вечер дроздовцев, гадалка-француженка предсказала мне, что я проживу долго. Но узнав, что я езжу в автомобиле, она вдруг подняла палец и пророческим тоном произнесла: Attention! Attention![11]»
«От серьезных поражений головы и лица нас спасли безопасные стекла, которые в момент удара разлетелись в порошок. Весь пол автомашины был покрыт точно снегом», — добавил Скоблин. Известная певица сняла повязку и показала журналистам кровоподтек около глаза, который красноречиво говорил о том, какой опасности подвергались супруги. Воспользовавшись случаем, генерал Скоблин подробно рассказал интервьюерам о своих недавних поездках в Бессарабию и по балканским странам, где его принимали с неизменной теплотой и радушием... Газеты недоумевали: кто и почему охотился за первым заместителем начальника РОВСа? Кому понадобилось физическое устранение боевого генерала и очень популярной в Европе русской певицы?.. Подмечались и некоторые несообразности в рассказах Скоблина об автокатастрофе: поздний час, но было еще светло... грузовик, нанесший им сокрушительный удар, внезапно исчез неизвестно куда... Не пожелал остановиться, несмотря на знаки полицейских и чуть не десятка людей.
В том же 1935 году генералу Скоблину внезапно пришлось предстать перед офицерским судом чести по предъявленному ему обвинению в связях с... большевиками. Обвинения не подтвердились, и Николай Владимирович был реабилитирован. Позднейшие события 1937 года показали, сколь необоснованными были решения того поспешного организованного суда...
Вызываются свидетели — старшие руководителя Воинского Союза: Витковский , Экк, Шатилов, Абрамов, адмирал Кедров, капитан Смородин и другие офицеры.
Лидия Давыдовна Кутепова — жена первого начальника РОВса. Женщина с величественной осанкой, склонная к полноте. Неопределенного возраста, с лицом, на котором застыло горе. Непререкаемая законодательница мод, манер и тона среди жен офицеров Первого армейского корпуса. Типичная полковая дама
Софья Антоновна и генерал Антон Васильевич Туркул. Во времена гражданской войны двухметровый гигант-молдованин командовал Дроздове к им полком, затем — дивизией. Славился крайней жестокостью, цинизмом, сквернословием и любовью к массовым расстрелам пленных, которые производил лично. Антон Васильевич нарочито появлялся повсюду в полувоенной форме. Узкий френч, подчеркивающий его широкую грудь и мощные плечи, широчайшие галифе ярко-синего цвета, высокие, тонкого хрома бордовые сапоги выше колен делали его фигуру еще длинней, грозней я внушительней. Конец войны в годы пребывания в Европе нисколько не изменяли его грубой манеры, а общество, в котором он постоянно вращался, нисколько не трансформировало ни его лексикон, ни обычный тон его разговора, выдававшего в нем боевого рубаху-генерала, одно имя которого заставляло трепетать и красного казачину, и бесстрашного матроса-скитальца морей (порубал их немало в прошлые годы), и либеральствующего интеллигентика, так и не сумевшего разобраться с кем он — с Россией или против нее. И все же в дни процесса это был Туркул и уже не Туркул. Время оставило и на нем свои заметные следы. Гигант порой сутулился, кожа на шее стало дряблой, щеки сморщились и отвисли, как у старого, недавно еще доброго сторожевого пса — наподобие бульдога Макса, что сопровождал его на всех фронтах, а потом внезапно пропал, сгинул во время эвакуации из Крыма...
Суду присяжных были представлены адвокаты Плевицкой — Стрельников и Филонемко (в прошлом «комиссар» в правительстве Керенского, эсер).
3
Что же стало известно полиции?
Между девятью и десятью часами утра генерал Миллер вышел из своей скромной квартиры в Булонии. На нем был светло-серый костюм, весьма поношенная серая шляпа и бежевый габардиновый плащ английского фасона без пояса. В руках — темно-коричневый портфель. Ни в штабе РОВСа, ни в Галлиполийском собрании генерал Миллер не появлялся. Евгений Карлович был очень пунктуальным человеком во всем до педантизма. Если он задерживался, пусть не надолго, к семейному обеду, обязательно телефонировал — предупреждал жену и дочь о каких-либо непредвиденных обстоятельствах и непременно информировал о сроках своего возвращения.
В тот день Миллер домой не позвонил. Встревоженные родственники уже вечером обратились к полиции. Забеспокоились и в штабе РОВСа: в определенный час генерал не появился в офицерском обществе Северян. С заявлением выступил адмирал Кедров. Он безапелляционно заявил: «Миллер и Кутепов — несомненные жертвы большевиков». Направляясь на свидание с неизвестным лицом, Евгений Карлович, вероятно, считал его германским военным агентом в Прибалтике, сопредельной с СССР стране, несомненно располагающим важными сведениями. Из того факта, что начальник РОВСа не сообщил о встрече никому из своих сотрудников, Кедров делал предположение об обязательстве гея дола Миллера держать предстоящее свидание в абсолютной тайне, так как военный агент либо лицо его заменяющее, действовали без ведома своего начальства, под контролем французских агентов. И поэтому особо дорожили соблюдением тайны. Вероятно, у генерала Миллера в последний момент возникли определенные подозрения о ловушке, не перешедшие, однако, в уверенность. Он пошел на свидание один, чтобы не спугнуть «дичь», ограничившись лишь уведомлением своего сотрудника о том, что оставляет письмо на имя генерала Кусонского, которое должно быть вскрыто не ранее десяти часов вечера — в случае, если генерал не вернется и не заберет своего послания... Сейф начальника РОВСа был вскрыт в начале десятого. Извлечена записка, повергшая присутствующих в состояние растерянности и крайнего замешательства. В ней сообщалось: «У меня сегодня встреча в половине первого пополудни с генералом Скоблиным на углу улицы Жасмен и улицы Раффе. Он должен пойти со мною на свидание с двумя немецкими офицерами, вероятно, военными атташе при лимитрофных государствах Штроманом и с Вернером, служащими в здешнем посольстве. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устроено по инициативе Скоблина. Может быть, это ловушка и, на всякий случай, я оставляю эту записку. Генерал-лейтенант Миллер».
Кусонский и Кедров тут же вечером кинулись разыскивать Скоблина. Имея собственный дом под Парижем (никто, как оказалось, не знал — где), Скоблин, частенько приезжая на своей машнне, останавливался в скромном отеле «Паке» на улице Виктора Гюго. Они разбудили ничего не понимающую хозяйку. Она показала: «Супруги — наши старые клиенты. Обычно они приезжали под вечер и занимали комнату на день-два, реже — на несколько часов, до утра. Устроившись, приводили себя в порядок и обычно вскоре уходили. Но в последний приезд мадам меня разбудили: какой-то русский обязательно хотел видеть генерала Скоблина. Был второй час. Я указала ему номер месье на первом этаже. Он прошел вслед за мной, разбудил месье и минут через пятнадцать-двадцать оба они ушли. Больше месье Скоблин ко мне не возвращался».
Кедров вспоминал о ночном разговоре в помещении штаба РОВС, который он провел в присутствии генерала Кусонского, запротоколировавшего всю беседу.
Кедров (почтительно): Ваше превосходительство, вас спешно требуют на улицу Колизе.
Скоблин (недовольно): Я уже лег спать. Что там случилось?
Кедров: Генерал Миллер пропал. Вы, генерал, последний, с кем виделся начальник РОВСа. Поэтому и гфишлось побеспокоить вас. Просим прощения за столь поздний визит.
Скоблин: Это неверно, господа. Я видел генерала Миллера лишь вчера вечером.
Кедров: У меня имеется доказательство — у вас было назначено свидание с генералом Миллером в половине первого пополудни.
Скоблин (оскорбленно): Извольте немедля ознакомить меня с вашими доказательствами, адмирал.
Кедров: Вот. Прошу вас, письмо Миллера.
Скоблин: Нет, нет. Все это подделка, провокация. Я отвергаю. Письмо написано кем-то другим. Я даже таких улиц не знаю.
Кедров: Подумайте хорошенько, Николай Владимирович. Может быть, вы все-таки сообщите нам чтонибудь?
Скоблин: Уверяю вас, я ничего не знаю.
Кедров: В таком случае нам всем следует пойти в полицию.
Скоблин: Извольте, я готов. Хотя абсолютно не понимаю, в чем меня подозревают. В предательстве собственного начальника?
Кедров: Мы далеки от подобной мысли. Но не исключаем возможности, что начальника РОВСа завлекли в ловушку, пользуясь вашим именем, генерал.
Скоблин: Полагаю, вы не приставили к двери часового, который станет сопровождать нас в комиссариат?
Кедров: Мы трое должны немедля сделать общее заявление для полиции. И это все, что мы обязаны сделать в настоящих условиях исчезновения Евгения Карловича.
